Не так давно, буквально на днях, вербовали меня в одну политическую партию. Вербовалась я легко и беззастенчиво, предъявляя свою политическую девственность (ни разу нигде не состояла) и довольно редкую бизнес-тюремную специализацию.
До наступления светлого праздника инициации три года я слонялась по всевозможным политическим лидерам, талдыча о необходимости немедленного прекращения уголовных репрессий в отношении предпринимательского класса и о том, что борьба с заказными делами и посадками — это хороший электоральный проект, надо только грамотно к нему подойти. Ну и заодно проталкивала личное дело: отдайте мужа из тюрьмы, и я вам век верная буду, пригожусь и отработаю.
Поначалу от меня шарахались, как от прокаженной. Тема защиты бизнеса была не в тренде: все видели спектакль «Русская народная кафка» про Ходорковского и К, и связываться никто не хотел, даже те, кому нечего терять, кроме своих цепей. Ситуация переломилась в день смерти Сергея Магнитского, но далеко не все это сразу поняли. Один очень умный человек сказал тогда в частной беседе: «Российский бизнес поставит Магнитскому памятник». Причем речь, конечно, не идет о выдающихся личных качествах Сергея (какими бы они ни были) — его убили силовики, осатанев от безнаказанности, бесконтрольности и одурев от денег.
Одурели-то они давно, но именно в тот день многим стало понятно: если их не остановить или хоть как-то не ограничить, России конец — в смысле конец государству.
Если отдельно взятый милицейский капитан может позволить себе все — то есть абсолютно все, от миллионов до лицензии на убийство — это конец. Тогда каждый капитан завтра возьмет себе по Магнитскому, а кого возьмут генералы — страшно подумать.
Умные поняли это сразу, опытные — в течение года после смерти Сергея, хитрые пошли сдавать коллег совсем недавно. Идиоты пока упорствуют, но тем самым они создают очевидные политические удобства перед выборами: всегда можно взять из этого отряда непуганых кого-нибудь поколоритнее и прилюдно шваркнуть об стену. Под бурные, продолжительные аплодисменты широкой публики.
А потом вдруг Верховный суд принял постановление по делу моего мужа Алексея Козлова, и оказалось, что доблестное следствие и высокий суд сильно погорячились и его надо выпускать (а по нему работала команда, абсолютно совпадающая со «списком Кардина»). А потому смысл вербоваться в какую бы то ни было политическую партию рассеялся как с белых яблонь дым.
Но глобальную проблему с незаконным уголовным преследованием решать надо, и уж слишком я в теме, хотя и невольно. Много кого незаконно преследуют, но за всех отвечать не возьмусь: я по бизнесу заказному натаскалась и легко отличаю по приговору заказное дело от незаказного (у заказного один из двух признаков в приговоре или оба сразу — отсутствие заявителя и отсутствие ущерба). А вот когда вешают на случайного прохожего убийство, например, — а таких случаев я узнаю все больше — здесь алгоритм не изучен, хотя он наверняка есть.
Лекарство от всех этих бед очевидно: нужна коренная реформа судебной системы с максимальной чисткой рядов. Концепций, как это сделать, много, можно взять практически любую — все лучше будет, чем сейчас.
В общем, буквально на следующий день после знаменательного для меня решения Верховного суда начали поступать любопытные предвыборные предложения. Здесь, видимо, эйфория и адреналин сыграли злую шутку, и я сдуру решила посмотреть поближе на политическую кухню — вдруг какая-нибудь сильная и влиятельная партия, будь она хоть трижды «Единой Россией», всерьез возьмется за судебную реформу? В конце концов наличие нормального суда ни одной стране еще не вредило.
Короче, на первое же предложение серьезной партии я и откликнулась. Позвонил мне лично партайгеноссе. Звучал заинтересованно, инициатива исходила от него. Вот и мне интересно — в смысле, решить назревшую проблему. Пришла в самое что ни на есть партийное логово. Встретил меня некто Искандер Сулейманович, и, когда после долгих блужданий по партийным подворотням мы оказались в переговорной, я вежливо открыла рот, приготовившись внимать партийному функционеру.
— Слушаю вас, — вдруг произнес Искандер Сулейманович.
— Эээээ... — сказала я.
— Эээээ... — ответил Искандер Сулейманович.
— Партайгеноссе ваш, — я решила напомнить о цели визита, — интересовался тут на досуге некоторым моим опытом.
— Да! — хлопнул себя по лбу рассеянный Искандер Сулейманович. — Вас рекомендовали как специалиста по семейным проблемам!
— Ой! — подумала я и еще раз представилась.
— Ну да! Специалист по семейным проблемам!
— Ну, в некотором смысле можно и так сказать, — осторожно сказала я, — хотя я думала, что вам нагуглят мое досье.
— Так вы из компании «Интел»? — обрадовался Искандер Сулейманович.
И я послала его на три буквы. И его, и партайгеноссе, и влиятельную политическую силу, и все электоральные циклы вместе, и каждый по отдельности.
Наверное, я умру старой девой — в политическом смысле. Это ладно, но вот как с реформами-то быть? Чует мое сердце, судебную поручат именно Искандеру Сулеймановичу…