Уходящий президент Медведев лично выйдет на первомайское шествие, устраиваемое совместно шмаковской Федерацией независимых профсоюзов, «Единой Россией» и прочими номенклатурными покровителями людей труда.
Не потеряна надежда, что в торжествах поучаствует также и Путин, которого «независимые профсоюзы» просили пожаловать на праздник рабочей солидарности со всей той почтительностью, с которой искательные подчиненные обращаются к своему начальнику.
Организаторам мероприятия вовсе не кажется неловким, что высшие чиновники государства возглавят акцию, которая возникла в прошлом как демонстрация силы, гордости и независимости простых работников.
Когда-то Уинстон Черчилль, отдыхая от политических трудов, занимался строительными работами в своем поместье и на вполне профессиональном уровне освоил кирпичную кладку. Его приятель, профсоюзный функционер, выписал ему членский билет профсоюза строителей. Но руководство профсоюза тут же аннулировало это решение, сочтя его унизительным для тех, кто, трудясь на стройках, зарабатывает этим себе на жизнь.
И тогда, и теперь западные профсоюзы видели и видят во властях и предпринимательских объединениях своих партнеров по переговорам, но никак не начальников и не коллег. У каждого своя роль, и сливаться друг с другом им незачем.
Годы глобального кризиса стали временем мощнейших трудовых конфликтов, особенно в странах ЕС.
Греческие профсоюзы ожесточенно сопротивляются практически всем мерам своего правительства по экономии расходов. В Испании месяц назад два крупнейших профцентра провели всеобщую забастовку против реформы трудового законодательства, которая упрощает процедуру увольнения работников. Даже в благополучной Германии забастовки или угрозы таковых на транспорте — постоянные аргументы в переговорах профсоюзов, властей и частных компаний.
В каждой отдельно взятой ситуации требования наемных работников могут выглядеть рациональными или преувеличенными, а то и вовсе утопичными, но сама возможность коллективно формулировать и защищать собственные интересы так, как они сами эти интересы понимают, удовлетворяет их чувство справедливости, структурирует общество, ставит предел аппетитам привилегированных групп и не дает властям оторваться от жизни.
В сегодняшней России официально учрежденные процедуры «защиты прав трудящихся» — такие же симулякры, как и прочие составные части путинской системы.
Трудовое законодательство формально не запрещает забастовки, но требует от организаторов такого числа предварительных подготовительных действий, что выполнить их практически невозможно. За весь кризисный 2009 год государственной статистикой в России была зафиксирована всего одна забастовка. Остальные тогдашние трудовые конфликты, включая пикалевские события, приостановку работы шахтерами в Ростовской области, голодовку стюардесс «Красэйр» и сотни других, вообще не были признаны трудовыми протестами.
ФНПР, возникшая путем переименования советского ВЦСПС, по своему происхождению и социальной природе является частью машины власти, а вовсе не профсоюзом. В реальных трудовых спорах ее функционеры почти всегда на стороне властей и нанимателей.
Российский бизнес, по крайней мере крупный, сам контролируется властями, обладает таким же, как у них, менталитетом и солидарно с ними воображает, что рядовые люди, они же наемные работники, вообще не могут быть носителями каких-либо заслуживающих внимания идей и уж тем более партнерами для неподдельных переговоров.
В отличие от первомайских шествий решение трудовых споров путем диалога с работниками категорически не вписывается в придуманные властями рамки. Но для вида такой диалог имитируется на федеральном и региональных уровнях в так называемых трехсторонних комиссиях, в которых чиновники с легкостью приходят к «компромиссным решениям» с собственными подчиненными из объединений работодателей и из ФНПР.
В золотые путинские нулевые, пока реальные заработки быстро росли и недовольных было мало, всех, кто не хотел «играть по правилам» и проявлял излишнюю настойчивость в трудовых спорах, довольно легко удавалось маргинализировать — примерно теми же способами, как и прочих гражданских активистов. Их увольняли с работы, избивали, отдавали под суд по различным экзотическим поводам, а те, кто присоединялся к организуемым ими акциям, попадали в черные списки.
Результатом этого вытаптывания всего живого стало то, что в суровые десятые годы общество вошло с острым дефицитом сильных и опытных неказенных профсоюзов, а власти и бизнес — без всяких навыков компромиссного разрешения трудовых споров, но зато с искусственно сбереженным шмаковским профцентром.
А тем временем количество конфликтов на рынке труда идет по восходящей. Центр социально-трудовых прав (ЦСТП), фиксирующий реально состоявшиеся трудовые протесты, сообщает, что первый квартал нынешнего 2012 года стал рекордным по числу протестных акций за все пять лет наблюдений. Темы трудовых конфликтов примерно такие же, что и во всем мире: уровень заработков, условия труда, гарантии занятости. Складывается и настоящий профсоюзный актив, выступающий на стороне работников, а не чиновников и нанимателей.
Трудовые споры приобретают размах, перестают быть исключительным явлением, но в этом как раз и признак нормализации. Это нормально, когда наемные работники заявляют о себе и выходят на общественную сцену. Ненормально, когда все молчат. Сооруженная властями искусственная действительность превращается в нелепый анахронизм. Самое время забыть о ней, повернуться лицом к жизни, учиться на равных разговаривать с людьми труда и считаться с их интересами и мнениями.
Вместо этого вожди возглавят ритуальное первомайское шествие, надеясь таким способом напомнить рабочему люду, кто его благодетели. А «трудящиеся» из номенклатуры ФНПР воспользуются мероприятием, чтобы продемонстрировать начальству свою полную с ним солидарность. Ведь других умений и навыков у них все равно нет.