Цивилизация
О том, возможно ли улучшение отношений между Ираном и США, какую роль в этом может сыграть Россия, «Газете.Ru – Комментарии» рассказал заместитель директора Института США и Канады РАН Виктор Кременюк
— Разговоры о возможности диалога США и Ирана начались еще до президентских выборов в США. Теперь они не оправдываются?
— Пока не очень оправдываются. Возможно, еще рано об этом говорить. Публично практически ничего не было сказано о диалоге, и ничего не было сделано. На мой взгляд, потому что
Вашингтон до последнего выжидал, кто победит на выборах. Были надежды, что победит Мусави, который считается менее идеологизированным. Было бы, возможно, лучше и удобнее: поздравить его с победой, наметить путь на улучшение отношений. Но победил все-таки Ахмадинеджад.
Значит, надо выходить на него, что-то ему предлагать. Тем более что Ахмадинеджад, выступая по поводу своей победы, решил позаимствовать эту идею у Мусави и выразил готовность к диалогу с Соединенными Штатами. Поэтому можно ожидать, что какие-то шаги будут сделаны и Вашингтоном, и Тегераном по пути сближения. Но вмешивается фактор нестабильности в Тегеране, в связи с которым самым мудрым со стороны американского президента было бы подождать и увидеть, чем закончится выступление оппозиции.
— Есть мнение, что не столь критично, кто победил на президентских выборах, потому что определяющим является мнение аятоллы Хаменеи.
— По-моему, это из области домыслов и фантазий.
Аятолла Хаменеи – религиозный лидер, для которого Америка – не государство, не потенциальный партнер, а Сатана. Поэтому выражать симпатии к США он не может.
В то же время Ирану нужно решать накопившиеся проблемы. Одна часть иранских политических кругов видит решение в усилении агрессивности и поддержке радикальных движений (это Ахмадинеджад и его сторонники). Другие же понимают, что Ирану нужна модернизация, что ему нужно обновлять свою промышленность по многим отраслям. Иран – промышленно развитая страна, но мало выходит на международный уровень. Она отстала технически, ей нужно обновлять свое оборудование, и для этого нужны другие отношения со странами, которые могут поделиться технологиями: например, с Германией, Францией, Россией.
— Как вы полагаете, то, что Ахмадинеджад остался у власти, означает сохранение прежнего порядка вещей или, может быть, особенно под влиянием выступлений оппозиционно настроенных граждан, он станет вести себя по-другому?
— Ахмадинеджад не из тех политических лидеров, шаги которых можно просчитать. Он достаточно неожиданный человек и может вести себя по-разному, но мне кажется, что для своего переизбрания он выжал все, что можно, из конфронтации с Америкой. Продемонстрировал жесткость, неуступчивость, даже агрессивность, свою верность идеалам исламской революции. Но теперь надо жить дальше.
Что, если политика конфронтации c США завершится, допустим, серьезным военным ударом по Ирану? Иран будет, скорее всего, проигравшей стороной, и тогда Ахмадинеджад со всей своей бравадой окажется в очень незавидном положении.
Это был бы очень конфузный конец его правления. Поэтому у него есть основания подумать о выходе из состояния клинча с Соединенными Штатами, и, если Обама даст ему какой-то намек, думаю, он откликнется.
— В каком формате может проходить сближение?
— В любом. Накопилось множество проблем еще с момента захвата американских заложников в 1979 году: например, замораживание иранских счетов в США, блокада. И можно начать с небольших шагов, отменяя один за другим те запреты и ограничения, которые ввели 30 лет назад США. Можно вообще начать с прямого прорыва: организовать встречу Обамы и Ахмадинеджада, допустим, в Нью-Йорке или в Европе. Начинать можно с чего угодно. Но опять же, надо выждать: чем закончится нынешнее противостояние оппозиции и режима.
— Будут ли предварительные условия у сторон? И США, и Иран могут что-то потребовать до начала переговоров?
— Все на свете возможно, в том числе и это. Но выдвижение таких предварительных условий делает всю затею переговоров бессмысленной.
Предварительные условия – это почти всегда запланированный провал инициативы. Если Обама решит сначала потребовать что-то от Ахмадинеджада, с какой стати тот станет соглашаться? И наоборот.
Если есть желание вести переговоры, они не должны начинаться с диктовки условий. Мотивы для сближения есть у обеих сторон, но ситуация сейчас крайне хрупкая, ее легко разрушить.
— Вы полагаете, все сценарии развития отношений США и Ирана остаются возможными?
— Хотелось бы сказать: нет, все поменялось, какие-то альтернативы исключаются. Но я такого сказать не могу. Я даже не стал бы окончательно исключать возможности военно-воздушного удара по Ирану. Да и сам Обама не будет никаких обещаний на эту тему давать. Он наверняка захочет, чтобы иранцы понимали, что если сорвутся переговоры и дела пойдут плохо, они могут получить мощнейший удар. И никто здесь Обаму не остановит. Поэтому зачем ему говорить, что он не будет стрелять? Пусть иранцы считают, что может и выстрелить.
— Может ли Обама на саммите в Москве поднять иранскую тему, попытаться привлечь Россию к построению диалога с Ираном?
— Конечно, США хотели бы, чтобы Россия участвовала в этом, помогая наладить отношения с Ираном. У России действительно есть возможности на этом направлении, но не такие уж и большие.
Россия не может действовать совершенно свободно: с Ираном нас связывают разносторонние отношения. Это экономические связи, энергетика, партнерство по ШОС. Дружественные отношения с Ираном России нужно сохранить. Поэтому мы больше связаны, у нас меньше свободы действий в иранском вопросе, чем у США.
И у нас с США такая стадия, когда мы определяем всю систему отношений по вопросам разного уровня: по крупным стратегическим, по региональным, по частным. Здесь очень важно соблюдать баланс, чтобы не получилось опять, что мы в чем-то уступаем. Например, выводим войска из Европы, а в ответ получаем расширение НАТО. Это вопрос сложный и деликатный. Мы можем пойти навстречу США, помочь им, но при этом мы ни в коем случае не должны сделать так, чтобы пострадали наши интересы.
— После приезда Обамы в Москву что-то с нашей позицией прояснится?
— Пока я не стал бы гадать и это комментировать. Ведь Обама приедет не из-за этого.
Номер один в повестке, самое главное – договор по СНВ, который надо кровь из носу до конца года подписать. Обама должен обсудить СНВ и получить ощущение, что Медведев идет ему навстречу. Это настолько важный вопрос, что, в принципе, можно посадить обе дипломатические команды за стол, закрыть их в комнате и не выпускать, пока не будет готов текст договора.
С другой стороны, надо ли ограничиться только этим? Нет, конечно, ни Россия, ни США этого не хотят. Тогда могут быть подняты вопросы взаимодействия по другим проблемам: по Афганистану, Пакистану, Ирану, Ираку и всему Ближнему Востоку, по Кавказу, по Грузии, Балканам, Украине. Есть масса вопросов, которые надо упорядочить и определить свою позицию по каждому: где мы будем стоять насмерть, а где – можем поторговаться. Дипломаты обеих сторон наверняка готовят повестку встречи день и ночь. Но
окончательное слово могут сказать только президенты, и только после того как пообщаются, поймут друг друга и для себя решат: можно идти на такое обширное сотрудничество или не стоит. Тогда же наступит ясность и с Ираном.
Но сначала должны быть достигнуты успехи по СНВ. А к этим успехам уже можно будет подверстывать всю остальную повестку.
— Северокорейский сценарий лавирования для Ирана возможен?
— Может быть использована и эта тактика. Но у Ирана нет такой задачи, как у северокорейцев. Северной Корее бомба крайне необходима: это единственный способ выживания их режима. У Ирана такой проблемы нет. Для него ядерная программа — это скорее амбиции, а они всегда по-другому звучат, и у них другая цена, чем у стратегии выживания. Тактика может быть использована та же, но без соответствующей стратегии она звучит совсем иначе. А иранская и северокорейская стратегии в отношениях с Западом совершенно несопоставимы.
Беседовала Светлана Ярошевская
