Подобное уже делали древние египтяне, римляне, викинги и майя. Теперь настал черед и московских властей. По сообщениям СМИ, где-то в центре города — может, на Таганке, а может, на Пушкинской площади — возникнет граффити-панорама размером 200 квадратных метров, которая отобразит победу над Наполеоном в Отечественной войне 1812 года. Префект ЦАО Сергей Байдаков возвестил, что, хотя техническое задание еще находится в стадии разработки, образы Кутузова и Наполеона точно войдут в панно. Говорят, в создании проекта будут участвовать около десяти команд художников. Граффити-панорама должна быть готова аккурат к юбилею Бородинской битвы, 7 сентября.
Намерения московских властей похвальны. Искусство граффити хотя и известно многим культурам уже несколько тысячелетий, но по-прежнему считается довольно новой художественной формой. В общем-то, даже на Западе ее признали искусством лишь в 80-е годы прошлого столетия.
Новость о планах создания граффити-панорамы вызывает некоторое удивление. У меня сложилось впечатление, что эта форма искусства еще недостаточно прижилась в Москве, чтобы власти надеялись прибегнуть к ней для достижения высоких политических целей.
Поскольку во всем мире граффити считается прежде всего протестным искусством и, не беря в расчет тупой вандализм, доставляющий столько хлопот владельцам частной и общественной собственности, воспринимается как таковое. Исследователи этого искусства исходят из того, что граффити выполняет функцию предупреждения об опасности и часто является термометром политической активности. Что особенно важно во времена политической нестабильности.
Московские власти, разумеется, нельзя заподозрить в желании с помощью граффити ввести в обиход общественного пространства политически заостренные темы. Поэтому не стоит предполагать, что граффити-панорама, посвященная Отечественной войне, будет содержать что-то неприятное для заказчика, например, антивоенные высказывания или критический намек на военные действия России в период новейшей истории. Так что «команды художников», делающих эскизы военной панорамы для ЦАО, работают в соответствии с руководящей линией госзаказчиков, а не по принципу свободного художественного выражения.
Именно граффити дает понимание того, насколько свободно искусство может выражать себя в той или иной стране. Западу пришлось пройти длинный и трудный путь, чтобы осознать это.
Долгое время история стрит-арта была историей запретов. До сих пор мало известно об активистах первой волны: они стремились к анонимности, чтобы избежать штрафных санкций. Об одном из, пожалуй, первых настоящих художников граффити, французе Жераре Злотыкамьене, широкая публика знает очень мало. Неслучайно искусство граффити зародилось в 30-е годы прошлого века в США как гангстерский арт. Знак «peace» внепарламентской оппозиции стал не только символом антивоенного движения, но до сих пор считается универсальным символом обезличенного протеста.
Сложный процесс примирения западных стран с искусством граффити демонстрирует судьба «цюрихского баллонщика» Харальда Нэгели. Нэгели рисовал по ночам на стенах цюрихских домов фигурки человечков до тех пор, пока не был пойман в 1981 году. После долгого следствия он был приговорен к крупному денежному штрафу и девяти месяцам заключения. Однако Нэгели удалось сбежать от ареста в Германию и некоторое время скрываться от международного розыска, пока его все же не схватили. Даже заступничество тогдашнего федерального канцлера Вилли Брандта и художника Йозефа Бойса ему не помогло. В конце концов Нэгели пришлось отсидеть свой срок. Вскоре его работы стали копировать, выставлять в галереях и всячески популяризовать. Нэгели стал незримой звездой, чье искусство нашло своих подражателей.
В 1995 году кантональные власти Цюриха признали некоторые из оставшихся граффити Нэгели достойными сохранения. В последние годы его нарисованные человечки консервируются частными и общественными владельцами. Из Нэгели-марателя возник Нэгели-художник.
Редко бывает, что современное искусство с самого начала пользуется признанием общественных и политических кругов. Хотя и само искусство, и общественное пространство во всем мире за последние сорок лет подверглись коммерциализации, их связь не утратила потенциала. Московские власти, которые заказали граффити-панораму, наверняка знают об этом потенциале. И хотят его использовать, чтобы с помощью нового языка — языка граффити — отпраздновать большой юбилей. Это вполне законное желание.
Законен и вопрос о свободе искусства в общественном пространстве. В течение последних тридцати лет целый ряд граффити-течений прошел путь от преследования к признанию. То, что изначально было запрещено, позже становилось мейнстримом. Однако это возможно лишь в обществе, в котором, с одной стороны, точно определены правила игры и границы свободы художественного выражения, а с другой, под влиянием новых тенденций и даже провокаций эти правила постоянно подвергаются проверке на прочность. Ни одна граница не может быть установлена навечно. Что можно допустить, а чего нельзя, снова и снова должно определяться, иногда под влиянием вызывающего высокий общественный резонанс повода.
Именно так, на мой взгляд, и обстоят дела на данный момент в Москве и России: существующие границы смещаются, заново обсуждаются. Таково правило диалектики протеста и признания.
Граффити-панорама с Кутузовым и Наполеоном — неплохая идея. Но только в рамках, которые включают свободу творчества и для всякого другого течения граффити.
Руководитель департамента культуры города Москвы Сергей Капков задумывается о новых площадях для стрит-арта и планирует запустить пилотные проекты. Звучит неплохо. Однако параллельно он хочет создать совет, который будет проверять и оценивать проекты. По словам Капкова, проекты будут оцениваться по эстетическим параметрам. Вот бы узнать, что будет считаться красивым, а что нет.
Автор — немецкий писатель, консультант по вопросам культуры, директор исследовательской темы «Городская культура» в институте «Стрелка».