Выдвинутое австрийскими властями обвинение, приписывающее Рамзану Кадырову ответственность за убийство его бывшего телохранителя Умара Исраилова, не первый и в общем-то даже не самый увесистый камень, который в огород президента Чечни кидают зарубежные правоохранительные органы. История с покушением на Сулима Ямадаева и результатами его расследования катарской полицией, к примеру, носит еще более вопиющий характер. В деле Исраилова, правда, участвует страна — член Европейского союза, оплота западной, так сказать, цивилизованности, и дипломатические последствия выдвинутых обвинений могут быть поэтому чуть более болезненными для фигуранта. Однако
в сложившейся ситуации режиму Кадырова все это как слону дробина.
Ситуация же в целом ясна. Режим Кадырова, формально встроенный в систему государственной власти России, на деле представляет собой совершенно отдельную формацию. Его поддержка и признание его особости, собственно, только и сделали возможным для Путина успешное окончание чеченской войны. «Чеченизация» силовых действий в регионе не могла не привести к тому, чтобы между федеральным центром и Рамзаном Кадыровым сложились совершенно уникальные отношения.
Никто не клянется Путину в верности и личной преданности больше, чем чеченский вождь, и ни от кого Путин и все выстроенное им здание не находятся в большей зависимости.
Эта зависимость между тем не носит территориальный характер: право на применение насилия, являющееся одним из основных признаков государственности, чеченский президент может применять (и применяет) далеко за пределами своей республики. Это право носит настолько неоспоримый характер, что пытаться расследовать многочисленные инциденты, случающиеся с оппонентами Кадырова, решительно невозможно. Оно попросту выведено за пределы российской правовой системы, а точнее, существует поверх нее.
Еще большую экстерриториальность ему придает наличие в окружении Кадырова большого числа экономических интересов, безопасность которых, разумеется, гарантируется силовыми органами. Все так, как и должно быть, за тем исключением, что и силовые органы существуют поверх российской правоохранительной системы. В результате вступать в экономический конфликт с людьми, имеющими поддержку президента Чечни, чревато не менее тяжкими последствиями, чем «бегать по лесам» или разоблачать эксцессы режима. Никакие суды и арбитражи, если иметь в виду легальные схемы разрешения конфликтов, здесь не помогают.
Такое положение дел существует далеко не первый год. Устраивает ли оно архитектора «властной вертикали» Владимира Путина? По всей видимости, проблемы, которые оно создает, по своим издержкам несравнимы в глазах российской верхушки с проблемами, которые последуют за гипотетическим возвращением Чечни в правовое пространство России.
В Кремле имеют право опасаться в этом случае полной дестабилизации Северного Кавказа уже хотя бы потому, что все ставки были сделаны именно на Кадырова и его правление является краеугольным для поддержания там если не порядка, то по крайней мере некоторого баланса.
Более того, количество компромиссов, на которые принуждена была, выбрав такой путь разрешения конфликта, пойти российская власть, может при внимательном рассмотрении перейти в качество и быть названо попустительством беззаконию. В этом смысле все они оказываются в одной лодке.
Поэтому периодически раздающиеся внутри России голоса, требующие призвать к ответственности начальников в Грозном, а равно и инвективы в адрес лично Кадырова, его окружения и созданной им системы, звучащие из-за рубежа, не могут встретить здесь ничего, кроме глухой стены молчания. Руководство Российской Федерации, конечно, рискует, но, по-видимому, с его точки зрения, Грозный стоит не только мессы, но и намаза.