Цивилизация
В реальном мире, как ни противно, бывают идеальные для возделывания пшеницы годы, но случаются и засухи. Реальность при этом не такая одинаковая, как стиль и слог канцелярских документов, по какому бы поводу и какими бы государственниками они ни писались. Вот в одних регионах урожай выгорел, а на юге, скажем, жара пришлась точно, когда надо, и зернышки наливаются на загляденье. Еще в настоящем, как это ни омерзительно, действует правило:
если какого-то товара становится меньше, а спрос на него не падает, значит, цены на этот товар должны вырасти. Но такое безобразие не укладывается в стройные формулы мира иллюзий чиновников.
В результате американская, скажем, печать, полна заметок про фермеров, которые осторожно подсчитывают возможный рост своих доходов, думают, что надо бы больше площадей теперь выделить под посевы пшеницы, раз ее цена растет, и беспокоятся, хватит ли на это семян. У канадцев свои заботы – как сдюжат страховые компании, покроют ли их выплаты потери фермеров от затопления полей… А в российских СМИ едва ли не вредителями объявляют «некоторых южных», ну там кубанских или краснодарских, производителей, которые, видите ли, задумали воспользоваться моментом и сбыть свой товар как можно дороже. С самых высоких трибун их призывают одуматься. И грозят карами.
В реальном мире трудно не заподозрить в некотором расстройстве здоровья производителя, который на предложение продать плоды его труда по пятерке вспыхивает и твердо говорит: «Нет, только по трешке!» В фантазиях же госчиновников именно так и должно происходить.
А ведь те же госчиновники в урожайные годы с готовностью сочувствовали крестьянам на жалобы, что вот цена тонны пшеницы еле покрывает затраты на покупку солярки... Но стоило появиться возможности труженикам полей немного заработать, как сразу последовал окрик: не сметь! За рубеж вообще запретили вывозить продукцию, невзирая на то, были или не были у поставщиков контрактные обязательства перед покупателями. Внутри страны тоже обещают пресечь возможности для выгодных продаж, видимо, скоро к делу подключат и генпрокуратуру.
При этом у вертикали есть инструмент цивилизованного воздействия на цены – интервенционный зерновой фонд. Туда за казенные деньги скупается зерно в урожайные годы, чтобы не допускать падения цен на него ниже линии выживания российских земледельцев. И чтобы в неурожайные годы можно было бы, наоборот, сбивать рыночные цены продажами зерна из фонда. В этом фонде накопилось к сегодняшнему дню примерно 10 млн тонн зерна, самое, казалось бы, время его пустить в дело. Власть обещает так и сделать. А
на вопрос о том, зачем тогда вводить всякого рода запреты и пугать народ продразверсткой, председатель правительства Владимир Путин отвечает с присущим ему юмором: мол, запас карман не тянет.
На самом деле еще как тянет. Последний год голову ломали в правительстве, что делать с гниющим в запасниках зерном, куда бы его сплавить, чтобы не тратить на хранение десятки миллионов рублей. Теперь производители и продавцы зерна из-за запретов потеряют десятки миллионов долларов прибыли. Часть которой можно было бы направить и на строительство катастрофически не хватающих элеваторов.
В качестве информационной поддержки нагнетается почти паника по поводу того, что злые корыстолюбцы вздувают цены и скоро хлеб станет много дороже, если их не выявить и не приструнить.
На самом деле стоимость булки складывается не только и не столько из цены зерна.
В реальном мире стоимость зерна составляет в булке лишь несколько процентов. Остальное – цена хранения, переработки в муку, выпечки, развоза по магазинам, торговая наценка, налоги и так далее по всей производственно-сбытовой цепочке.
В мире же, построенном на основе чиновничьих иллюзий и мечтаний, добавляется еще важная составляющая – коррупционная. Ее еще ласково называют в России статусной рентой. Она есть в цене любого товара в российских торговых точках.
Именно она, родная, заставляет иных граждан впадать в глубокую задумчивость после посещения магазинов за рубежом и сравнения цен. Эта составляющая позволяет безбедно жить звеньям вертикали и осуществлять свои мечты. Ее доля в конечной цене товара варьируется от 5 до 65 процентов в зависимости от расположения объекта торговли и аппетитов контролирующих ее органов.
Самый грубый подсчет показывает, что чуть ли не к нулю можно свести инфляцию, если хоть ополовинить эту самую ренту. Вот где, может быть, пригодилась бы прокуратура.
Однако последняя пиар-кампания вертикали касалась, кажется, цен на лекарства. Тоже чиновники страшно вращали глазами и обещали всех вредителей выявить и наказать. А цены на лекарства не скатились к нашим ногам. Потому что ничего нельзя поделать, если не снизить поборы.
И цены на хлеб будут вести себя с оглядкой на законы экономики. Причем и они, и вообще цены, инфляция будут зависеть от стоимости нефти и, соответственно, курса рубля к основным валютам, от роста денежной массы, от прочих реальных исходных параметров. Плюс – статусная рента. С тем, что до плюса, спорить невозможно. А ренту отменить никак, говорят, невозможно.
Опыт 2007 года говорит, что покупателям, в общем, пока беспокоиться особо не о чем и не стоит поддаваться панике. Если чуть подорожает хлеб, подешевеет, к примеру, рис.
Другое дело, что в перспективе потери сельчан, которые они понесут в результате введения разнообразных запретов на свободную торговлю, как всегда, будут оплачены всем миром, то есть – нами, налогоплательщиками. Хотя благодарственные речи землепашцы будут адресовать не нам, а власти, которая им даст денег на выживание.
Еще надо оговориться, что под запретами, за которые потом придется платить, конечно, не имеются в виду нормальные действия против картельных сговоров и прочие антимонопольные меры.
