Выполняя долг главы государства и главнокомандующего, Дмитрий Медведев побывал в Дагестане. Отсюда, предположительно, направлялись террористы в Москву, и здесь же, в Кизляре, произошел последний по счету шахидский теракт. Совещаясь в Махачкале с федеральными силовиками и главами северокавказских автономий, президент пытался не только наметить очередной пакет спецмероприятий, но и найти слова, подходящие для описания того, что происходит.
Трудно назвать все это, сейчас происходящее, иначе, чем войной. Но поскольку война (она же операция по восстановлению конституционного порядка) давно уже объявлена победоносно законченной, а порядок восстановленным, то сегодняшние боевые акции приходится расплывчато именовать «борьбой с террором».
Но, как ни называй, любая борьба все равно ведется под какими-то лозунгами, ради определенных целей и против врага, в свою очередь, имеющего собственные установки и задачи.
Больше десяти лет назад, в сентябре 1999-го, Владимир Путин провозгласил лозунг, ставший его визитной карточкой: «мочить террористов в сортире». Новейшая его попытка почерпнуть какие-то убедительные слова из того же источника («выковырять их со дна канализации») лишь показала, что повторение заклинаний прежнего типа больше не действует на умы. Для изображения сегодняшней действительности и сегодняшних врагов нужны новые объяснения и новые слова.
Но махачкалинское совещание обнаружило удивительный дефицит таких слов и понятий.
С кем идет война, то есть борьба? С террором. Но кто и зачем его осуществляет? «Цели терроризма и их проявления сегодня очевидны», — заявил в Махачкале Рашид Нургалиев, не добавив к этому ни малейших разъяснений. Иначе говоря, даже если допустить, что эти цели и проявления и в самом деле очевидны федеральным властям, то они уж точно не произносимы вслух. Против кого и против чего идет война — говорить не следует. А то ведь можно запутаться в терминологии.
«Надо, чтобы все понимали, — подчеркнул Дмитрий Медведев, — что, здесь, на Кавказе… живут такие же наши люди, граждане России, а не выходцы с Северного Кавказа. Это не иностранная провинция — это наша страна… Мы должны использовать правильные термины, мы должны говорить корректно и ни в коем случае не должны оскорблять людей…»
Вообще-то, жители Северного Кавказа вряд ли сильнее обидятся, если их назовут именно таковыми, чем, допустим, сибиряки или петербуржцы, если их назовут сибиряками или петербуржцами. Видимо, президент имел в виду разнообразные казенные обозначения, специально придуманные для выходцев с Кавказа, поселившихся в столицах и вообще за пределами своих автономий.
Осуждение ксенофобии — благой поступок. Но вот сопутствующая этому осуждению мысль Дмитрия Медведева о том, что выходцы с Кавказа — это «такие же наши люди», не имеет подкрепления ни в его собственных рассуждениях, ни в нашей действительности.
В отличие от Бориса Ельцина в политическом лексиконе третьего президента России (как до него и второго) вообще отсутствуют такие выражения, как «россияне» или «российский народ». Вместо них в публичных выступлениях (включая и махачкалинское) фигурируют лишь «граждане России», то есть, по сложившимся у нас понятиям, не более чем лица, обладающие российскими паспортами. Но если не к единому российскому народу, то к какому же сообществу официальная Москва причисляет «таких же наших людей» с Северного Кавказа?
Характерно, что, упрекнув прессу во внесении при изображении ею терактов раскола в общество и сказав, что это ослабляет «нацию, которая только возрождается», президент умолчал, как именно называется эта возрождающаяся нация. И не зря. В практикуемом у нас политическом языке общепринятого названия у нее нет. Если уж общегосударственная нация у нас безымянна, то какие-то другие, в нее не входящие, тем более неназываемы.
Неназываемы поэтому и цели противника, да и он сам. Под запретом слова «сепаратист», «религиозный фундаменталист» и вообще любые, указывающие на какую-либо, хотя бы и злодейскую, осмысленность действий.
Используется кое-как приспособленная советская терминология («бандформирования», «бандподполье»), может, и подходящая в качестве ругательств, но явно мешающая понять, чего добиваются «так называемые псевдоборцы», как обозначил их в Махачкале министр внутренних дел.
А раз так, то проще всего, конечно, видеть в «псевдоборцах» агентов международного заговора. Но даже и на этот счет опять не было внесено ясности. Полпред Хлопонин на том же махачкалинском совещании специально попросил повысить «информированность глав республик по внешним угрозам России. Здесь, к сожалению, иногда руководители оказываются как слепые котята… Заложниками этих всех негативных явлений как раз и становятся территории Северного Кавказа…»
Надо сказать, что часть глав республик (например Рамзан Кадыров) совершенно не чувствуют себя котятами и уверенно находят в терактах западный след. Дмитрий Медведев, рассказавший слушателям о соболезнованиях иностранных коллег, кажется, думает иначе, но просимой Хлопониным политинформации проводить не стал. Догадываясь, видимо, что ясные и добросовестные заявления на этот счет только разворошат улей.
Но если почти ни о чем и почти ничего нельзя сказать, то что же позитивное остается предложить Северному Кавказу? Остается предложить деньги. А поскольку деньги и так щедро и бесперебойно отпускаются из государственной казны, то в поисках чего-то дополнительного остается пошарить в карманах богачей федерального калибра, но местного происхождения. И тут
рождается антитеррористический слоган десятых годов, призванный, видимо, заменить устаревшее «мочить в сортирах» предыдущего десятилетия: «Нужно заставить заниматься этими вопросами… тех, кто способен тряхнуть мошной и «потерять» некое количество денег на финансирование родных республик… Надо отдавать долги родным местам…»
Можно, конечно, начать придираться и напомнить, что раз уж все мы дети одной страны, то почему, скажем, Сулеймана Керимова надо «прикреплять» именно к Дагестану, а Виктора Вексельберга — к подмосковному «иннограду», а не наоборот? И что перекладывание на частных, пускай и состоятельных, лиц обязанностей государства есть принцип феодальный, с реалиями XXI века не совместимый. Не говоря уже о несовместимости этого принудительного спонсорства с реалиями экономики.
Но стоит ли придираться и напоминать о реалиях? Свести концы с концами не удается даже на уровне терминов. Чтобы придумать, как выправить положение, сначала надо хотя бы его описать. Но даже и на это опять не нашлось слов.