Цивилизация
Кавказская проблематика стала одним из центральных сюжетов второго ежегодного послания российского президента Федеральному собранию. Ситуация на Северном Кавказе была охарактеризована Дмитрием Медведевым как «самая серьезная внутриполитическая проблема в нашей стране». Впрочем, публичный интерес к этому действительно непростому вопросу Медведев демонстрирует уже не в первый раз. И он проявляет его отнюдь не в стилистике победных реляций, столь принятых в начале «нулевых годов».
На расширенном совещании Совета безопасности под названием «О мерах по устранению угроз национальной безопасности Российской Федерации на территории Южного федерального округа» (напомню, непосредственной причиной для этого стало убийство министра внутренних дел Дагестана).
9 июня 2009 года в Махачкале Медведев заявил о «системных проблемах», существующих в северокавказском регионе. Фактически впервые после 90-х власть устами первого лица в государстве заявила, что причиной социально-политической турбулентности на российском Кавказе является не внешнее воздействие, а проблемы внутреннего порядка (коррупция, безработица, бедность населения).
Однако последующие выступления Дмитрия Медведева на северокавказские темы, включая и его ежегодное послание, показали: несмотря на стремление к честному и открытому разговору на столь щепетильные темы, системной стратегии и понимания вызовов, стоящих перед Россией, у президента нет.
Так было 19 августа 2009 года в Ставрополе. Тогда в ходе совещания «О мерах по стабилизации социально-политической обстановки и нейтрализации террористических и экстремистских угроз в Северокавказском регионе» профессиональный юрист не нашел ничего лучшего, чем предложить полностью вывести из-под юрисдикции суда присяжных преступления, совершаемые организованными преступными группировками (ОПГ). Таким образом, глава государства сделал две фундаментальные ошибки (в большей или меньшей степени он воспроизвел их в своем ежегодном послании 12 ноября). Он отождествил террористическую деятельность с функционированием обычных ОПГ, то есть показал непонимание идейно-политической (а не криминальной) природы терроризма. Во-вторых, правильной оценки не получил современный терроризм, направленный, в отличие от народовольческого или анархистского террора двух прошлых веков, не столько на чиновников, сколько на рядовых граждан, поскольку он носит массовый, а не выборочный характер. В этой связи был проигнорирован тот факт, что сегодня без опоры на диалог с обществом (а суды присяжных – частный случай такого диалога) успешного противодействия террористам организовать не удастся. Схожая ситуация повторилась и на встрече с муфтиями и руководителями регионов Северного Кавказа в Сочи 28 августа 2009 года, когда президент обнаружил, что религиозная политика страны – не более чем выстраивание отношений с высшими бюрократами от ислама, представляющими Духовные управления мусульман.
В этой связи хотелось бы особо подчеркнуть, что в выступлениях первого лица государства среди «ответчиков» на многочисленные северокавказские вызовы общество не фигурирует. Получается своеобразный идеологический парадокс! Свое второе ежегодное президентское послание Дмитрий Медведев связал со своей программной статьей «Россия, вперед!». В статье, предваряющей одно из ключевых событий года, глава государства призвал к диалогу не только своих сторонников, но и оппонентов. Таким образом, Медведев стремился подчеркнуть: модернизация в сегодняшних условиях без диалога с обществом невозможна. Но основной пафос выступления президента перед Федеральным собранием (сделать страну современной, не проедающей наследие советских времен) никоим образом не коснулся Северного Кавказа. Говоря на популярном у «питерских» языке, Северный Кавказ пролетел мимо модернизации. Вообще,
создалось ощущение, что Северокавказский регион рассматривается главой государства вне общероссийского контекста. Он представлен не как составная часть российского государства и общества, а как имперская окраина, докучающая центру своими проблемами.
Про имперскую окраину мы вспомнили здесь не ради красного словца. Само политико-географическое объединение Кавказ (как и Балканы, Средняя Азия) – это имперский дискурс, употребляемый для определенного административно-бюрократического упрощения. Между тем, Северный Кавказ – пространство, которое трудно измерить одной меркой. Каждая из республик (не говоря уже о краях юга России) отличается друг от друга. Урбанизированная и по преимуществу христианская Северная Осетия и мусульманская Ингушетия, практически не имеющая промышленных объектов и городов (Назрань – это в недавнем прошлом районный центр), Восточный Кавказ с сильными традициями тарикатского ислама и Западный Кавказ, не имеющий оных, полиэтничный Дагестан и по соседству практически моноэтничная Чечня. Однако все это многообразие подменяется у президента упрощенными обобщениями и имперскими коннотациями, которые с модернизацией трудно увязывать просто потому, что задача любой империи – не интеграция многообразия, а удержание и обеспечение чисто внешнего контроля со стороны центра.
С чего вообще начал президент, говоря о проблемах Кавказа? С террористической активности, что, строго говоря, даже с точки зрения PR (не говоря уже о содержании) не слишком верно. Произнося любое слово о Кавказе, необходимо иметь в виду асимметрию восприятия президентских речей в Москве и в Нальчике, Назрани, Махачкале и Владикавказе.
В ежегодном президентском послании наши граждане осетинской, ингушской, чеченской, аварской, лезгинской и других национальностей должны увидеть себя. И в каком качестве они себя увидят? В качестве коррупционеров и террористов?
Разве сложно было, никоим образом не отрицая и роста террористических атак, и коррупционных рисков, упомянуть о наших же согражданах-выходцах с Кавказа, которые отдали свои жизни за то, чтобы бороться с этим злом? И разве северокавказская коррупция существует сама по себе вне многочисленных связей с общефедеральным «административным рынком»? И зачем тогда существует «вертикаль», если она не в состоянии унять коррумпированных милиционеров, прокуроров, судей, администраторов республиканского или местного уровня? Увы, но в ежегодном послании не прозвучало ни слова рефлексии по поводу ответственности федерального центра за тот или иной провал на Северном Кавказе. О ком в первую очередь собирается заботиться государство в этом проблемном регионе? О «военнослужащих и работниках органов прокуратуры, выполняющих задачи в Северокавказском регионе», говорит глава государства. Спору нет, люди в погонах должны чувствовать за своей спиной мощь державы. Но как быть с теми, кто просто делает бизнес (страдая от монополизма местных олигархов), развивает на местах структуры гражданского общество (нередко сталкиваясь с беззаконием, прикрываемым на самом высоком уровне далеко за пределами республик), преподает историю России и другие предметы школьникам, ведет научную работу, лечит людей (в условиях хронического недофинансирования)? Эти категории северокавказских жителей, увы, отсутствуют сегодня в выступлениях высших должностных лиц, а потому
Кавказ и выглядит в ежегодном послании президента не как неотъемлемая часть России, а как территория внешнего воздействия, в которой главными игроками выглядят «силовики», а не граждане страны.
И все это базируется на латентном «ориенталистском» (термин Эдварда Саида) понимании: Кавказ страдает от «традиционализма», мы должны его цивилизовать.
Возьмем, например, прекрасную президентскую идею «разработать и ввести отдельные четкие критерии эффективности деятельности федеральных органов исполнительной власти по проблемам Северного Кавказа». Но такие критерии не должны касаться только Северного Кавказа, поскольку этот регион – часть единого российского экономического и политического пространства! Более того, без общероссийских критериев они не смогут в полной мере стать эффективным инструментом для контроля над чиновниками. Но самое главное – это отсутствие какой-либо оценки модернизационного потенциала на Северном Кавказе. Если вся страна должна преодолеть свою отсталость, то как это должен делать самый проблемный регион страны? Есть ли у него внутренние опорные точки для этого? Ведь одними «варягами из Москвы» невозможно ограничиться!
Анализируя текст послания президента в сравнении с его предыдущими выступлениями на кавказскую тему, можно сделать вывод о готовности первого лица страны к некоторому обучению. Если 9 июня 2009 года он говорил о безработице как «системной угрозе» северокавказской безопасности, то в ежегодном послании от 12 ноября он уже гораздо глубже представляет себе проблему, рассматривая ее в одном контексте с трудовой миграцией. Отрадно видеть и то внимание, которое президент уделил вопросам «мягкой силы» (развитие образования, формирование новых кадров из выходцев из северокавказских республик). Однако, принимая во внимание острейший дефицит времени, такое обучение нельзя считать слишком уж быстрым. И напротив, слишком уж «точечным». Многие уроки (понимание идеологической природы терроризма, взаимосвязь региональных вызовов с общероссийскими проблемами) оказываются пока не усвоенными, и опоздание в их усвоении принимает слишком большие масштабы.
Пожалуй, главным показателем этого опоздания является конструктивное предложение президента ввести в административную «вертикаль» пост «ответственного по Кавказу». Сейчас не хотелось бы обсуждать всю проблематичность взаимоотношений такого чиновника с уже имеющимися институциями (которые, похоже, никто не намерен упразднять) и дискутировать по поводу возможных претендентов на этот пост. Гораздо важнее зафиксировать следующий тезис.
Идея о внедрении в российскую бюрократическую машину такого «мессии с особыми полномочиями» базируется на «традиционалистском» (а отнюдь не современном) представлении о том, что личность, а не институты и твердые формальные основания государства могут изменить ситуацию к лучшему.
Фактически президент реализует складывавшийся годами миф о том, что для любой имеющейся проблемы надо непременно создать министерство или «особо уполномоченного», или «особо доверенного» чиновника, имеющего право «говорить правду царю».
Таким образом, второе ежегодное послание президента Медведева снова зафиксировало опасную тенденцию: отнюдь не исламисты или этнические сепаратисты, а высшая власть фактически отделяет Северный Кавказ от остальной России. Она не находит ему места в модернизационном проекте, не видит возможности для серьезного разговора с его жителями, такими же российскими гражданами, рассматривает его как объект внешнего воздействия (притом скорее военно-полицейского, нежели интеллектуального и правового). Только в этой связи хотелось бы заметить: модернизации страны по частям быть не может. А если может, то это будет уже другая страна.
Автор — доцент РГГУ.
