Цивилизация
С кризисом участились публичные нападки на первого заместителя руководителя администрации президента Владислава Суркова. Его обвиняют едва ли не во всех бедах кризисной России, инкриминируют авторство изоляционистской идеологии «суверенной демократии», называют «Сусловым сегодня». Говорят, наконец, что либерализация с «оттепелью» всё никак не наступят именно из-за его пагубного влияния.
Само по себе сравнение Владислава Суркова с членом Политбюро ЦК КПСС Михаилом Сусловым правомерно. Другое дело, что называть Суслова «идеологом СССР» — явное преувеличение. Он решал задачи чисто технические: с одной стороны, придавал законченные очертания ленинизму-сталинизму, сформировавшемуся в качестве базовой идеологической модели Советского Союза к началу 1950-х, с другой – адаптировал модель к постепенно меняющимся советским реалиям. Кроме прочего, Михаил Андреевич был воплощением официальных ценностей — идеологического догматизма и личного аскетизма.
Вот и Сурков на самом деле никакой не «главный идеолог», потому что вовсе не он создал идеологическую модель современной России. Ее сформировали крупные бизнесмены, которые еще в первый ельцинский срок стали подлинными правителями России. Сурков же, как в свое время и Суслов, решал технические задачи: адаптацию сложившейся в «лихие» 1990-е модели к реалиям «нулевых». И как некогда секретарь ЦК, замглавы кремлевской администрации
Сурков олицетворяет базовые ценности идеологической модели — веру во всевластие тандема «деньги + технологии» и демонстративный цинизм.
Вообще, говоря об идеологии современной России, нужно отделить реальную идеологию правящего класса от декларативной. Первая – это жизненная философия, на которую опирается правящий класс. Вторая – пропагандистский продукт для широких народных масс. Наивный наблюдатель часто не может понять разницы между двумя идеологиями, что и приводит к фантастическим политическим оценкам.
Реальная идеология правящего слоя отражает главную цель – утилизировать советское наследство. Государство рассматривается не как исторический субъект, а как инструмент раздела и передела собственности с последующей легализацией результатов. Важнейшая составляющая – вера в деньги как субъект власти. Пару лет назад, когда у совладельца «Норильского никеля» Михаила Прохорова возникли проблемы в Куршевеле, была проведена PR-кампания с незамысловатым посылом: российские VIP-отдыхающие приносят слишком большую прибыль французскому курорту, чтобы еще и соблюдать европейские приличия. В этом тезисе реальная идеология выражена с первозданной точностью. Собственно,
Прохоров и другие члены клуба «большой приватизации» и есть главные идеологи страны.
Идеальный обитатель современной России – вообще лишен политической идеологии в традиционном смысле этого термина. Он может быть коммунистом, либералом, националистом и империалистом одновременно. Поскольку в действительности не является никем из них. Для него идеология – просто прикладной PR-элемент. Именно таков Сурков, потому он и занимает свое нынешнее место в системе.
«Сурковизация» российской политики, которую мы наблюдаем последние 10 лет, связана вовсе не со зловредным и амбициозным мальчиком Славой, а с объективными интересами правящего слоя.
Если завтра президент Медведев предложит Суркову стать генеральным либерализатором РФ и директором Федеральной службы оттепели, «идеолог суверенной демократии» быстро превратится в яростного «оттепельщика».
Место «лихих девяностых» в его речах займут «свинцовые нулевые». А движение «Наши» преобразуется в какой-нибудь «Молодежный фронт либерального реванша». Просто время еще не пришло.
В конце 1990-х правящий класс перешел от первичного раздела советского наследства к защите результатов приватизации. Для достижения этой исторической цели нужно было устранить дефицит легитимности власти и добиться политической стабилизации, едва ли возможной при наличии открытой и свободной конкуренции в политике. Это, в свою очередь, требовало создания пропагандистских конструкций, которые убедили бы народ, что интересы правящего слоя тождественны национально-государственным интересам России и наоборот. И популярные в стране, особенно конце 1990-х национал-патриотические лозунги были просто приватизированы правящим классом, как раньше заводы и сырьевые месторождения. Вместо того, чтобы бороться с оппозицией на политико-идеологическом поле, было придумано совместить ее с властью в одном проекте, обильно сдобренном главной ценностью — деньгами. Подменив публичную политику и идеологическую борьбу системой симулякров. И оппозиция, утомленная долгими бесплодными годами идеологических битв и жаждущая вполне буржуазного отдохновения, с такой конструкцией спешно согласилась.
Сурков – политический технолог, который всего лишь решал часть описанных выше задач. Как наивно считать, что перестановки в Политбюро ЦК КПСС (вызванные, в том числе, кончиной Михаила Суслова) в начале – середине 1980-х годов прямо привели к гибели СССР, так ничего не изменила бы и отставка Суркова.
Россия может сохраниться как единое целое и открыть посткризисную страницу своего развития только в случае отказа от постсоветской модели. А для этого необходима радикальная модернизация элит. У нынешней правящей элиты нет ни сил, ни желания менять модель развития и строить новую государственность, т. е. переходить от логики утилизации к логике модернизации. А есть лишь стремление «переждать», «пересидеть» кризис, чтобы дожить до светлого дня, когда всё та же священная цена на нефть снова вырастет до «справедливого» предела.
И в этом, а вовсе не в Суркове, загвоздка.
