Цивилизация
Лето заканчивается, и можно считать потери. По словам Сергея Шойгу, суммарный материальный ущерб от пожаров, к которому министр по чрезвычайным ситуациям присовокупил даже будущие расходы на дома для погорельцев, равен 12 млрд рублей. То есть
сумма в масштабах государства небольшая. Что-то около одной тысячной от бюджетных доходов всех уровней, которые ожидаются в этом году. На одну сочинскую Олимпиаду собираются бросить триллион. Выходит, пожары не так уж дорого нам и обошлись.
Но принимать такие расчеты за чистую монету — примерно то же самое, что верить, будто из-за пожаров погибли лишь те пятьдесят человек, о которых заявлено официально.
На самом деле только смог и только в Москве погубил в десятки, а то и в сотни раз больше. Возмущение чиновников министерского уровня по поводу попыток хотя бы примерно оценить число жертв выдает власти с головой. Они очень хотят приуменьшить потери, человеческие и материальные, за которые с них могут спросить. И одновременно преувеличивают ущерб от бедствий сугубо стихийных, им не подведомственных. Особенно от засухи.
В этом году у нас действительно будет неурожай. Ничего не поделаешь — стихия. Но назвать потери от засухи катастрофическим ударом по экономике нет причин. Засуха, скорее, высветила слабости государственной экономической политики, незаметные в благополучные годы.
В закромах накоплены огромные резервы зерна, но бюрократия не умеет ими распорядиться. Зато принимаются очередные импульсивные решения вроде запрета на зерновой экспорт. Это было бы оправдано только при угрозе голода, которой нет, и совершенно неуместно для страны, которая хочет, чтобы ее принимали всерьез как экономического тяжеловеса и участника мировой торговли.
Панические жесты власти, призванные вроде бы не допустить роста продовольственных цен, как раз и спровоцировали панику на рынке продовольствия, и цены полезли вверх.
В августе они растут вдвое быстрее, чем в июле. За первую половину этого месяца индекс потребительских цен увеличился на 0,4%. За август прошлого года он вообще не вырос.
По многим признакам, готовятся новые зигзаги экономической политики, нацеленные на «борьбу с инфляцией» — той самой, которая так недавно была торжественно объявлена побежденной раз и навсегда. В действительности же с июля 2009-го по июль 2010-го денежная масса (М2) в порядке антикризисных мероприятий была увеличена на 31%. В российской экономике накопился мощный инфляционный потенциал, который ждал только толчка, чтобы найти себе выход. Таким толчком и стал неурожай, а точнее, даже еще не он, а только растерянность наверху по случаю его приближения.
Общие экономические итоги лета, явно не блестящие, тоже, видимо, будут списываться на жару и засуху. Но индекс промышленного производства (подсчитанный с исключением сезонного и календарного фактора) начал потихоньку снижаться уже в июне, а в июле это движение только продолжилось.
Резкий (на четверть в годовом исчислении) июльский спад сдачи жилья еще может быть отчасти связан с аномальной жарой. Но вряд ли на нее спишешь рост в этом же месяце количества безработных на полтораста тысяч (по классификации МОТ), произошедший на фоне еженедельных казенных рапортов о сокращениях числа тех, кто зарегистрирован в службах занятости.
Антикризисная экономическая стратегия властей, аттестуемая ими как хорошо продуманная, твердая и успешная, сама этим летом переживает кризис, поскольку наружу все явственнее вылезает именно ее непродуманность и нетвердость.
Но хозяйственные проблемы накапливаются понемногу, а некомпетентность и безответственность властного аппарата в летних пожарах и бедствиях обнаружилась сразу. Общественное мнение испытывает сейчас колебания, не виданные уже много лет.
Вопреки сложившейся традиции несчастья на этот раз не удалось конвертировать в рост рейтингов высшего руководства. Несмотря на гигантские усилия пропагандистской машины, все опросные службы регистрируют снижение уровня доверия к обоим дуумвирам и еще в большей степени к федеральному правительству в целом, а также к региональным властям.
Например, по опросу фонда «Общественное мнение», средние оценки по пятибалльной шкале противопожарных действий Медведева и Путина в особо пострадавших Московской и Нижегородской областях колеблются между тройкой и четверкой. А действия властей местных — между двойкой и тройкой (Московская область) и между единицей и двойкой (Нижегородская область).
Кризис доверия переживают не просто конкретные лица, а система. Утопия властной вертикали, заменявшая у нас теорию управления, вызывала глухое недовольство во многих звеньях руководящего класса, но открыто критиковалась только в либеральных кругах. И вдруг
летний провал вертикали, не сумевшей ни предупредить пожары, ни быстро с ними справиться, ни защитить столицу от смога, словно бы открыл всем глаза. «Вертикаль власти» стала чем-то близким к ругательству, язвительные отзывы о ней — общим местом.
И не только отзывы. Открытый скандал, устроенный барнаульской гордумой из-за того, что губернатор Алтайского края сместил мэра Барнаула, первый в своем роде. Хотя подобные ситуации в рамках вертикализации управления складывались уже многократно. Назначенный сверху чиновник уволил избранника горожан. Выдвиженец федерального центра уволил выдвиженца местных влиятельных людей. Раз за разом такое проходило без особого скрипа, но этим летом уже не прошло. Местные влиятельные люди, они же депутаты гордумы, подняли шум.
В начале этого года калининградские жители, влиятельные и невлиятельные, вышли митинговать против губернатора-назначенца, но мало кто верил, что Георгий Боос будет уволен. А сейчас это случилось, и президент Медведев еще и дал понять, что причина именно в непопулярности среди местных жителей. А ведь система с особой силой гордилась как раз тем, что принципиально не уступала требованиям, идущим снизу.
Принцип-то этот, пожалуй, и сейчас остается в силе, однако соблюдается уже без прежней фанатичной уверенности.
Скажем, законопроект о полиции с его идеями абсолютной централизации безупречно «вертикален». Но, доказывая его целесообразность, Дмитрий Медведев обещает, что это делается только ради быстрого обновления данной структуры, после чего начнется ее децентрализация: «в абсолютно короткой перспективе (пять-десять лет), не знаю, сколько потребуется времени, на мой взгляд, должен наступить следующий этап».
Эти «пять-десять лет» интересно сравнить с другим предположением президента, высказанным прошлой осенью, — что выборность губернаторов не будет восстановлена «даже через сто лет». И вот года не прошло, как централизация из категории непреходящих достижений переместилась в разряд временных мер, которые просто предлагается перетерпеть ради «следующего этапа».
«Следующий этап» в любом случае на подходе.
Бедствия этого лета убедили если не всех, то очень многих, что жить по-прежнему нельзя — просто не получится, даже если захочешь. Но новой и убедительной политической повестки дня нет пока ни внизу, ни наверху.
Она еще только должна возникнуть. Вокруг этого и будет вращаться действие осенне-зимнего политического сезона, который обещает быть живым.
