В Госдуму говорить о борьбе с коррупцией на правительственном часе пришли сразу три федеральных чиновника, по долгу службы призванных быть главными борцами. Генпрокурор Юрий Чайка, глава Следственного комитета при прокуратуре Александр Бастрыкин и министр внутренних дел Рашид Нургалиев, прославившийся заявлением о намерении искоренить коррупцию в МВД в течение месяца, отчитывались о проделанной работе.
Отчеты чиновников убедили лишь в одном: борьба с коррупцией идет, а сама коррупция процветает.
«В Генпрокуратуре России выявлены конкретные факты занятий коммерческой деятельностью высокопоставленными российскими чиновниками», — «открыл Америку» генпрокурор Чайка. Оказывается, «чиновники зачастую владеют крупными пакетами акций, занимают оплачиваемые должности в коммерческих организациях, что влечет нанесение ущерба интересам госслужбы и создает идеальные условия для коррупционных проявлений». То есть
Чайка фактически назвал «идеальными условиями для коррупционных проявлений» саму действующую систему управления страной.
«Нарушения законодательства об ограничениях, связанных с гражданской службой, допускаются в органах власти всех уровней», — продолжал клеймить режим генпрокурор. И привел «вопиющий» пример: «Так, даже заместитель министра правительства РФ (фамилию генпрокурор не назвал, что показательно) осуществлял предпринимательскую деятельность, являясь единственным учредителем ООО. И только после вмешательства прокуратуры он прекратил свою коммерческую деятельность». При этом Чайка даже не сообщил, остается ли этот человек заместителем министра или уже нет. К тому же он просто мог перестать быть учредителем ООО, реально сохранив контроль над этим бизнесом. Чиновников федерального, регионального и муниципального уровня, которые формально не владеют бизнесами, но открыто занимаются коммерцией, в России просто не счесть — легче подсчитать исключения из этого неписаного правила.
Впрочем, выступавшие в Думе продолжали убеждать, что они яростно сражаются с коррупцией. Г-н Чайка чуть ли не с гордостью заявил, что прокурорами выявлено в полтора раза больше нарушений закона о противодействии коррупции, возбуждено почти вдвое больше уголовных дел, чем в прошлом году, само же количество коррупционных преступлений в России в 2009 году возросло на 10%. Ему вторил глава МВД, отрапортовавший об увеличении на 11,3% по сравнению с 9 месяцами прошлого года зарегистрированных должностных преступлений, на 11,6% — раскрытых фактов взяточничества и почти на 17% — количества дел, направленных в суд. В качестве примеров «пресечения преступной деятельности» Нургалиев привел дела руководителей субъектов федерации, в частности и. о. вице-премьера Карелии, вице-губернатора Курганской области, ответственных лиц из Амурской и Новосибирской областей, председателя Ставропольской краевой законодательной думы, заместителей губернатора Орловской, Волгоградской, Курганской областей.
Правда, на федеральном уровне или уровне реальных политических тяжеловесов в регионах пока нет даже «показательных» коррупционных дел.
А глава СКП Александр Бастрыкин прямо ответил на обвинения известного мастера «заказных политических сливов» депутата Госдумы Александра Хинштейна, обвинявшего главу СКП и его жену в наличии бизнеса в Чехии. Бастрыкин сказал, что никакого бизнеса у него нет, и даже согласился на парламентское расследование. Впрочем, прекрасно понимая, что законодательная власть у нас в жизни не сунется туда, куда не велит власть исполнительная.
Показательно, что среди изобличенных коррупционеров нет ни одной известной фамилии. При этом федеральным чиновникам незачем учреждать собственный бизнес — они и так состоят, а иногда и председательствуют в советах директоров крупнейших российских компаний. В регионах же ни один серьезный бизнес не обходится без «крыши» региональной администрации. А сами
коррупционные дела у нас заводятся либо специально для отчетности, чтобы создать видимость борьбы, либо если конкретный чиновник перешел дорогу другим, более влиятельным чиновникам и связанным с ними бизнесменам. Иногда такие дела становятся и следствием внутренних войн самих спецслужб.
Между тем вся российская экономика является коррупционной вотчиной чиновников, которые явно и тайно контролируют компании, фактически торгуют полномочиями (по количеству разрешительных функций, находящихся в ведении чиновничества, что является прямой базой для коррупции, Россия — один из мировых лидеров).
Это не значит, что докладывать о борьбе с коррупцией или заводить уголовные дела не надо. Это значит, что реальная борьба с коррупцией в России может начаться только при полном и безоговорочном законодательном отделении чиновников от бизнеса, включая выдачу разрешений на его ведение (за редкими исключениями достаточно уведомления), при запрете госслужащим занимать места в советах директоров коммерческих компаний, при отказе от использования тех же силовых структур или санэпидемстанций для сведения коммерческих счетов в пользу самих представителей власти и близких к ним коммерсантов. Всех этих
системных проблем современной России нынешняя борьба с коррупцией не затрагивает в принципе.
А генпрокурор, министр внутренних дел и глава СКП выглядят как настоящие охотники за привидениями, упорно не замечающие (в частности из-за отсутствия достаточной правовой базы и, что еще важнее в российских условиях, политической команды) ключевых звеньев реальной коррупционной цепи. При желании количество выявляемых коррупционных преступлений в России можно удваивать каждый год, только это вовсе не будет свидетельствовать о том, что в стране стало вдвое меньше коррупции.