Цивилизация
Как это ни тривиально звучит, слова имеют значение. Они имеют особенно большое значение в мире политики. Вспомним «перестройку», вынутую советниками Горбачева из пыльных папок с протоколами заседаний большевистского Политбюро шестидесятилетней давности. Как-то надо было назвать процесс, призванный ликвидировать стратегическое отставание Советского Союза от США и упрочить власть самого Горбачева. По ходу дела выяснилось, что эти цели недостижимы, но процесс-то уже пошел. Потом появились новые слова, более правильные. Например «демократизация». Но было уже поздно, потому что здания не перестраивают, а разрушают и строят заново. В итоге СССР развалился, а новое государственное строительство пошло без ясного плана и цели, так что в сухом остатке мы получили не демократию, а то, что получили. Но об этом потом. Сейчас – урок. Он таков:
если хочешь что-то сделать, сначала назови это правильно, собственным именем.
Но усвоить этот урок трудно. Ведь правильные имена – имена, соответствующие явлениям, – выявляют не всегда желательный смысл происходящего. Поэтому на интеллектуальном рынке всегда есть предложение слов-обманок. Таково, на мой взгляд, в современном российском контексте слово «модернизация». Само по себе это слово в основном безобидное. Это даже не слово, а термин, который лет этак 50 назад был весьма популярным в политической науке. Как и у всякого термина, у него было строгое, вполне определенное значение.
Примерно такое, если вкратце. Есть традиционное общество, характеризующееся общинной организацией социальной и экономической жизни, господством религиозных представлений, полным подчинением индивида коллективу и коллективистской этикой при отсутствии систем коммуникации в масштабах, сколько-нибудь выходящих за рамки общинного мирка. И есть современное общество, в котором господствуют индивидуалистическая этика, рациональное мировоззрение и развитые коммуникационные системы. Социологи и политологи 50-х считали, что современную им фазу мировой истории можно было описать как процесс перехода от традиционного к современному обществу. Этот процесс они назвали модернизацией.
Надо заметить, что ученые былых времен, как водится, в чем-то оказались правы, а в чем-то нет. Как и всякая теория линейного прогресса, теория модернизации явно недооценивала масштабы выживания традиционных элементов в обществах, совершивших переход. Судя по всему, современное общество не столько устраняет эти элементы, сколько инкорпорирует их в новую социальную ткань, так что их можно обнаружить не только в Японии, где они очевидны, но и, скажем, в США, которые принято рассматривать как образец современности. Однако общая концептуальная канва была, как кажется, разумной. Традиционные общества, несомненно, существовали, а кое-где они существуют и по сей день (скажем, в Бутане или в Свазиленде). Несомненно и то, что сейчас их мало. Преобладают современные общества. Вопреки давним ожиданиям современность оказалась отнюдь не идиллической и очень разнообразной: какой критерий ни возьми, среди современных обществ есть хорошие и плохие.
Теперь вопрос: есть ли в нынешнем российском обществе хоть что-то такое, что позволяло бы характеризовать его как традиционное? Боюсь, нет.
Модернизация в России пошла полным ходом сразу после крестьянской реформы 1861 года, а до конца ее довели большевики, окончательно разрушив и общинный сельский уклад (коллективизация), и элементы традиционного производства и обмена в городе (индустриализация), и религиозное мировоззрение (культурная революция).
Так что, простите за тавтологию, современное российское общество является современным. Оно, я бы сказал, более современно, чем в Америке или в Японии. Современный россиянин – индивидуалист, для которого даже семейные отношения носят в основном инструментальный характер, а соседей по «общине» он не знает и знать не хочет; его жизненный мир состоит из массовых коммуникаций, главная из которых, конечно, телевидение; и он совершенно не религиозен, хотя часто суеверен.
Таким образом, модернизация не стоит на текущей повестке дня. Об этом позаботились до нас. Почему же о ней так много разговоров? А вот почему.
Российское государство неэффективно. Оно не справляется с элементарными задачами управления. Об этом знает всякий, кому приходилось сталкиваться с какими бы то ни было российскими государственными службами.
В частности, оно совершенно не способно осуществлять какие бы то ни было функции экономического регулятора, если не считать монетарной политики, которую, к счастью, могут делать несколько человек за компьютерами. Между тем уходить из экономики оно не хочет, так что более половины ВВП производится в государственном секторе. И это не случайно, а потому, что государство присвоено небольшой группой лиц, состоящей из чиновников и собственников (впрочем, грань условна), которая использует общие ресурсы в целях частного обогащения.
Не констатировать факт частного присвоения российского государства может лишь человек откровенно лживый, явно лишенный интеллектуальной добросовестности. На это не решаются даже телепропагандисты. Обойти тему тоже не всегда удается, да и не нужно, потому что для обозначения этого недостатка российской государственности есть готовое и вполне подходящее слово — «коррупция». Ну да, коррупция. Если не считать того обстоятельства, что по смыслу это слово относится к недостаткам в функционировании управленческих систем, а не к системам как таковым. Между тем
в России присвоение государства является именно системой, а не системным недостатком.
Выше сказано, что российское государство не справляется с задачами управления. Тут надо уточнить: с общими задачами управления. Частные интересы правящей группы это государство обслуживает идеально, и в этом смысле оно вполне эффективно. Конечно, бывают ситуации, когда их интересы совпадают с общими. Но это редкое везение.
Однако, раз подходящее слово найдено, надо его использовать с максимальной пропагандистской эффективностью. Тут есть проблема. Ведь коррупция, как ни крути, явление плохое по определению. Конечно, не в идеальном мире живем, везде есть свои недостатки, и хмуро утро безработного в Нью-Йорке. Но все-таки у нас по этой части как-то зашкаливает. Не говорить о коррупции нельзя, а говорить как-то неудобно, недостаточно патриотично. Если, конечно, не предложить хорошего объяснения.
Вот это-то объяснение и скрыто в слове «модернизация». Суть российской коррупции, оказывается, не в том, что лежит на поверхности, а в том, что российское государство еще не вполне модернизировано и, стало быть, нуждается в модернизации. Надо сказать, что американские политологи, писавшие на эту тему в 50-х годах, действительно выделяли коррупцию в качестве одного из зол традиционного общества. И действительно, в некоторых традиционных обществах власть идентична собственности. Иными словами, то, что американцы называли коррупцией, для этих обществ было таким же системным качеством, как и для современной России. Так что сходство налицо. Но это сходство типологическое.
В традиционном обществе слитность власти и собственности коренится как в его социально-экономической основе (примитивное земледелие и простой товарообмен), так и в сопутствующей массовой идеологии, для которой такое положение вещей является следствием религиозной санкции на власть. Преодолеть «коррупцию» в такой ситуации значит модернизировать социально-экономический уклад, провести индустриализацию, разрушить общину, насадить индивидуалистическую и потребительскую массовую культуру. Это и есть модернизация. Но поскольку в России все это уже сделано, то догадайтесь, что значит модернизация в нашем контексте.
Правильный ответ: ничего не значит. Ну, или очень мало. Маленькие улучшения, не меняющие сути присвоения государства. Вот провели налоговую реформу, заменили дифференцированную шкалу на плоскую – тут тебе и модернизация, хотя странно подумать, что в современном обществе может применяться только плоская шкала. Провели одну пенсионную реформу – модернизация. Не понравилось, провели вторую – тоже модернизация. Закупили новое оборудование – модернизация. Пустили в откаты половину средств на закупку оборудования – коррупция. Значит, надо еще модернизировать. Казалось бы, пустяки, но выглядит хорошо, и у всей логики официальных объяснений появляется некая стройность. Но
у слова «модернизация» есть и еще одно колоссальное достоинство. Дело в том, что она, как учит история, может быть авторитарной. А если подумать – и думателей такого рода немало на Руси, – то она даже должна быть авторитарной.
Вон Пиночет-то как все устроил — по сию пору чилийское вино пьем, нахваливаем. Но можно, конечно, держаться и такого мнения, что модернизация не обязательно должна быть авторитарной. Или даже вовсе не должна быть. Во всяком случае, не сейчас. Открывается отличное поле для общественно-научной дискуссии, столь же бессмысленной, сколь и безобидной, но явно свидетельствующей о плюрализме мнений в современном российском обществе.
Между тем в теории модернизации – если принимать ее всерьез, чего, к счастью, почти никто не делает, – содержится довольно значительный радикальный потенциал. Ведь если общество является в целом современным (а это, я думаю, очевидно), то пороки российской государственности коренятся исключительно в ней самой. Значит, государство нужно просто ликвидировать и создать заново. Или уж не создавать. Я не сторонник таких вариантов. Это было неправильно с перестройкой. Неправильно и с модернизацией. Но к этому идет. Я думаю, что
существует простой и ясный путь к исправлению российской государственности. Как и 20 лет назад, это демократизация.
Конституционный каркас для того, чтобы заставить российское государство работать на общее благо, уже создан, хотя и нуждается в некоторых улучшениях. А с системой присвоения государства можно покончить лишь одним способом – поставив его под общественный контроль, создав для чиновников условия гласности, ответственности и подотчетности. Это может сделать демократия. И только она. Поэтому нужно покончить с законодательными завалами, образовавшимися в период авторитарной трансформации: восстановить свободу политических объединений, ввести честные и справедливые правила на выборах, обеспечить свободу слова. Для всего этого модернизация не нужна. Для этого нужны, во-первых, воля российского общества к переменам, а во-вторых, элементарное мужество российской власти.
Конечно, на следующий день после демократизации мы не узрим новое небо и новую землю. Коррупция, во всяком случае, не исчезнет. Но тогда она будет коррупцией, а не системой, и появится шанс на ее постепенное искоренение. Одна из главных проблем в современной России состоит в том, что, оттягивая назревшие преобразования, подменяя их пустыми разговорами о фантомах вроде модернизации, власть подталкивает страну к такому состоянию, когда реформировать государство будет невозможно и не нужно. Мы это уже проходили.
