Стоило Нобелевскому комитету присудить премию по физике Андрею Гейму и Константину Новоселову, как сразу же раздались официальные голоса, что пора, мол, вернуть прославившихся соотечественников обратно в родную науку. И определить, разумеется, не куда-нибудь, а в Сколково.
«Там у вас люди что, с ума посходили совсем? Считают, что если они кому-нибудь отсыплют мешок золота, то можно всех пригласить?» — Гейм в выражениях довольно резких, Новоселов — в более мягких объясняют, что особых причин переселяться в Сколково у них пока нет, им и в Манчестере неплохо работается. Кстати сказать,
оба физтеховских выпускника преуспевают в Европе уже много лет, их квалификация не вызывает в профессиональном кругу ни малейших сомнений, но каких-либо попыток зазвать их на старую родину до самых последних дней вовсе не предпринималось.
Андрею Гейму, утратившему российское гражданство, даже не давали просто приехать в гости. Желание их нанять, так ярко и внезапно вспыхнувшее после присуждения им Нобелевской премии, говорит не только о глухом провинциализме и тяге к показухе, хотя и о них тоже. Тут еще непонимание самой сути проблемы. О чем и сказал Гейм в интервью «Газете.Ru»: «На фига, извините за выражение, я России нужен? Я получил свою Нобелевскую премию, мне 50 лет… Нужно искать не нобелевских лауреатов, а поддерживать тех молодых ребят, которые могут что-то новое открыть… Нужно поддерживать своих, которые есть, свои таланты…»
Но что значит «поддержка своих» в нашем климате? Пример известен. Самая успешная научная карьера в сегодняшней России — это карьера околовластного шарлатана Петрика. Ни президент Медведев, ни премьер Путин, пославшие любезные телеграммы новым нобелиатам, так от него и не отмежевались. А тем временем единороссовский интернет-портал рассказывает, как «у Петрика украли Нобелевскую премию» и само ученое светило «ЕдРа», перевирая фамилии и термины, авторитетно разъясняет, что «открытие графенов Новосельцеву и Гейму не принадлежит». А принадлежит оно, понятное дело, самому Петрику.
Только у нас глава парламента может назвать науку мракобесием, а мракобесие наукой, и это прозвучит совершенно естественно в кругу государственных мужей, уверенных, что фальсификация — это единственный способ изображения действительности.
Современная наука с ее суровыми требованиями к профессионализму исследователей и достоверности результатов, с ее независимостью научных мнений и свободным соревнованием школ категорически не совместима с таким реликтом прошлого, как наша властная вертикаль с ее спускаемым сверху единственно верным мнением по всем вопросам, угодничеством низших перед высшими, неверием в профессиональное знание и верой, что любые проблемы решаются подкупом.
Можно созывать конференции соотечественников вроде той, что сейчас организована в Москве, можно с серьезным видом обсуждать с ними «пути модернизации России» и даже «идею создания общей базы данных ученых российского происхождения». Но гранты, квоты и ярмарки вакансий в нашей системе не дадут другой отдачи, кроме очередных чудо-фильтров. Или, самое большее, показного участия в наших начальственных проектах нескольких ученых, которых удастся уломать иногда наезжать в Сколково для придания ему солидности.
Способы убеждения, которые кажутся нашему руководящему классу единственно возможными и которые приносили своеобразный успех, когда надо было договориться о месте проведения зимней Олимпиады или выбрать президента ФИДЕ, абсолютно непригодны там, где нужно не просто подманить людей, а создать реальную продукцию, тем более научную.
Купить можно многое. Но нельзя купить хорошую репутацию. В том числе и репутацию места, где ценят знания и умения, где профессионал может достойно жить, эффективно работать и где на результаты этой работы есть общественный спрос.
Реальной заботой должно быть вовсе не возвращение уехавших. Даже и гипотетически только немногие из них готовы были бы вернуться. Но подлинным общественным бедствием является ситуация, когда у нас в стране почти каждый, кто чувствует себя конкурентоспособным на Западе, задается вопросом: а не стоит ли уехать? И это относится вовсе не только к ученым.