Цивилизация
Каждый год 16 марта, когда в Латвии отмечают день памяти легиона Ваффен СС, Альфредс Пушкевич несет гвоздики к памятнику Свободы. Альфредс Пушкевич 26 лет из своих 80 отдал Советской армии, изведав просторы от Волги до Камчатки и уволившись в чине подполковника. Он каждый год носит цветы, поминая брата, погибшего в легионе СС две недели спустя после мобилизации. Точно так же 9 мая он ездит в Москву, чтобы положить цветы у могилы Неизвестного солдата.
Позиция Альфредса Пушкевича, которую он никому, впрочем, не высказывает, не является сколь-нибудь значимой для того сюжета, который разыгрывается ежегодно в Риге в середине марта. Сама по себе эта дата ничего эпохального не означает, не день победы и не день краха, просто 16 марта 1944-го года сформированный нацистами латышский легион Ваффен СС вступил под Ленинградом в бои с Советской армией. Поскольку никаких других запомнившихся вех в истории легиона нет, с 94-го года именно этот день стал для Латвии и всех, кто вовлечен в интригу по фальсификации истории, днем большой политической дискуссии. К слову,
в самой Латвии это регулярное действо вызывает год от года все меньший ажиотаж. Количество задействованных полицейских уже, кажется, превышает количество задействованных активистов, как со стороны тех, кто чтит легионеров, так и со стороны тех, кто называет себя антифашистами.
Между тем в силу естественных биологических причин самих легионеров осталось немного. Сгорбленные или, наоборот, пытающиеся чересчур прямо держаться старики хорошо говорят по-русски; привилегия стариков – помнить только то, что хочется помнить, и они этой привилегией пользуются. Они даже немного удивлены и раздосадованы надоевшими вопросами. Нет, отвечают они, мы карателями не были. За каждым своя история, которую знают про себя только они. Им, получавшим мобилизационные повестки от гитлеровского командования, было лет по 20–25, хотя по мере нараставших фронтовых провалов призывной возраст немцы поднимали до 37. Как в любой мобилизации, там были все, и это признают в Латвии даже те, кого никак не заподозрить в желании фальсифицировать историю. Были те, кто на мобилизационный пункт пришел с опытом еврейских погромов, которые начались еще до прихода немцев, кто-то шел мстить за тех, кто до прихода немцев был сослан в Сибирь или попросту расстрелян операми из НКВД. Одни воевали на фронте, другие жгли мирных крестьян в овине, кто-то из них прикуривал от горящих поленьев, кто-то лишался рассудка. Обычная история. Не только для тогдашней Латвии, у которой такой легион был, а в Литве, скажем, или в Польше не было, но и там пришедшие немцы обнаруживали, что изрядная часть работы по решению еврейского вопроса уже выполнена без них. Так что, строго говоря, к предмету разговора легион Ваффен СС имеет примерно такое же отношение, что и дата 16 марта к теме латвийской свободы.
Просто эсэсовский легион оказался той болевой точкой, в которой сошлись слишком многие нервные окончания, причем не только латвийские.
Сами молодцы, вышагивающие по рижским улицам с эсэсовскими флагами и одетые куда более характерно, чем те, в честь кого они маршируют, тоже не слишком интересны. В другой ситуации и в другой стране они были бы обычными скинхедами или неонацистами. Да и в поголовном исчислении их ненамного больше, чем московских празднователей дня рождения Гитлера, и уж точно меньше, чем избирателей какого-нибудь покойного Хайдера в Австрии.
Проблема в другом.
В Латвии, хоть день 16 марта уже восемь лет как вычеркнут из списка государственных праздников и граждане совершенно не склонны к уличному самовыражению около памятника Свободы, общий настрой сочувственный. И что это не просто настрой – это мейнстрим, причем отнюдь не только латвийский.
Он шире — он в той или иной степени охватывает едва ли не всю Восточную Европу. Просто так вышло, что Латвии этот мейнстрим довелось возглавить. Осталось только найти ему название.
Конечно, проще всего реагировать на формальные признаки фашизма, как это делает охотник за нацистами, глава иерусалимского центра Визенталя Эфраим Зурофф, возглавивший 16 марта рижских антифашистов. И он по- своему прав: на прямолинейные символы кто-то должен отвечать так же прямолинейно. Но ведь никто всерьез не верит, что население Латвии в своем большинстве настроено профашистски. Люди разных возрастов, вполне дружелюбные к тем, кто говорит по-русски, едва ли готовы избрать себе в кумиры тех, кто вскидывает руки в характерном приветствии. Но тут вырисовывается такая цепочка, что именно они срывают латвийский аншлаг. Под сапогом третьего рейха латыши провели четыре года — и об этом никто, кроме легионеров, не помнит; в семье пролетарских народов – почти пятьдесят: и это весь ответ на вопрос, кто хуже из тех, которые, понятно, хуже оба. Латыши, собравшиеся вокруг монумента Свободы, отнюдь не в восторге от шествия, которое будто готово в любую минуту стать факельным. И да, может быть, у легионеров, даже насильно мобилизованных, не все было чисто, но кто ж воюет в белых перчатках? А легион воевал против тех захватчиков, и если руки эти пустоглазые молодые люди вскидывают в их честь – что ж поделаешь: других дат и других легионов у Латвии, увы, нет.
Значит, сочувствовать остается только им, воевавшим под эсэсовскими знаменами, и тем, кто в честь них марширует. И ловушка неумолимо срабатывает: раз тех, кому приходится сочувствовать, не смущает аббревиатура СС, а всех остальных в мире смущает, и даже очень, приходится сетовать на Нюрнбергский трибунал, который все-таки был недостаточно объективен. Вспоминать, что евреи, приветствовавшие Красную армию, сами виноваты, а
тех, кто готов верить простым ответам, не только в Латвии намного больше всех фашистов и антисемитов вместе взятых.
Дело ведь вообще не в ответах, а в вопросах, на которые эти ответы ищутся. А латвийские вопросы за двадцать лет не поменялись, и то, что за эти двадцать лет Латвия стала Европой, только оттеняет те трудности, с которыми живет страна, находясь одновременно в двух совершенно разных пространствах. Не говоря уж о временах.
И латвийские эксперты в связи с этим не готовы даже к самому осторожному оптимизму. Даже теоретическому: скажем, может быть, все бы как-нибудь и рассосалось, имей латыши дело с какой-нибудь другой Россией? Нет, говорят они, власть у вас менялась, а для Латвии Россия так и остается соседом непредсказуемым и опасным. А поскольку по части российских изменений особых иллюзий питать не приходится, то с какой стати прогноз на будущее будет менее долгосрочным, чем неутихающая историческая память?
Это непонятно Западу. Зато это очень понятно на востоке от Латвии. И тем, кто в латвийской болезни легионера так легко узнает свои собственные недуги.
За последние 10 лет, как утверждают социологи и в Латвии, и в Эстонии, и в Литве, среди русскоязычных жителей Балтии существенно поднялась доля тех, кто уверен: Балтия в 40-м вошла в состав СССР совершенно добровольно.
И 9 мая становится здесь уже не столько днем победы, сколько ответом на 16 марта. Во многом, впрочем, продолжая традицию празднования Дня Победы в самой победившей стране. В остальном по части ценностных установок , как говорят те же социологи, балтийских русских и самих балтийцев уже почти ничего не разделяет. Только история. И праздники. И ловушки, так похожие друг на друга, в которых и те и другие уже давно привыкли вполне комфортно жить. Президент Латвии, высказавшись за необходимость традиции 16 марта, 9 мая, как и подполковник в отставке Пушкевич, проведет в Москве. Только вряд ли у него это получится так, как у подполковника.
