Цивилизация
Чтобы понять, почему Россию покидают ученые и вернутся ли они, нужно иметь хотя бы общее представление о том, почему они уехали.
Личный фактор
Практически общим местом стало утверждение, что уехали ученые от плохой жизни в хорошую, имея в виду, в первую очередь, материальный фактор. На самом деле причины отъезда были самыми разными, но, как оказалось,
нередко ученые уезжали не на заработки, а по личным причинам.
Например, из-за отъезда родственников, в том числе детей, на учебу; необходимости лечения близких людей. К личным факторам можно отнести и отъезд по этническим и политическим причинам (это касается преимущественно тех, кто эмигрировал в советское время). Трудоустройство за рубежом во всех этих случаях было не самым простым. Одним пришлось сменить несколько профессий, прежде чем, в конце концов, вернуться к научной работе. Другим – изменить профиль, научную специализацию. После преодоления этих трудностей психологически сложно решаться на новые перемены.
Другой распространенный путь – это отъезд на временную работу, по приглашению, из-за желания поработать в западной лаборатории, на хорошем оборудовании, заработать средства для того, чтобы, вернувшись, улучшить свои материальные, в том числе жилищные, условия. Это
передвижение с намерением «поработать и вернуться» пока происходит практически исключительно в одном направлении.
Характерно, что более молодые эмигранты смотрят на вопросы отъезда и адаптации спокойнее. Они уезжали из постсоветской науки, не видя в ней никакой перспективы, поэтому адаптировались проще и без особых сожалений о том, что пришлось уехать. В целом время и причины отъезда, а также возраст на момент отъезда и проведения интервью имеют значение. Уехавшие из постсоветской науки имеют иную ментальность, чем те, кто успел поработать в науке советской, пройти через период распада СССР и затем уже уехать.
Уехавшие давно вряд ли вернутся, так же как и те, кто уехал молодым. Последние значительно меньше ностальгируют и кажутся довольно жесткими прагматиками.
В целом роль «личного» фактора представляется достаточно серьезной, поэтому и возвращение может произойти по личным причинам. Но они – наименее предсказуемые. Вчера этого фактора еще не было, а сегодня он может появиться благодаря развитию сотрудничества, появлению новых знакомств, новых связей.
Секреты привлекательности
Желание вернуться или хотя бы приезжать в Россию на время – результат взаимовлияния двух факторов – привлекательности России и Америки. При этом надо разделять оценку ситуации в стране и в науке. Если в девяностых эти понятия можно было отождествлять, то сейчас, как показали интервью, состояние страны и науки в стране не совсем совпадают. Хотя, безусловно, это вещи взаимосвязанные.
Что же нравится и не нравится нашим соотечественникам в России и что их удерживает в Америке? Полученные ответы суммированы в приводимой ниже таблице. Курсивом выделены наиболее часто повторявшиеся высказывания.
Из приведенных данных видно, что ответы противоречивы. Так,
о нехватке научного общения говорится как применительно к России, так и Америке. Для одних в России не осталось профессионалов, с которыми было бы интересно развивать сотрудничество, другие тяготятся отсутствием научного общения в Америке…
Отчасти это связано с возрастом, знанием языка, специальностью. В России действительно есть направления почти утерянные, и те, кто работает в таких областях в Америке, приезжают в Россию в основном из-за возможности привлечь студентов и просто из-за общения как такового.
Что обращает на себя внимание, так это оценка состояния общества в целом. В России не нравится значительно больше, чем в США. В Америке проблемой является практически только микросреда общения, удерживают сама система общественного устройства, многим нравится их работа. Зачем куда-то ехать, если нравится то место, где работаешь сейчас?
В России же не единожды главным притягательным фактором были названы российские женщины. Это, конечно, отчасти шутка, но, может быть, это и станет одним из тех «личных факторов», который вернет часть наших соотечественников назад, в Россию?
Вместе с тем, к российской науке претензий было высказано немало. Из серьезных – система организации науки.
Бюрократизация научной жизни – фактор, значительно снижающий оптимизм в отношении перспектив развития сотрудничества с представителями научной диаспоры.
Уровень бюрократизации подачи заявок на формирование лотов, процедуры оформления конкурсной документации и отчетности – настолько высок, что ученым, работающим за рубежом, где заявка на финансирование может быть обоснована достаточно кратко и четко, нет резонов участвовать в российских конкурсах. Более того, представление о бюрократизации и недостаточной гибкости научной системы в России сложилось у эмигрантов даже при недостаточном понимании того, что их на самом деле ожидает после приезда в Россию для временной, а тем более долгосрочной работы.
Любопытно, что плохое оборудование и низкая зарплата в науке упоминались не так часто, как проблемы ее организации и состояние российского общества в целом. Понятно, что современное оборудование необходимо. Оно влияет на точность изменений, эффективность исследований, возможности расширения спектра научных задач. Но только закупить и смонтировать оборудование – это еще далеко не все. Москву уже стали называть «кладбищем современного оборудования» (то же можно наблюдать и в некоторых институтах в других регионах страны). Общие проблемы – нет обслуживающего персонала, нет специалистов, которые могут это оборудование использовать в полной мере, нет расходных материалов и реактивов и т. п. Проблемы материального обеспечения завязаны на более глубокие структурные и организационные вопросы.
Если внимательно вчитаться в список претензий к российской науке, то становится ясно, что ее организация и ее состояние – это частный случай общей ситуации в стране. Получается, что дело не столько в науке, сколько в самой стране?
Дружба на расстоянии?
Связи с Россией на персональном уровне есть практически у всех, участвовавших в интервью. Организационно оформленное сотрудничество распространено значительно реже; участвуют в российской науке в качестве экспертов единицы.
Самый распространенный вид сотрудничества – это совместные проекты, в том числе с теми, кто временно приезжает на работу в США. Понемногу начинает распространяться такой вид взаимодействий, как проведение экспертизы проектов по заказу российских структур (в первую очередь, РОСНАНО), а также зарубежных фондов, у которых есть программы поддержки российской науки.
Специальность может быть фактором, отрицательно влияющим на возможность сотрудничества в том случае, когда работы в этом направлении в России значительно отстают от уровня на Западе. Тогда интерес к научному сотрудничеству, не говоря уже о возвращении, минимальный. Это особенно характерно для современных, быстрорастущих областей и специализаций, где у России за постсоветский период утеряны конкурентные преимущества.
Для уехавших на Запад теоретических физиков мнение российских коллег по-прежнему имеет большое значение. Для ученых, работающих в области биотехнологий, нейронаук, некоторых медицинских и биологических направлений, больший интерес представляют студенты, а не живущие в России коллеги.
Такие ученые предпочитают экспертную работу для российских ведомств и фондов, работающих с Россией, а также преподавательскую работу.
Какие формы и схемы сотрудничества для российских ученых, живущих за рубежом, являются наиболее привлекательными? В порядке снижения частоты упоминаний их перечень выглядит следующим образом…
— Поездки в Россию для проведения консультаций и участия в конференциях. Это позволяет сочетать определенные научные интересы с возможностью побывать на родине.
— Совместные проекты, при параллельном их выполнении в России и США.
— Экспертиза, рецензирование статей.
— Приезд российских студентов в США для того, чтобы они могли получить опыт работы на современном оборудовании и взгляд на то, как по-другому может быть организована наука.
Хотя этот список не выглядит оптимистично с точки зрения перспектив полного возвращения ученых в Россию, однако сравнение с прошлыми интервью, проведенными автором в США десять лет назад (в 1999 году в национальных лабораториях и университетах), показывает, что виды возможных взаимосвязей стали намного разнообразнее.
Раньше ученые-эмигранты видели основной смысл не в том, чтобы поддерживать научные контакты с коллегами в России, а в оказании им содействия в переезде на Запад. В 90-х годах такого мнения придерживалось большинство опрошенных.
Можно ли привлечь обещаниями развития научной карьеры? И что это вообще такое – успешная научная карьера? Опрос показал, что хорошая карьера – понятие субъективное, поскольку никаких усредненных характеристик, чтобы ее описать, нет. У каждого на этот счет есть свое представление, в зависимости от желаний и склонностей самого ученого. Хочет ли он/она спокойной жизни при гарантированной средней зарплате или высокой зарплаты; самому решать, чем заниматься, или чтобы задача четко ставилась кем-то еще – все это определяет взгляд на «успешность» карьеры. Поэтому с точки зрения научной политики невозможно обеспечить удачную карьеру в России как альтернативу американской, а можно только постараться создать условия для развития науки.
Однако некоторые признаки успешной научной карьеры все же есть, если выводить их по тем утверждениям, которые наиболее часто встречались в ответах респондентов. Как правило, это постоянная позиция – в университете или национальной лаборатории, с собственным бюджетом на научные исследования. То есть стабильность.
Второй вариант успешной научной карьеры – высокая зарплата. Неважно, какой это сектор науки. Деньги и материальное благополучие в данном случае единственное и главное измерение. Престижность места и его территориальное расположение в Америке не имеют такого значения, как в России. Но все же стабильность можно выделить в качестве одного из ключевых факторов.
Это наводит на размышления о связи с понятием хорошей научной карьеры в советской науке. Успешной карьерой было принято считать: закончить вуз, в нем же остаться работать, до пенсии, постепенно продвигаясь по должностной лестнице. Либо после окончания вуза прийти на работу в НИИ и дослужиться в нем до администратора среднего или высшего звена. Это гарантировало и устойчивый рост заработной платы. Иными словами, стабильность (низкая мобильность) была характеристикой успеха, и в ментальности российских ученых, по-видимому, осталось это стремление к минимизации «резких движений». А гарантии и предсказуемость – это то, что в целом дает Америка, и касается это не только науки.
Для российских эмигрантов, наверное, в силу унаследованной тяги к стабильности, наиболее привлекательно выглядит работа именно в государственных научных организациях и университетах.
Занимаясь научными исследованиями в лабораториях бизнес-сектора, можно получать значительно более высокую зарплату (по оценкам респондентов, в 1,5–2 раза выше, чем в национальной лаборатории), однако те, кто имеют шанс получить постоянную позицию в университете или нацлаборатории, не стремятся перейти в бизнес-сектор.
При этом интересно то, что российская наука за последние годы сильно изменилась, и хотя мобильность остается по-прежнему низкой, особенно если говорить о территориальной (региональной) мобильности, но все ученые, особенно относительно молодые, гораздо чаще меняют место работы и совмещают несколько занятий (научную работу, преподавание, консультирование). Отчасти такая активность является вынужденной: как и прежде, доход, получаемый на одном месте работы, недостаточен без дополнительных приработков. Однако только отчасти. Одновременно и сама наука стала динамичнее, и те, кто стремятся в ней что-то достичь, профессионально мобильны. Если учесть при этом, что российские ученые постоянно преодолевают различные бюрократические препятствия, то можно смело сказать, что
по динамизму жизни «активная часть» российского научного сообщества не уступает, если не обгоняет американскую науку. Но как раз стабильности, а тем более предсказуемости российская наука в целом не может дать…
Поскольку в России рассматриваются различные схемы привлечения эмигрантов – в том числе, например, с использованием китайского опыта формирования специальных зон, где создаются особые комфортные условия, то отдельный вопрос заключался в том, поедут ли наши соотечественники в такие зоны, если они будут созданы. Абсолютно все выразили сомнение в том, что в России можно создать некие идеально комфортные зоны, без лоббирования, коррупции и бездарной траты выделенного на эти цели финансирования. Поэтому практически все дали отрицательный ответ на вопрос о возможности возвращения для работы в таких зонах.
В целом отношение к политике российского правительства, хотя она и плохо известна эмигрантам, достаточно скептическое.
К сожалению, уже есть некоторое предвзятое мнение, и его довольно сложно преодолеть. Этот скептицизм распространяется и на инициированное в рамках новой Федеральной целевой программы (ФЦП) «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России на 2009–2013 годы» мероприятие, которое называется «Проведение научных исследований коллективами под руководством приглашенных исследователей». Оно предусматривает финансирование проектов, которые будут выполняться российскими научными коллективами под руководством известных российских ученых, работающих за рубежом. Ежегодно будет производиться отбор 100 двухлетних исследовательских проектов, объем финансирования которых составит 2 млн рублей в год каждого. При этом руководитель проекта должен будет проводить два календарных месяца в году в России. Настороженное отношение к этому мероприятию связано, в частности, и с самой процедурой организации конкурса, и с необходимостью проводить фиксированное время в России.
На прямой вопрос о желании вернуться половина ответила однозначно «нет». Характерно, что это были либо самые молодые участники опроса, либо уехавшие в советский период.
Еще практически столько же сказали «не знаю, это вопрос сложный», и один респондент ответил, что хотел бы вернуться, но… и далее следовал список условий, при которых это стало бы возможным. Так что скорее следует рассчитывать на развитие разных форм сотрудничества или просто на дружбу на расстоянии, но не на полное возвращение ученых.
Тем не менее интерес представляет и такое высказывание одного из респондентов: «Большинство живущих здесь хотели бы уехать назад. Но никто не признается, что здесь их ожидания не оправдались…»
Охота за головами
В прошлогоднем ноябрьском послании Федеральному собранию президент Дмитрий Медведев призвал к привлечению соотечественников в российскую науку, «охоте за головами», поиску новых кадров: «Нам нужно организовать масштабный и системный поиск талантов и в России, и за рубежом. Вести, я бы сказал, настоящую «охоту за головами». Содействовать приходу молодых одаренных людей в фундаментальную и прикладную науку».
Начинать «охоту за головами», имея в арсенале только рычаги прямого бюджетного финансирования, – не очень перспективно.
Чем же можно привлечь наших соотечественников?
Если главная проблема не в состоянии российской науки, а в самой России, привлечь эмигрантов путем предложения эксклюзивных условий научной работы будет сложно. Однако если принять во внимание роль «личного фактора» и представления об успешной научной карьере, то направлений развития взаимодействий может быть сразу несколько.
Внимание именно к разным видам сотрудничества и общения представляется наиболее важным – важнее, чем массированные программы по возвращению – или даже по «частичному» возвращению.
Идеология расширения контактов должна формироваться на уровне организаций и вузов и поощряться государством в качестве компонента нормальной научной среды.
Начинать надо с малого: приглашать представителей научной диаспоры в качестве экспертов, организовывать совместные семинары, выделять гранты на поездки в Россию, совмещая это, например, с обязательством прочесть несколько лекций студентам или аспирантам. Программы тоже нужны, но не стоит ожидать невероятного эффекта после того, как выделено финансирование на 100 проектов, руководителями которых станут бывшие соотечественники. При этом снижение бюрократизации, упрощение процедур, даже без изменения объемов финансирования, способствовало бы привлечению в страну квалифицированных и успешных зарубежных исследователей.
Далее, в России есть вузы, НИИ и центры, оснащенные современным оборудованием, и как раз на базе таких центров возможно развитие научного сотрудничества. Именно там могут быть обеспечены более высокая заработная плата и адекватные условия работы приезжающим на время зарубежным специалистам. Потенциально привлекательными могут стать, например, создаваемые по инициативе РОСНАНО современные нанотехнологические центры. Одновременно это может обеспечить стабильность, которая, по мнению опрошенных, является важным атрибутом успешной научной карьеры.
В любом случае развитие взаимосвязей – дело тонкое и крайне чувствительное с обеих сторон. Нажим и слишком активная деятельность в этой сфере могут оказаться губительными. Ведь пока, если подводить итог всему услышанному, возвращение маловероятно.
Настрой наших соотечественников в целом пока такой, как у Владимира Набокова полвека назад. Отвечая на вопрос «Вернетесь ли вы когда-нибудь в Россию?», заданный ему в одном из интервью, писатель ответил: «Я никогда не вернусь по той простой причине, что вся Россия, которая мне нужна, всегда со мной: литература, язык и мое собственное русское детство».
Данная статья основана на результатах углубленных интервью, проведенных автором в ноябре 2008 года в ряде национальных лабораторий США. В опросе принимали участие ученые естественнонаучного профиля — физики, геологи, химики, материаловеды. Все респонденты — мужчины, возраст — от 35 до 60 лет.
