Цивилизация
Эксперимент по созданию в России независимой судебной власти, да еще и связанной с гражданским обществом, закончен. И это, в общем-то, логично – торжества правосудия не получилось.
Хлопоты, с которыми власть сталкивается, когда присяжные выносят неправильные с ее точки зрения приговоры по резонансным делам, оказываются достаточным поводом, чтобы убрать со сцены заимствованные из западных правовых систем элементы, на которые в ходе реформы возлагались такие большие надежды.
А аргументов в пользу продолжения реформ – например, роста правосознания, высокой общественной поддержки или значимого количества решений, свидетельствующих о самостоятельности судебной власти, – нет.
Одна из главных особенностей суда присяжных – обеспечение реальной состязательности сторон – продемонстрировала полную неприспособленность следствия и прокуратуры к тому, чтобы обеспечивать обвинение доказательной базой и поддерживать его в суде. Этой проблемы не существует в профессиональном суде – несмотря на разработки теоретиков реформы, пытавшихся обеспечить его независимость, административная организация системы привела, напротив, к полной его управляемости председателями судов, влиятельными интересантами и, в случае необходимости, политической властью. Но в суде присяжных строгий контроль теряется.
Когда президент Медведев говорит, что присяжные не справляются со своей работой (в данном случае при рассмотрении дел, связанных с деятельностью преступных сообществ), он в чем-то прав. И рефери в боксе не справится, если на ринг против тяжеловеса выходит противник в весе пера. Так
как же присяжные могут проявить должный иммунитет к хитроумным построениям адвокатов, если сторона обвинения заведомо менее компетентна и убедительна, чем защита?
Единственным инструментом в такой ситуации оказывается, по сути, дискредитация этого института: рассмотрение дел с новым составом присяжных, неоднократное обжалование оправдательных вердиктов и, наконец, передача не складывающихся в пользу обвинения дел в ведение профессиональных судейских. Этот единственный инструмент, позволяя в конце концов «решать проблему», все-таки имеет нежелательные последствия, заставляя власть тратить дополнительные усилия для достижения желаемого результата и умножая число граждан, обиженных на режим. Так что можно полагать, постепенное уничижение суда присяжных продолжится и дальше.
Стоит, наверное, сожалеть о судьбе судебной реформы в России, ведь ее цели и задачи были благородны.
Более важным, однако, является вопрос – способна ли страна сколько-нибудь долго и относительно благополучно существовать при такой системе правосудия, какая де-факто складывается на сегодняшний день.
При единой, пусть даже репрессивной, политической воле, опирающейся на поддержку или хотя бы на пассивность населения, готового признать, что отправление правосудия есть дело начальства, вероятно, способна. Возможно, при наличии серьезных конкурентных преимуществ (например, дешевой рабочей силы и низких социальных издержек) она способна даже на развитие. Очевидным примером здесь является Китай (впрочем, жесткая хватка его правящей верхушки не отменяет того факта, что там происходят десятки тысяч протестных выступлений в год). Россия, однако, не Китай.
Надежды на инновационное развитие, о которых не устает говорить руководство, в ней попросту не могут реализоваться без внятной судебной системы, огражденной от контроля со стороны «начальства». А это означает, что придется проводить новую судебную реформу, менее наивную и эклектичную. С нуля.
