Цивилизация
Хотя слово «стратегия» — одно из самых популярных в начальственном лексиконе, реальные действия властей диктуются вовсе не долгосрочными замыслами, а почти исключительно потребностями сегодняшнего дня. Заявления о спешной подготовке еще одной пенсионной реформы, словно их было мало в путинскую эпоху, объясняются вовсе не прозрением относительно ухудшающейся демографической ситуации в ближайшие тридцать – сорок лет. Это банальное раздражение из-за того, что федеральный бюджет вынужден помогать Пенсионному фонду огромными суммами, которым власти могли бы найти гораздо более интересное в их глазах применение.
В 2010-м, когда пенсии были торжественно увеличены премьером Владимиром Путиным, а страховые взносы собирались еще по прежним, довольно скромным, ставкам, трансферт из федерального бюджета в ПФ достиг 2,65 трлн рублей (26% федеральных бюджетных расходов). Надо было срочно что-то придумывать.
К 2011-му, казалось, нашли рецепт спасения. После резкого поднятия страховых взносов этот трансферт удалось уменьшить до 2,34 трлн рублей (21% федеральных бюджетных расходов). Но тут вдруг выяснилось, что экономика таких ставок не выдерживает, и их пришлось понизить, хотя и не до прежнего уровня.
Поэтому в нынешнем, 2012-м, установлен федеральный трансферт 2,89 трлн (23% федеральных расходов), а на 2013-й запланировано 3,15 трлн (тоже 23% федеральных расходов). Это значит, что расходы Пенсионного фонда только наполовину покрываются и будут покрываться страховыми взносами, а другую половину предоставит федеральный бюджет. Вдобавок в последние месяцы пришло осознание того, что новое повышение страховых ставок, задуманное было на 2014-й, протащить не удастся.
Вот после этого верховные умы и дозрели до мысли о радикальной пенсионной реформе, которая, как меч Александра Македонского, разрубила бы гордиев узел всех этих опостылевших проблем.
С обнародованием возможных сценариев реформы пришлось подождать до президентских выборов, которые волей-неволей прошли под категорические путинские обещания пенсии еще больше повысить, а вот пенсионный возраст ни в коем случае не поднимать.
На сегодня стали известны сразу несколько вариантов, причем, независимо от намерений конкурирующих авторских коллективов, ясно, что Кремль надеется получить в итоге такую схему, которая значительно и по возможности быстро уменьшила бы его финансовые обязательства. О наивности этих надежд будет сказано отдельно. Но сначала о том, действительно ли проблема урезания пенсионных расходов является в России такой актуальной.
Общие расходы Пенсионного фонда в нынешний и ближайшие предстоящие годы колеблются около 9% ВВП страны. Но эти деньги распределяются между 57 миллионами получателей многообразных пенсий и пособий, включая 40 млн пенсионеров, из которых, например, 3 млн не имеют трудового стажа и получают социальные пенсии, а 4 млн получают пенсии по инвалидности и по случаю потери кормильца.
В качестве страховых взносов в ПФ в этом году поступит около 5% ВВП. Это меньше, но не радикально, того общего объема обычных трудовых пенсий, выплачиваемых тем, кто в свое время такие страховые взносы платил сам (хоть и не напрямую, а через свои предприятия).
Так что если отделить систему государственного вспомоществования, которая и должна финансироваться из федеральных и местных бюджетов, а также и повышенные выплаты нескольким привилегированным категориям (чиновникам, например) от трудовых пенсий обычного типа, то никакого катастрофического дисбаланса между собираемыми страховыми взносами и выплачиваемыми трудовыми пенсиями нет.
И странно было бы искать схемы, ликвидирующие этот дисбаланс путем урезания финансирования трудовых пенсий. Тем более странно это выглядит в государстве, которое позволяет себе третьи в мире военные расходы; устраивает самую дорогую в истории зимнюю Олимпиаду; содержит больше военных, полицейских и сотрудников служб безопасности на тысячу жителей, чем в любой другой большой стране, да еще и с огромным размахом повышает им зарплаты. На фоне всего этого нет ни малейшего шанса, что пенсионеры и те, кто собираются ими стать, отнесутся с пониманием к начальственным мероприятиям, прямо или косвенно урезающим их пенсии.
Реальным пунктом общественной повестки является вовсе не сокращение доли пенсионных расходов в ВВП, а их рационализация. Большинство 55–60-летних сохраняют трудоспособность и еще несколько лет продолжают работать, получая одновременно пенсию. Около 10 – 11 миллионов человек по разным основаниям оформили пенсию досрочно, тоже в подавляющем большинстве сохранив трудоспособность и по факту продолжая работать.
Низкий средний уровень трудовых пенсий объясняется у нас в том числе и тем, что доля их получателей в населении страны заметно больше, чем, например, в западноевропейских государствах, несмотря на повышенное там число пожилых.
Постепенное ограничение круга получателей пенсий теми, кто реально по возрасту прекращает работать, при сохранении или даже увеличении общего объема средств, выделяемых на пенсии, позволило бы существенно поднять трудовые пенсии, профинансировать систему обслуживания пожилых и учесть фактор продолжающегося старения населения страны.
Но принятие подобной или какой-то другой новой пенсионной схемы, всерьез меняющей привычные порядки, возможно только в атмосфере общественного доверия. Когда люди соглашаются принять или сами выбирают для себя вариант, воспринимаемый как приемлемый, а не становятся объектами казенной пропагандистской кампании, наподобие стариков, которые накануне монетизации льгот восхваляли с экранов ее мнимые достоинства. Для успешного проведения реформы, которая не может всем одинаково понравиться, нужна честная, ответственная и уважающая народ власть.
Ну а если она другая, то вот что получается.
Сейчас циркулируют по меньшей мере три пенсионных проекта. Самый революционный из них опубликовал от своего имени Алексей Улюкаев, первый зампред Центробанка. Его воззвание, выдержанное в радикальных, почти истерических тонах, призывает к отмене страховых взносов (невероятный по щедрости дар бизнесу) и выплате из бюджета уже и не пенсий даже, а просто социальных пособий в размере прожиточного минимума. Это чрезвычайно выгодно капитанам экономики и достаточно выгодно федеральному бюджету, которому понадобится тратить на пособия меньше, чем сейчас на трансферты (при условии, разумеется, что прожиточный минимум станет определять наша официальная статистика).
Но десятки миллионов стариков такая реформа превратит в париев, живущих впроголодь или за счет взрослых детей. Это слишком противоречит представлениям людей о том, что допустимо, а что нет, чтобы такой проект был запущен в работу. Но координаты для дискуссии в верхах были заданы.
На таком фоне оба конкурирующих сейчас ведомственных проекта, Минздравсоцразвития и Минфина, выглядят верхом гуманизма.
Первый проект лучше всех прочих монтируется с массивом путинских обещаний о неповышении пенсионного возраста. Пенсию, при желании, можно будет оформить, как и раньше, в 55–60 лет. Только маленькую, напоминающую улюкаевское социальное пособие.
А сносную пенсию (нынешнего примерно уровня) можно будет получить, только проработав существенно дольше и выработав внушительный стаж. Иначе говоря, пенсионный возраст будет повышен, но в форме, позволяющей старо-новому президенту уверять, что именно на это он как раз и намекал, когда вскользь говорил, что не надо, мол, мешать людям, которые хотят поработать еще.
Сам по себе проект Минздравсоцразвития не лишен достоинств и разумных идей (например, предложение обложить повышенными ставками предприятия, консервирующие вредные производства и этим поощряющие ранний выход на пенсию). Но все портит пронизывающее его желание в целом сократить пенсионные расходы, усугубляемое к тому же широко распространенным в массах недоверием к самой этой структуре и ее руководительнице.
Проект Минфина менее замысловат и слегка напоминает немецкую пенсионную схему, довольно надежно там работающую. Трудовые пенсии в Германии финансируются в основном из страховых взносов, при довольно умеренных дотациях из бюджета. Пенсионный возраст может быть повышен (сейчас его увеличивают с 65 до 67 лет). Подавляющее большинство пенсионеров прекращают работать, а те, кто продолжают, получают пенсию в урезанном размере.
Что-то похожее наше финансовое ведомство прописывает и для России, рекомендуя примерно к началу 2030-х годов шаг за шагом поднять пенсионный возраст до 63 лет и отменить или уменьшить выплату пенсий работающим пенсионерам. Разница в одном.
У немецкого пенсионера пенсия – это по крайней мере две трети утраченного заработка (ради сохранения этой пропорции там как раз и повышают пенсионный возраст), а у нашего – одна треть. Схема Минфина, как и минздравовская схема, проникнута мыслью сократить государственные пенсионные траты.
Все эти внутренние противоречия и плохо замаскированные подвохи быстро вылезут наружу в ходе предстоящего прохождения всех этих версий пенсионной реформы через официальные инстанции, а также и через инсценированное сверху «всенародное обсуждение».
Кремль быстро уяснит, что любой, даже самый скаредный, вариант реформы на первых порах выгод бюджету все равно не принесет: такая реформа — дело небыстрое. А о том, что будет через десять лет, высшее начальство раздумывать не привыкло, его горизонт планирования не так велик. Поэтому в его отношении к пенсионной реформе возможны самые неожиданные зигзаги.
А широкие массы, убежденные, что власти всегда врут и ищут способ залезть к ним в карман, скорее всего, встретят в штыки любые казенные варианты пенсионных перемен, отбрасывая даже и то здравое, что в них может содержаться.
Осмысленный и достаточно уже назревший общественный компромисс мог бы заключаться в том, чтобы пенсионный возраст (стаж) понемногу увеличивался, а доля ВВП, идущая на пенсионное обеспечение, ни в коем случае не уменьшалась.
Вопрос только, как такого компромисса достичь. Ведь во властной системе Владимира Путина просто не предусмотрены силы, которые ставят общественные интересы выше лоббистских, да еще и полностью отсутствуют процедуры, позволяющие властям и обществу вырабатывать какие бы то ни было общеприемлемые решения.
