Исполняется 20 лет событию, которого не было, — всенародному советскому волеизъявлению, что СССР надо сохранить. На самом деле провалившийся референдум только подтвердил, что распад необратим, и показал, по каким линиям он пойдет. Этим и интересен его опыт сегодня.
Каждый, кто еще помнит Советский Союз, помнит помимо прочего, что 17 марта 1991 года наша бывшая держава завоевала первый за 70 лет собственного существования и последний за несколько месяцев до окончательного распада всенародный вотум доверия: советские люди на специально устроенном референдуме тремя четвертями голосов постановили ее сохранить.
Следовательно, на всех, кто потом приложил руку к упразднению СССР, лежит неискупимая историческая вина, и даже, пожалуй, не столько за «величайшую геополитическую катастрофу века», а просто за обман советского народа, без спросу расчлененного ими на части и разогнанного по новым государствам. Следовательно, происхождение этих государств, включая и Российскую Федерацию, нелегитимно: все они несут в себе первородный грех.
Эта логика была бы неумолима, если бы опиралась на реальный факт — на прямо и осмысленно выраженную волю подданных империи продолжать совместную жизнь. Но этого факта как раз и не было.
А была попытка вымучить лояльность советских граждан не мытьем так катаньем — и притом попытка, потерпевшая фиаско.
«Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере обеспечиваться права и свободы человека любой национальности?» От хорошей жизни такие замысловатости на голосование не выносят. Не меньше шести-семи вопросов, упакованных в одну фразу в надежде подобрать ключик к любому избирателю. Кому-то хотелось сохранить социализм, другого манил суверенитет своей республики, третьего — обновление федерации, четвертого — права и свободы. Весь одновременно этот комплект был заведомо неосуществим, но тогдашние власти надеялись, что каждый гражданин найдет в нем для себя хоть что-нибудь заманчивое и ответит «да».
Этот способ манипулирования избирателями называется «одни голосуют за сыр, другие — за дырки в сыре». Организаторы референдума задумали банальный обман. Но обманули только сами себя. Хотя и объявили тогда о полной своей победе.
Ответили «да» 113,5 млн человек из зарегистрированных для голосования 186,6 млн и реально пришедших на участки 148,6 млн. Если не вдаваться в детали, то довольно убедительно. А если вдаваться, то зарегистрированных избирателей должно было быть что-то около 200 млн. Но
6 союзных республик из 15 в референдуме не участвовали — все балтийские, а также Молдавия, Армения и Грузия. Там объявили, что вопрос запоздал, поскольку их выход из СССР и так уже дело решенное.
Зато Приднестровье, формально не отделившееся еще от Кишинева, а также Абхазия и Южная Осетия, не вполне отошедшие еще от Тбилиси, в референдуме участие приняли, причем сделали это демонстративно, и роль ускорителя их отпадения от Грузии и Молдавии это голосование, безусловно, сыграло, хотя и было задумано совсем для другого.
Но девятка республик, аккуратно проведших референдум, — это ведь тоже немало? Да, если бы там все было чисто.
Взять Казахстан. Вопрос, который местное руководство вынесло на голосование, звучал совершенно не так, как у других: «Считаете ли вы необходимым сохранение СССР как союза равноправных суверенных государств?» Никаких тебе «обновленных федераций» и «суверенных республик». Больше похоже на СНГ, которому предстояло возникнуть в конце того года.
И уж в любом случае никак нельзя было присчитывать 8,3 млн казахстанских ответов «да» к прочим «да», полученным в остальных республиках в ответ на совсем другой вопрос. Однако, по согласованию Москвы с Алма-Атой, присчитали. А ведь если бы поступили по-честному, то количество утвердительных ответов сократилось бы до 105 млн, а их доля в общем числе достигших 18-летнего возраста граждан СССР — до 50% с хвостиком. Формально и это было бы большинством, но уж больно скромным для такого серьезного решения, гораздо больше похожим на раскол, чем на демонстрацию единства.
Но это еще не все, и даже не главное. На Украине поступили тоньше. К предписанному вопросу (который набрал 70,2% утвердительных ответов — кисловатое, но явное большинство) добавили еще один. Так сказать, уточняющий: «Согласны ли вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза Советских суверенных государств на основе Декларации о государственном суверенитете Украины?» И это уточнение получило весьма убедительные 80,2% одобрительных ответов.
А надо сказать, что упомянутая Декларация о суверенитете Украины (принятая местным парламентом несколькими месяцами раньше) однозначно трактовала Украину как вполне оформленное государство со своей бюджетно-финансовой системой, своей дипломатией, с неучастием (в перспективе) в военных блоках и прочими атрибутами независимости. И получилось, что
на деле референдум 17 марта продвинул Украину, как и Казахстан, к самостоятельному государственному существованию, а вовсе не к загадочной «обновленной федерации республик».
И, конечно, в ту же сторону в этот день продвинулась и Россия, где к вопросу союзного референдума прицепили собственный вопрос об учреждении российской президентской власти (и за то и за другое голосовали примерно по 70% россиян). Но в отличие от союзного российский вопрос был совершенно конкретен, и три месяца спустя у России появился всенародно избранный президент, реальная власть которого явно обещала стать посильнее, чем власть президента союзного.
Впрочем, Россия получила в тот день и еще одно напоминание о будущем, чуть более отдаленном. В Чечено-Ингушской республике (тогда еще объединенной) на референдум о сохранении СССР пришло гораздо меньше людей (58,8%), чем в любой другой российской автономии, и даже при 75,6% из них ответивших «да» доля таковых в общей массе избирателей составила меньшинство — всего 44,5%. Внимательный наблюдатель уже тогда мог догадаться, к чему идет дело. Референдум о единении и здесь, как и в других местах, обозначил линию раскола.
Иначе и быть не могло. Вообразите только, как хохотал бы Ильич, услыхав, что советская власть ищет себе опору в каком-то там вольном народном изъявлении. Советский Союз родился как тоталитарная держава и мог жить только как тоталитарная держава. Сам факт собеседований с народом означал только одно: конец СССР близок и неотвратим.
Но сказать это значит сказать не все. Было у Советского Союза еще и обаяние, и притом настолько сильное, что
ностальгия по советской державе просто потребовала нравоучительной сказки про то, как народ пытался сохранить возлюбленную свою советскую власть, голосовал за нее обеими руками, но был одурачен кучкой обманщиков, нанятых, надо думать, завистливыми врагами.
Без этого мифа ностальгия получается какой-то неполной. Поэтому он и прожил два десятка лет и даже сегодня не совсем еще забыт.
Интересно, а сколько времени потом проживет миф о том, будто народ любил нынешний наш режим? С документацией всенародных голосований у него проблем нет. Вот, даже воскресные выборы объявлены победными. Проблемы с одним. С обаянием.