Второй за два года подрыв «Невского экспресса» (первый произошел в 2007 году, на излете президентства Владимира Путина; организаторы и заказчики взрыва до сих пор толком не установлены, а у одного из двух подсудимых исполнителей в суде уже обнаружилось неоспоримое алиби) стал, тем не менее, особым в богатом перечне российских терактов. Он уникален не количеством жертв – взрывы жилых домов в Москве и Буйнакске и захват Театрального центра на Дубровке, не говоря уже о школе № 1 Беслана, унесли больше жизней.
Он уникален тем, что произошел на фоне беспрецедентной волны саморазоблачений и резонансных преступлений, совершенных представителями коррумпированных сверху донизу правоохранительных органов, в ситуации абсолютно непонятной населению конструкции «дуумвирата власти», когда у общества нет представления, кто реально управляет страной, под аккомпанемент не прекращающихся громких заказных убийств — от священников и министров внутренних дел кавказских республик до криминальных авторитетов в стиле «лихих 90-х». Наконец, при полном отсутствии как у власти, так и тем более у населения реальных сведений о том,
кто и в каких целях совершает сейчас теракты во вроде бы победившей так называемый «международный терроризм» России.
Все путинское государство покоилось на фундаментальном страхе общества перед терактами конца 90-х --начала 2000-х годов. Общество безропотно отказалось от гражданских свобод, затем – от права выбирать губернаторов и даже фактически от права выбирать президента в обмен на обещанную властью стабильность. «Мы правим, как хотим, вы не вмешиваетесь и получаете взамен благостную картинку в телевизоре и личное бытовое спокойствие», — таков был смысл негласного пакта Путина с российским народом. Экономический миф о путинской стабильности был разрушен тем, что у нас принято называть «мировым кризисом», но, по сути, резким снижением мировых нефтегазовых цен, чуть ли не в геометрической прогрессии увеличивавшихся всю эпоху президентства Путина.
Куда более резкое, чем в других ведущих экономиках развивающихся стран, падение ВВП, резкий рост безработицы и еще более усилившееся в «сытые нулевые» социальное расслоение россиян стали питательным бульоном для бытового насилия и политического экстремизма.
Вся эта зыбкая экономическая нефтегазовая конструкция мифа об экономическом благополучии России наслаивалась на постоянную националистическую, великодержавную, подчас откровенно ксенофобскую политическую риторику российских властей. Когда терроризм был персонифицирован в лице того же Шамиля Басаева, власти было легко объяснять любой теракт в стране происками ваххабитского подполья, финансируемого из-за рубежа, и продолжать рассказывать убаюканной нации о «подъеме с колен» и возрождении великой державы. Но самоподрыв Шамиля Басаева фактически деперсонифицировал исламский терроризм в России. А некоторые другие теракты и убийства, в частности, взрыв на теперь уже закрытом Черкизовском рынке или расправа среди бела дня над адвокатом Станиславом Маркеловым и журналисткой Анастасией Бабуровой в центре Москвы, заставили говорить о том, что подобные преступления вполне могут совершать радикальные националистические группировки, ни по фамилиям, ни по вере, ни по убеждениям не имеющие ничего общего с исламом.
В результате сейчас общество не знает, кто, из каких побуждений и с какими целями взрывает поезда или совершает громкие убийства. Когда убивали Пола Хлебникова или Анну Политковскую, граждане, согласившиеся безропотно соглашаться с любыми действиями власти в обмен на мнимую социальную стабильность, слабо интересовалось причинами этих преступлений. Не требовали они и честного расследования двух крупнейших терактов в истории страны — «Норд-Оста» и Беслана. Едва ли будут требовать и теперь. Но ситуация принципиально поменялась:
власть совершенно очевидно не может гарантировать обществу обещанную безопасность и стабильность, а гражданские права у него уже отняты.
Правоохранительные органы, руководители которых сами открытым текстом признают, что иногда гражданин имеет право применять силу для самозащиты от этих стражей порядка, окончательно разложились и не в состоянии защитить ни общество, ни государство. Уродливая конструкция «тандемократии» девальвировала единственный действенный, хотя бы по объему полномочий, институт государственной власти — институт президента.
«Невский экспресс» могли подорвать и скинхеды, и ваххабиты, и какие-нибудь борцы за социальную справедливость из левацких организаций. Кто угодно.
За время отказа России от нормальной политики и управления страной, а не дележа нефтедолларов и чужих активов под крышей госвласти, выросли новые террористы, которые по тысяче объективных и субъективных причин готовы взрывать наше мнимое общественное спокойствие.
А у государства нет эффективных инструментов для защиты населения от терактов, прежде всего потому, что вертикаль власти как прикрытие вертикали коррупции фактически деформировала институты государственного управления. И сегодня в России нет власти, способной исполнять свои прямые обязанности и адекватно реагировать на реальные проблемы, нет общества, способного призвать власть к ответу, а следовательно, нет и государства. Зато создана питательная среда для расцвета терроризма, экстремизма, бытовой, политической и религиозной ненависти.
Конечный маршрут экспресса под названием «Россия», который весь ХХI век ведет, не сверяя правильность пути ни с пассажирами, ни с «картами местности», так называемая «питерская команда», становится все более отчетливым — станция Хаос. Чем быстрее мы изменим направление движения, тем лучше и безопаснее будет как для общества, так и для самой нынешней власти.