Цивилизация
Протоиерей Дмитрий Смирнов, отвечающий в РПЦ за связи с силовыми ведомствами, поделился с широкой публикой рецептами борьбы с наркоманией, а заодно с алкоголизмом и курением. Сделал он это вскоре после того, как за борьбу с наркотиками в очередной раз решила круто взяться власть, предложив принудительное лечение наркоманов. Рецепты протоиерея оказались еще круче и вдобавок подкупающе просты. Маковые поля в Афганистане надо разбомбить, наркоманов сослать на северные острова (если попробуют отказаться от лечения), а наркобаронов заковать в кандалы и показать по телевизору, чтоб другим неповадно было. У курильщиков же следует вычитать из зарплаты, и на эти деньги бороться с курением. Разве что алкоголики могут расслабиться, сухой закон воинственный батюшка рекламировать все же не решился.
Предложение таких радикальных мер по «оздоровлению общества» вовсе не внове для нынешней РПЦ. Время от времени из ее недр раздаются призывы ввести цензуру в СМИ, пересажать гомосексуалистов, запретить аборты, обязать публику одеваться прилично и вообще против властей не бунтовать. Авторы подобных инициатив гордо именуют себя консерваторами, но если приглядеться, на классический консерватизм это мало похоже.
И по содержанию, и по стилистике это напоминает нечто иное. А именно — протестантский фундаментализм в том виде, в каком он последние десятилетия процветает в США.
Действительно, какой-нибудь Пэт Робертсон с таким же боевым задором предлагает лечить больное общество от всех недугов сразу. Да так, что недужным мало не покажется.
Это неожиданное сходство (казалось бы, что общего между протестантизмом и православием) объясняется достаточно просто. Протестантский фундаментализм — реакция на секуляризацию. Он призывает отвечать на вызовы современности, опираясь на буквальное прочтение Святого писания. То есть предлагает проверенные веками рецепты для решения сегодняшних проблем. Но уже в силу этого рецепты неизбежно принимают новую форму. Сочетание архаики и вполне продвинутых PR-технологий и является фирменным знаком нынешних американских фундаменталистов. То же самое происходит и у нас.
Самые активные из православных проповедников вбрасывают в информационное пространство свои освященные древностью призывы, облекая их в скандальную оболочку.
Но откуда родилось само сходство? Вряд ли наши батюшки сознательно решили имитировать методы покойного Джерри Фалуэлла и ныне здравствующего Робертсона. Любовь к Америке вовсе не входит в число православных добродетелей. Все дело в том, что участие РПЦ в жизни общества с приходом нового патриарха стало осуществляться бурными темпами. А поскольку партий на религиозной основе у нас нет, те православные деятели, которые были брошены на новый фронт работ, принялись влиять на общество напрямую.
Таким прямым воздействием занимаются и фундаменталисты в США, где также, в отличие от Европы, нет партийного строительства по религиозному принципу. Но не они одни. В США господствует плюрализм — там на равных представлены не только разные религии и конфессии, но самые разнообразные их направления от крайне либеральных до крайне правых. Поэтому обсуждение общественно-религиозных проблем происходит между людьми, имеющими разные политические и социальные взгляды, но связанными общим языком обсуждения. Скажем, когда дебатируется допустимость абортов, фундаменталисты настаивают на их ограничении, опираясь на веру в святость жизни, в то время как многие сторонники аргументируют свою точку зрения не просто свободой женщины самой принимать решение, но и тем, что эту свободу даровал ей Бог.
Религиозная риторика хорошо знакома и понятна американцам. Она присутствует не только в официальных документах, начиная с конституции страны, ей пронизана вся общественная жизнь, ведь даже на долларе вы прочтете: «Мы верим в Бога». Поэтому слова пастырей любого толка не проваливаются в пустоту. У нас ситуация совершенно иная.
Лозунги проповедников от РПЦ сталкиваются с массовым непониманием, которое по мере их радикализации сменяется глухим раздражением: идите вы куда подальше с вашей пропагандой и агитацией.
Что касается собственно православной публики, то она относится к бурной деятельности своих пастырей с подозрением. И то сказать, для православия она совсем нехарактерна. А ревнители веры и вовсе считывают в общественной деятельности РПЦ элемент еретической новизны и попрекают пастырей-активистов отходом от истинного православия.
И, наконец, интеллигенцию эти лозунги пугают прямо противоположным — архаичностью предлагаемых рецептов лечения, вернее, искоренения общественных недугов. Они видят в этом возвращение к средневековью. И выказывают скандальным проповедникам полное неприятие. А клириков либерального толка, которые могли бы вызвать у просвещенной публики доверие, раз, два и обчелся. Результат — отчуждение от церкви вообще.
Все это ведет к тому, что попытки РПЦ прямо влиять на жизнь общества обречены на неудачу. Американские фундаменталисты в этом отношении гораздо успешнее. Джерри Фалуэлл сумел в свое время сколотить из своих сторонников так называемое «моральное большинство», во многом подсобившее президенту Рейгану. Пэту Робертсону по-прежнему удается собирать перед телеэкранами немало своих адептов и почитателей. Взгляды подобного рода играют заметную роль и в нынешнем движении «Чаепитие», которому удалось провести многих сторонников на последних выборах в конгресс. Поэтому американские политики правого толка прислушиваются к мнению протестантских фундаменталистов, рассчитывая на их электоральную поддержку. А либеральные не стесняются говорить о вере в Бога, что тоже приносит им дополнительные голоса.
Вряд ли наши политики могут всерьез опираться на церковь, неспособную мобилизовать весомую социальную поддержку и скорее отталкивающую от себя общество. У нас эти отношения перевернуты. Церковь изо всех сил цепляется за политиков у власти, доказывая им свою полезность. Воспевая их дивные лидерские качества и на лету подхватывая и развивая сомнительные инициативы. Вроде борьбы с наркоманией путем искоренения наркоманов.
