Цивилизация
«Я думаю, что банковские учреждения являются более опасными для наших свобод, нежели готовые к бою армии. Если американский народ когда-нибудь позволит, чтобы частные банки контролировали его валюту, то банки и корпорации, которые будут процветать вокруг них, лишат людей их собственности сначала через инфляцию, затем через рецессию, и так до того дня, когда их дети однажды проснутся бездомными и бесприютными на земле, которую покорили их родители».
В наши дни, когда всемирный финансовый кризис становится почти буквальным подтверждением этого предостережения, с трудом верится в то, что оно было высказано больше двух веков назад, в 1802 году. И не каким-нибудь тогдашним экономическим «гуру», а провинциалом (по европейским меркам того времени) Томасом Джефферсоном, третьим президентом Соединенных Штатов.
Тем не менее будем справедливы: Томас Джефферсон был широко образованным человеком – его знали как философа, агронома, архитектора и даже изобретателя. Но его прозорливое суждение о пагубности банковской системы было явно навеяно не столько глубокими экономическими познаниями, сколько практическим опытом общения с банками в качестве владельца плантации в Вирджинии. Другими словами, элементарным здравым смыслом.
Финансово-экономическая история Соединенных Штатов, а впоследствии и всего мира неоднократно, включая сегодняшний кризис, подтверждала справедливость пророчества Джефферсона. Но его предостережение было прочно забыто.
Человечество предпочитало видеть в череде этих кризисов не столько указание на имманентную порочность «рыночной экономики», сколько доказательство ее способности «возрождаться из пепла» после очередной катастрофы, а следовательно, ее пригодности к дальнейшему употреблению.
Со временем в восприятии тех людей, которые были так или иначе затронуты этим процессом, безмерно усложнившаяся рыночная экономика превратилась в некий самодостаточный и саморегулирующийся механизм, существующий абсолютно независимо от реальных, в том числе и нравственных потребностей человечества.
Почти полвека назад, в 1962 году, этот феномен был сжато, но исчерпывающе описан американским социальным фантастом Клиффордом Саймаком в романе «Почти как люди». Это история о том, как некие инопланетяне, скрупулезно соблюдая законодательство Земли в области торговлей недвижимостью, чуть было не сделали бездомным все человечество. Причем не из каких-то человеконенавистнических намерений, а руководствуясь исключительно коммерческими целями.
Свои соображения по этому поводу Саймак вложил в уста престарелого владельца магазина, представителя уважаемой торговой династии из небольшого города на Среднем Западе.
«В наше время люди забыли, что такое хорошие манеры. Забыли, что такое любезность. Что такое уважение. Отвыкли думать по-доброму о своем ближнем. Деловой мир превратился в сплошные бухгалтерские операции, выполняемые машинами или людьми, очень похожими на машины своей бездумностью. В мире нет чести, нет доверия, и его этикой стала этика волчьей стаи».
Скептик обязательно заметит, что по сравнению с марксовыми обличениями «бесчеловечной природы капитализма» старик-торговец не сказал ничего нового. Но суть проблемы сегодня заключается вовсе не в том, чтобы определить, кому принадлежит приоритет констатации этой печальной реальности. И не в том, чтобы позлорадствовать по поводу очередного краха «страны желтого дьявола», сиречь Соединенных Штатов. А в том, чтобы задать себе элементарный вопрос:
может ли человечество придумать себе что-то понадежнее взамен этой системы, регулярно дающей все более катастрофические сбои, после которых человеческие судьбы ломаются уже не в масштабах одной страны, а в масштабах планеты?
Карл Маркс умер в уверенности, что, в отличие от, скажем, Кампанеллы или Томаса Мора, он придумал вполне реалистичную формулу идеального общества. Помните? Как только человечество достигнет определенного уровня производительных сил, в силу вступят принципы коммунизма – от каждого по его способностям, каждому по его потребностям. В этой формуле всеобщего благоденствия, доступной пониманию любого люмпена, а потому безоговорочно вожделенной им, подразумевалось, так сказать, по умолчанию, что «уровню производительных сил» будет соответствовать такой уровень общественного сознания, который отвратит любого индивидуума от стремления к обладанию сразу четырьмя океанскими яхтами, к приобретению двадцати «Бентли» и «Ягуаров» или к поездкам в Куршевель в сопровождении роты длинноногих девиц.
Другими словами, Маркс искренне – и вполне логично – предполагал, что нравственный, этический компонент в коммунистическом обществе столь же важен, что и уровень развития производительных сил. Ему и в голову не могло прийти, что развитие производительных сил, а вместе с ними и новейших, немыслимых в его время технологий приведет, напротив, к нравственной деградации человечества. Той самой, о которой с безнадежной печалью говорил саймаковский герой.
Постсоветские нувориши исчерпывающим образом продемонстрировали, чего стоили уроки добровольно-принудительного аскетизма и коммунистического «нестяжательства», десятилетиями вбивавшиеся в головы homo soveticus.
Но в этом смысле Россия выглядит всего лишь примитивной карикатурой на западные общества. Точно так же, как эти самые западные общества выглядят карикатурой на общество коммунистическое, рожденное воображением Маркса.
Действительно, если вдуматься, то с точки зрения основоположника научного коммунизма те же Соединенные Штаты в последние десятилетия практически выполнили его главное условие, то есть довели развитие своих производительных сил практически до требуемого уровня. Более того, американские граждане стали жить почти как при коммунизме. То есть с каждого, включая убежденных безработных, общество спрашивало по его способностям, а большинству давало жить по потребностям. Кончилось это, как мы сегодня видим, в полном соответствии с вещим предостережением Джефферсона. Причем самое интересное заключается в том, что банки, по существу, копировали поведение граждан (а может быть, наоборот) – стремясь к увеличению своих доходов, то есть к расширению потребления, они точно так же брали на себя больше обязательств, чем позволяли их реальные финансовые возможности.
Тот же самый феномен наблюдается и в Европе, только с меньшим размахом. И пресловутая «протестантская этика», якобы зовущая к умеренности, здесь ни при чем – в конце концов, национальная этика Соединенных Штатов тоже создавалась «белыми англо-саксонскими протестантами». Просто стяжательские пороки каждой из европейских наций проявляются в масштабах, соответствующих величине их экономики.
Говоря проще, нравственностью здесь и не пахнет. Это утверждение вряд ли шокирует тех, кто помнит печальную констатацию современника Джефферсона Адама Смита, который еще в конце XVIII века отмечал, что основной целью человека является тщеславие. Отсюда, считал Смит, и идет искажение «нравственных чувств». А механизм этого искажения заключается по Смиту в следующем: «Почитание знатности и богатства подменяет уважение к благоразумию и добродетели, а презрение к бедности и ничтожеству часто более видимо, чем отвращение к сопутствующим им пороку и невежеству». Между тем,
масштабы сегодняшнего мирового кризиса не только беспрецедентны, но и явно обещают нам после небольшой передышки еще более грандиозные потрясения. Казалось бы, впору, наконец, задуматься не столько о спасении национальных экономик, сколько об избавлении самого человечества от подобных катаклизмов.
Разумеется, надо отдать должное сегодняшним экономическим и финансовым руководителям, которые, пожалуй, впервые в истории мировых кризисов пытаются координировать меры по общему спасению, проявляя, хоть и «сквозь зубы», некую планетарную солидарность. Но эта похвальная, в принципе, деятельность по-прежнему не выходит за рамки тех самых «бухгалтерских операций, выполняемых машинами или людьми, очень похожими на машины своей бездумностью».
В нашем мире, постоянно разодранном в клочья вопиющими контрастами между изобилием и нищетой, державными амбициями, религиозной и расовой нетерпимостью, эгоцентризмом национальных психологий, тщеславием сильных мира сего и, наконец, «пороками и невежеством», было бы безответственным прекраснодушием предлагать в качестве панацеи очередную утопию в виде призыва к согласованию некоей общечеловеческой этики, включая этику потребления. Особенно когда видишь, что
в самый разгар кризиса, последствия которого все еще невозможно предугадать, страны, от которых во многом зависит будущее планеты, продолжают с упоением предаваться строительству геополитических «потемкинских деревень» — кто в Ираке или в Афганистане, а кто в Карибском море.
И если констатация этой реальности хоть в малейшей степени подтверждает гипотезу о том, что человечество является тупиковой ветвью эволюции, то, право, так ли уж существенно, в каком виде – однополярном или многополярном – наш мир упрется в этот тупик.
