Цивилизация
Во время политических кризисов, а ситуацию после 4 декабря иначе чем политическим кризисом не назовешь, картина действительности в умах людей меняется самым разительным образом. Вчерашние хозяева общественного мнения рискуют сделаться аутсайдерами, а вчерашние аутсайдеры получают шанс стать властителями дум.
Правила политического выживания требуют от властей в таких обстоятельствах проявлять гибкость, выказывать уважение к обществу и предлагать ему диалог. Но, похоже,
первые лица государства совершенно не чувствуют тонкостей момента и держатся так, будто победа в битве за умы обеспечена им заранее, как бы они себя ни повели и что бы ни сказали.
Премьер-министр в неизменной своей манере объявляет митинги против выборных фальсификаций платными мероприятиями, устроенными по приказу чужеземных врагов. Президент, весело нахваливая председателя ЦИКа за его «волшебные» фокусы, делает тем самым объектами осмеяния собственных граждан-избирателей.
То, что эти граждане стали жертвами избиркомовских волшебств, возможно, и в самом деле вызывает искренний смех начальства, а то, что они против этих волшебств протестуют, уж наверняка пробуждает руководящий гнев. Интересно другое. То, что и этот юмор, и этот гнев простодушно выставляются на общее обозрение, торжественно демонстрируются с телеэкранов, в явной уверенности, что публика все это проглотит и исполнится еще большей признательностью к первым лицам.
Перед мысленным взором властей явно не тот реальный народ, с которым им приходится сейчас иметь дело, а какой-то другой, абсолютно доверяющий всему, что сообщит ему телевизор, и не имеющий ни возможности, ни желания узнать что-то другое. В нулевые годы нечто подобное и в самом деле имело место, хотя даже и тогда не полностью.
Но уж теперь-то все расклады вообще другие.
Даже если бы не было интернета, доверие к казенному ТВ все равно шло бы на убыль. Рядовой человек не похож на того манипулируемого идиота, которого это телевидение так старалось воспитать. Со своими отработанными сладкими голосами, с нудным зубоскальством, с бездарным лакейством перед властями и молчанием обо всем сколько-нибудь важном оно все больше и больше приедалось. А то, что раздражает людей, плохо подходит для контроля над их мыслями.
Однажды такое с телевидением уже случилось — на излете брежневского застоя. Люди по-прежнему смотрели программу «Время» («все о нем и немножко о погоде»), но самую интересную для себя информацию черпали из других источников, от передач западного радио до слухов, которые в те времена циркулировали в огромном количестве, предвосхищая деятельность нынешних социальных сетей.
Но тогда потеря веры в казенную картину действительности шла медленно и была неполной. Сейчас благодаря интернету то же самое происходит стремительно и радикально.
Аудитория интернета — это уже половина совершеннолетних россиян, а в столицах — больше двух третей (данные фонда «Общественное мнение»). Причем треть россиян пользуются интернетом ежедневно. Для продвинутых, образованных и общественно активных людей всех возрастов интернет стал неотъемлемой частью быта. Независимое от властей коммуникационное пространство никак не меньшее, чем пространство казенной агитации и пропаганды, — это уже не сюжет из будущего. Это то, что есть сейчас.
Значение сети как инструмента получения независимой информации и обмена ею с другими людьми выросло так быстро, что за этим явлением не поспевают даже некоторые исследователи российской интернет-аудитории.
Скажем, еще в начале этого года, комментируя собственный опрос, социолог Левада-центра утверждал, что «известность в современной России гарантирует только телевидение», а пользователи интернета «ищут там прежде всего развлечений и общения». Для примера сообщалось не без иронии, что, допустим, блогера Навального среди людей, которым они доверяют, назвали только 0,5% опрошенных россиян, а к его «мнению по общественно-политическим вопросам» готовы были прислушаться и того меньше — 0,4%.
Прошло совсем немного времени, и какой на сегодня процент россиян прислушался к «мнению по общественно-политическому вопросу» относительно «партии жуликов и воров»? И способен ли главный телегерой страны какими-нибудь своими экранными словами это мнение изменить? Он даже и не пробует.
Люди, возможно, и не задумываются, кто именно придумал политическую формулу, которую они так хотели услышать, но не могли сами подобрать подходящих слов. Главное, что она прозвучала, а интернет дал ей возможность мгновенно овладеть массами.
В спокойные времена большинство российских пользователей действительно заходят в сеть развлекаться и общаться. Но, когда наступает политический кризис, те же десятки миллионов людей бросаются в интернет, чтобы узнать, что происходит в стране, и обменяться мнениями друг с другом.
А телевизор настолько скомпрометирован, что даже и «свою» все еще очень многочисленную аудиторию в требуемое начальством состояние привести уже не может.
Перед выборами официальное ТВ работало как бюро медвежьих услуг в обоих смыслах этого слова. В сгущавшейся атмосфере недовольства и недоверия каждый его проначальственный сюжет самой своей утрированной угодливостью агитировал против властей. И после выборов оно продолжает работать в том же вредоносном для старой системы стиле, умалчивая о том, что происходит, и подобострастно рекламируя первых лиц.
Но что спрашивать с исполнителей, если сами первые лица остаются пленниками собственных телеобразов и продолжают вести себя так, будто вокруг не стремительно меняющаяся реальная жизнь, а все та же телесказка, сочиненная когда-то по их приказу.
Реальная действительность подсказывает им вести себя осмотрительно — сделать хоть пару шагов навстречу разгневанному общественному мнению, признать хоть какие-то свои ошибки, исправить хоть самые явные «перегибы на местах». А телесказка подсказать не может ничего, ведь для нее общественное мнение — это мнение начальства, с утра до ночи льющееся с экрана.
То, что начиналось как обман простых людей, заканчивается тем, что главными обманутыми оказываются начальники высшего звена. Став жертвами собственной телепропаганды, они живут в иллюзорном мире, не чувствуя, что вокруг страна, с которой уже никогда нельзя будет разговаривать по-прежнему.
