В России идет новый раунд конфликта между церковью и светским обществом. Подоплека здесь вполне практическая — реституция недвижимости, икон и других ценностей, влияние в стране. Но не стоит сводить все к одной меркантильности РПЦ (хотя здесь есть о чем поговорить). У спора имеется идеологическая основа, которую озвучил патриарх Кирилл, в своей статье для «Эксперта» повторивший известный тезис о «духовном нигилизме» современного общества, которое, отказавшись от Бога, становится эгоистичным, аморальным и, в общем (месседж прозрачен), катится в ад.
Патриарх Кирилл прямо признается, что это все то же достоевское «если Бога нет, то все дозволено». Справедливости ради, данную идею поддерживает не только РПЦ —
о моральном вакууме атеизма говорят и Ватикан, и американские протестанты, и остальные критики секулярного общества. Однако никто из них не осознает или не хочет признавать, что это дискриминация по религиозному признаку, причем оскорбительная для неверующих.
Религия не равна морали. Можно не верить в Бога и быть порядочным человеком. Эта простая идея очень тяжело принимается критиками светской западной цивилизации, хотя при этом с ходу сложно сказать, в чем именно на практике выражается духовный кризис этой цивилизации. В сотнях миллионов долларов добровольных пожертвований для Гаити, Сычуани, жертв цунами? В развитых системах меценатства и социальной поддержки? В гуманитарной помощи для Африки? В безопасных улицах и низком числе убийств в западных странах? В стремлении к самовыражению (чуть ли не каждый второй финн, к примеру, занимается музыкой)?
Конечно это не значит, что на секулярном Западе нет ничего аморального, низкого и пошлого. Есть — достаточно включить телевизор на американском или европейском канале. Однако здесь проблема не в светской культуре, а в культуре массовой, которая всегда была примитивна и неприглядна, просто после революции среднего класса вырвалась на поверхность публичной жизни из своего гетто для «безмолвствующего большинства». Думать, что двести-триста лет назад, во времена господства религии, «простые люди» были ангелами, наивно: достаточно вспомнить описания гоголевских мужиков, из которых иной с утра, как известно, успевал съездить своего брата в ухо.
Вера не гарантирует духовности. И за верующими, и за неверующими числятся тысячи злодеяний, и любая идеология, в том числе вера в Бога, может использоваться и используется для оправдания резни, грабежей, притеснений и изнасилований.
Исламский джихад (организация запрещена в России), европейские религиозные войны и сожжение еретиков, поразительные споры о том, люди ли американские индейцы, если они не упомянуты в Библии, — примеров множество. Даже буддийские монахи у Киплинга ухитрялись обойти запрет на применение оружия и дрались свинцовыми пеналами.
Лезть в историю, впрочем, и не требуется. Любому из нас достаточно вспомнить собственных знакомых и задуматься о том, можно ли по поведению отличить верующих от агностиков и атеистов. Если не брать вещи вроде ношения крестиков, а говорить именно о реальных проявлениях духовности и порядочности — помощи нищим или Гринпису, готовности уступать место старушкам, интересе к хорошим книгам, доброте, вежливости, умении прощать — различить на глаз, без крестика, будет почти наверняка невозможно.
С религиозной точки зрения мораль — это Божьи заповеди. С рациональной точки зрения мораль — всего лишь важный способ регуляции отношений в обществе, делающий нашу жизнь лучше. Однако и этого достаточно, чтобы этика сохранила свою роль в обществе, поскольку,
как выяснилось за последние столетия, неверующие тоже хотят сделать жизнь лучше и стремятся к самосовершенствованию. Порядочность лишилась сакрального ореола, но важной быть не перестала — точно так же, как понимание того, что мир не был сотворен за семь дней, не мешает нам стремиться к постижению Вселенной.
Полагать, что без религии нет морали, склонны только верующие, поскольку в религиозном сознании мораль происходит от Бога. В этом смысле проповедь Кирилла, как и критика любых его сторонников в адрес неверующих, рассчитана на внутреннее употребление и нацелена на единоверцев. Однако попытка навязать светскому обществу мысль, что безрелигиозность идентична бездуховности, — это уже в лучшем случае наивное неуважение к тем, кто стоит на других позициях, а в худшем — хитрое ханжество.
В России жалобы на бездуховность могут иметь вполне прагматический эффект, поскольку наша элита сейчас подчеркнуто религиозна. Если она в этом искренна, то подобные увещевания неизбежно будут насылать на власть имущих кошмары по Достоевскому — апокалипсические картины упадка, анархии и войны всех против всех (ведь все дозволено). Поскольку по данной логике научить человека любить ближнего своего может только вера, то выходит, ее и следует укреплять, отдавая церкви храмы, иконы и учебные часы в школах. Однако это передергивание, поскольку быть порядочным человеком для атеиста или агностика так же сложно, как для верующего. Но не сложнее. Каждый из нас может быть свиньей или святым, и зависит это не от конфессии.