Бессмысленное это занятие – рассуждать о судьбах России. Прежде всего, потому что подобные рассуждения неизменно превращаются в спор о первичности яйца или курицы. А еще и потому, что
Россия – единственная в мире страна, где история с восторгом терпит сослагательное наклонение.
Исчерпывающий пример: россияне так до сих пор и не решили, была ли сталинская гекатомба чудовищным преступлением или великим благом для страны. Такая же упоенная «сослагательность» царит в оценках и совсем уж недавнего прошлого. Мы до сих пор взахлеб спорим и спорим, ища спасения от настоящего в надеждах на прошлое.
А что было бы, если бы путчисты победили? А что было бы, если бы не было Беловежской пущи? А что было бы, если бы Ельцин первым же (или, на худой конец, вторым) своим указом ввел «запрет на профессию» для всех партийных функционеров, работников спецслужб и армейской верхушки?
Кстати, по моим собственным наблюдениям, сразу после провала августовского путча именно эти круги были охвачены паникой перед неизбежностью, как они считали, немедленных и свирепых чисток. Не соображая при этом, что подумать о таких чистках тогда было просто некому. Михаил Сергеевич думал только о том, как сохранить стремительно расползающееся под его ногами пространство СССР, а вместе с ним и свое президентство. А Борис Николаевич, в свою очередь, думал о том, как бы побыстрее избавиться от Михаила Сергеевича и самому стать президентом. Какие уж тут чистки…
Короче говоря, пронесло.
Однако, на мой взгляд, глубоко заблуждаются те, кто сегодня считает, что именно и только подобные чистки предотвратили бы приход к власти чекиста Путина и воцарение «путинизма». И вот почему. Даже если предположить, что чекистская каста была бы подвержена остракизму, лично к Владимиру Владимировичу, успевшему стать верным соратником либеральнейшего Собчака, который был верным соратником Ельцина, эта мера не могла быть применена по определению. Тем не менее
по-прежнему бытует мнение, что если Борис Николаевич и его окружение (кстати, далеко не однородное) решились бы таки на массовую люстрацию, то сегодня в нашем обществе не торжествовал бы «совковый реванш».
С этим тоже вряд ли можно согласиться, поскольку первые и существенные симптомы общественной ностальгии по «совку» проявились уже в 1993 году, когда «взбесившиеся от ужасов капитализма» россияне привели партию «патриотов-лабазников» к победе на парламентских выборах. И разве не «совковым реваншем» были «разворот над Атлантикой» и «бросок в Приштину»? А ведь в то время чекисты сидели, как говорится, тише воды, ниже травы .
Кроме того, откуда у сторонников люстрации берется абсолютная уверенность в том, что сотни тысяч опустевших руководящих кресел были бы заполнены людьми, пекущимися не о собственных карманах, не о сохранении любой ценой властных рычагов и не о «державном величии России», а о ее цивилизованном развитии? Может быть, они вспомнят, хотя бы для примера, как Анатолий Чубайс еще в «допутинские» времена опережающими темпами завел былины «о грядущем возрождении русской армии в Чечне»?
В этом разочаровывающем контексте было бы преувеличением воспринимать сегодняшнее засилье силовиков как некую историческую, концептуальную угрозу будущему российского общества. Согласен, такая угроза в принципе могла бы возникнуть, но только в том случае, если бы приход чекистов к власти был результатом их собственной политической воли, их сознательного намерения взять власть. Но ведь, используя выражение Марка Твена, они оказались во власти, «как слепой мул в канаве». Ну,
допустим, пал бы выбор двух Борисов – Березовского и Ельцина – не на заштатного питерского чекиста, а на питерского юриста или заведующего мебельным магазином. Или не питерского, а владивостокского, новочеркасского и т. д. Что бы этот выбор изменил в незыблемо клановой природе российской власти?
Не будем вспоминать о Петре Великом, вспомним лучше о «днепропетровском клане» незабвенного Леонида Ильича. Так что любой гипотетический нечекист точно так же раздал бы «своим людям» — землякам, однокурсникам, сослуживцам, своим тренерам по городкам или гольфу – посты «на кормление» и точно так же использовал бы силовиков и спецслужбистов для охраны своей власти. Разве что последним в такой ситуации перепадало бы чуть меньше от того, что они имеют сейчас.
Ладно, попробуем согласиться с тезисом, согласно которому сегодняшнее печальное состояние нашей власти и общества является прямым результатом ошибки, которую в свое время совершил Ельцин, так и не очистив российские властные структуры от носителей «совкового реваншизма». Но такая гипотеза неизбежно вызывает вопрос: означает ли это, что власть, которая рано или поздно придет на смену нынешнему режиму, должна будет, хоть и с большим опозданием, исправить эту ошибку?
Сначала попробуем догадаться, какой может быть эта власть. Точнее, каким образом немногочисленные антагонисты «совкового реванша» или хотя бы умеренные, пугающиеся собственной тени либералы типа Игоря Юргенса или Никиты Белых смогут прийти к власти, скажем, в 2024 году, то есть к концу вполне возможного и вполне конституционного пребывания Путина на посту президента РФ? На парламентских или президентских выборах? Думаю, что такое предположение может вызвать только смех. Но даже если – подчеркиваю, если – такое чудо и случится, то зачем нужна будет пресловутая люстрация, когда такой результат выборов будет свидетельствовать о том, что нынешняя «силовая номенклатура» и ее «потешные партии» полностью маргинализированы в глазах общества? Ну разве что поменять верхушку в силовых ведомствах, и вся недолга. Естественный «технический» прием любой новой власти. Об остальных можно будет не беспокоиться, поскольку они будут готовы примкнуть даже к движению геев, лишь бы остаться у кормушки.
Давайте, впрочем, вернемся к реальности. Вышеприведенный сценарий немыслим в обществе, которое безропотно терпит любые унижения со стороны собственной власти, но приходит в яростное исступление при мысли о том, что Соединенные Штаты «не уважают» Россию и, что хуже, «не боятся» ее. Между тем
история нашей страны непреложно свидетельствует о том, что «концептуальная», то есть сопровождаемая существенными политическими изменениями, смена власти может произойти только в результате очередного социально-экономического катаклизма, слепо сметающего выродившуюся власть.
До такого варианта событий еще весьма далеко, однако уже сейчас заметно, что именно этого уже сегодня панически боятся в Кремле.
Так вот, предположим, что такой катаклизм свершился. Предположим (но уже с исчезающе малой степенью вероятности), что на «волне народного гнева» к власти приходят вменяемые, нравственно ответственные, а главное, компетентные люди, способные повести за собой общество к подлинной демократии. Оставим в стороне вопрос, откуда они возьмутся. В конце концов, Россия всегда верила в чудеса – вдруг и впрямь появятся такие по щучьему велению.
Вот в этой ситуации люстрация, пожалуй, была бы нужна. Но уж тогда-то гнать из власти присосавшихся к ней людей пришлось бы в массовом порядке. От президентской администрации до губернаторов и мэров крупных городов, от крупных руководителей силовых ведомств до регионального руководства их филиалами, от членов парламентских фракций до несостоявшегося «Правого дела», воплощающего в себе вдобавок всю мерзость профессионального коллаборационизма. Захотят они создавать свои партии собственными усилиями и за собственный счет – ради бога! Будет любопытно посмотреть, как это у них получится. А для ровного счета ко всем этим категориям можно было бы добавить сегодняшних телевизионных начальников и прочих «политтехнологов», идейные метаморфозы которых заставили бы позеленеть от зависти самого Протея.
Но будет ли такое решение само по себе достаточным, чтобы остановить наконец очередное сползание российского общества в его собственные мифы?
Я, например, не уверен, что, избавившись от «державно-совковой закваски» в своих рядах, новая власть не окажется вновь один на один с обществом, большинство которого при слове «демократия» привычно тянется к рукоятке воображаемого пистолета Макарова.
Боюсь, что никакой одномоментной панацеи для России, как, впрочем, и для любого другого общества, не существует. Ну а если российское общество окажется не способным эволюционировать в нужном направлении, туда нам и дорога.
Впрочем, если верить в утопии, можно было бы рассмотреть вариант «люстрации с обратным знаком». По принципу, так сказать, естественного, именно естественного отбора. Например, предложить обществу своего рода «добровольный и суперкомфортабельный ГУЛАГ». Застроить все побережье Черного моря, Краснодарский и Ставропольский края, а может быть, и Ростовскую область коттеджами, виллами, современными дорогами, развлекательными центрами, ресторанами, автоцентрами, магазинами и т. д. Отгородить эту территорию от остальной России глухой стеной и предложить добровольно поселиться там всем, кто захочет бесплатно жить в собственных домах, иметь автомашины любых марок и каждый день питаться черной икрой, фуа-гра и шашлыками, не говоря уже о спиртных напитках. При одном условии – не голосовать и не размножаться.
Отказавшиеся от этого предложения будут, разумеется, обречены долгие годы работать на содержание этого ГУЛАГа. Но именно они и станут здоровым фундаментом нации, которая жизненно нужна России.