Цивилизация
Эпоха зачастую описывается случаями совсем заурядными, и есть большое и обидное противоречие в том, что по этой самой причине их никто не запоминает. Скажем, в Южном Тушино местные власти вознамерились заасфальтировать дорожки в парке, сделать бордюры, построить футбольные площадки и поставить туалеты. Против последних почему-то особенно ополчилась протестующая общественность, а в петиции, адресованной местной власти, кроме того, обозначила еще ряд требований: прекратить строительство футбольных полей, хоккейных площадок, а также разобраться с местом для розничной торговли, включая лотки с мороженым.
Наверное, по поводу каждого пункта есть свои резоны. Но, судя по всему, Южное Тушино кроме всего прочего включилось в дугу большого сопротивления власти, скрывать свое раздражение по поводу которой постепенно становится моветоном. В связи с чем, казалось бы, можно поздравить тех терпеливых демократических людей, которые через годы стабильности пронесли веру в то, что народ все-таки проснется.
И вот народ действительно проснулся и сказал, что не любит свою власть. Открытием ни для кого это не стало. Праздника тоже не получается.
Химкинские жители, обнаружив у себя под окнами строительную технику, намеревающуюся снести детскую площадку, перекрыли проспект. Дальнейшее действо широко известно по интернетовским роликам: разъяренные автомобилисты бесстрашно штурмовали заслоны не менее разъяренных пешеходов, которые столь же бесстрашно молотили по крышам машин. А Химки — это практически Красная Пресня сегодня, и потому все, что здесь случается, обретает знак символа, почти Пикалево, но тоже сегодня. Потому что свой Химкинский лес должен быть у каждого.
Стать Химкинским лесом может и должно все что угодно. Оппозиционное сердце учащенно бьется: конечно, на площади выходят не за демократией, зато против власти, так пусть зреют очаги и очажки недовольства. Здесь пенсионеры, там праворульные водители, дальше тоже водители, только калининградские, потом дорога на Питер, Химкинский лес.
По правде говоря, существование леса, который называется Химкинским, стало для химчан со стажем некоторым открытием. И поначалу они даже несколько путались с его расположением. Лесом же оказался массив, прилегающий к Шереметьево, в котором иногда учинялись пикники, но своим лесом его могли называть только жители окрестных деревень, к которым большинство химчан себя не относило. Словом,
только граничащая с аутизмом вера власти в свои силы заставила возмутиться даже тех, кого еще совсем недавно все устраивало. И судьба прозревшей таким образом Евгении Чириковой очень показательна.
И это тоже вроде бы должно работать на демократический оптимизм. Как в случаях с пенсионерами и перегонщиками машин, чьи проблемы раньше никого не интересовали, начала вырисовываться такая неожиданная и забытая материя, как солидарность. Конвертация неполитического недовольства в политическую осознанность — вот она иллюзия демократического протеста…
Да, при виде власти в любом ее проявлении все больше народу морщится. А люди, недовольные властью, уже сами по себе «Народный фронт», все более и более общероссийский. Задорная эволюция Химкинского леса продолжает складываться в революционный эпос, наступает «Антиселигер» — апофеоз антифронта и антинаших. Настораживаются немногие. Что-то не клеится. У тех, кто объединяется для победы с теми, кто завтра станет либо противником на выборах, либо врагом, окопавшимся в Белом доме, должны совпадать хоть какие-то базовые мотивы. У польской «Солидарности» или литовского «Саюдиса» (который, кстати, тоже начинался с экологии) был один принципиальный импульс — коммунизм и империя, бегство от которых и стало главным.
На химкинские же просеки приходят с чем-то своим, потому что у власти, у которой нет лица, нет ни одной идеи, которая могла бы вызвать единодушное отторжение. Хотя бы такое, какое, как могло поначалу показаться, вызывала власть советская. Нынешняя не нравится демократам за дефицит демократии. Охранителям — за ее избыток. Западникам — за посконность, почвенникам — за готовность продать родину. Она не нравится фашистам и антифашистам. Сторонникам смертной казни и ее противникам, геям и гомофобам. Это совершенно естественно для той власти, которая у нас имеется в эпоху ускользающей стабильности. Но речь не о ней, а об «Антиселигере», на котором собрались все, кому эта власть не нравится. Как в любом уважающем себя народном фронте, они сегодня учтивы и корректны друг с другом. Как Лимонов и Немцов. Как Удальцов и Яшин. Они обзывают друг друга демшизой и нациками, они поют под одну гитару и полагают, что сила в единстве…
Это не хорошо и не плохо. И позиция рэпера, сообщающего городу и миру о своем отвращении к вице-президенту нефтяной компании, убивающего на встречке женщин, нормальная и естественная. Но только никак не гражданская.
Есть вопросы, которые не говорят о гражданской позиции, как ни хотелось бы ее увидеть. И, когда она провозглашается всеми и каждым, включая любителей арт-фаллосов и арт-погромов автомобилей, приходится мириться с тем, что она не так уж и нужна, если речь идет всего лишь о фиге «кровавому режиму».
И линия фронта проходит уже не между двумя рядом стоящими участниками очередного Дня гнева — она проходит порой между двумя полушариями обывательского мозга. Одно ненавидит эту власть, а другое ненавидит кавказцев, а под окнами вгрызаются в детскую площадку экскаваторы. Обладатель обоих полушарий выходит на улицу. Он перекрывает проспект. По этому проспекту торопятся в аэропорт отпускники, в детский сад — мамы, мужчины — к женщинам. В другой ситуации эти люди, может быть, тоже бы встали плечом к плечу. Но они торопятся. Они тоже, может быть, ненавидят власть. Но в реальности ненавидеть им приходится друг друга, как в очереди в магазине, где кассиршу ненавидеть бессмысленно, и потому источник всех бед тот, кто качает права. Или тот, кто перекрывает дорогу. Или тот, кто разрывает бампером живую цепь. Отсутствие гражданской позиции можно восполнить рэпом, но, когда ее нет, те, кто вчера могли оказаться на одной площади, сегодня сойдутся в рукопашной на проспекте. И кто возьмется по этим кадрам догадаться, за кого каждый из них проголосует?
