Слухи о близости каких-то радикальных перестановок во власти множатся пропорционально усилиям провести конституционную правку с предельно возможной скоростью.
Дело вовсе не в содержании этих новаций.
Само по себе удлинение срока президентских (а попутно и думских) полномочий полностью ложится в логику политических перестроек последнего десятилетия. Разнообразные догадки и толки рождены вовсе не содержанием конституционных поправок, вряд ли способным кого-то удивить, а темпами их принятия.
Особенно интригующе эта спешка выглядит после многократных откладываний медведевского послания, которое и дало старт конституционным переменам. Сама собой возникает мысль, что решению об этих переменах предшествовали какие-то споры.
О чем? Люди, решающие у нас такие вопросы, легко могут уместиться в одном кабинете. Но из этого вовсе не следует, что в этом кабинете царит единодушие, да и просто политическое хладнокровие. Может быть, единственное, что всегда налицо – это закрытость дискуссий. Утечек информации или не бывает вовсе, или они неполны и сознательно искажены. О мотивах и планах главных наших действующих лиц комментаторы спорят примерно так же, как историки – о мотивах политиков эпохи Бориса Годунова – по неполной, отрывочной и запутанной информации. Но при всем при этом, некоторые вещи видны довольно отчетливо.
Нет признаков того, что Дмитрий Медведев хочет сейчас же освободить президентское кресло, реализуя некий заранее намеченный для него план. Ни одно из его недавних высказываний об этом не свидетельствует.
С другой стороны, ни одно из его высказываний не свидетельствует и об уверенности, что это кресло удастся сохранить хотя бы до официально ему полагающегося 2012 года, не говоря уж о втором сроке.
Вполне можно увидеть иронию в его ответе газете «Фигаро» на вопрос о досрочной отставке: «Что вы меня подталкиваете к каким-то решениям?» Но ведь с не меньшей вероятностью можно и заподозрить, что эти слова произносились всерьез, да и адресованы были не столько французскому собеседнику, сколько каким-то другим людям или даже одному человеку. Во всяком случае, ясного и довольно естественного в данной ситуации заявления о том, что у него впереди три с половиной законных года, как раз и не последовало. Зато Медведев сообщил, что президентская работа – «очень интересная». Но в этом прочитывается скорее заинтересованность в данном рабочем месте, чем уверенность, что его удастся удержать за собой.
Нет серьезных доказательств того, что Медведев изначально выдвигался как проходная фигура, обязанная в короткий срок возвратить президентское кресло Путину. Задача, видимо, формулировалась проще: власть на обозримое время должна сохраниться в руках одного и того же немноголюдного коллектива, а сроки и техника передачи высшего поста из рук в руки будут уточняться по ходу дела.
Таков, вероятно, был исходный замысел, но события его подкорректировали. Во-первых,
Путин, а возможно, и не он один, стал тяготиться такой моделью власти. Протокольная зависимость премьера от президента и групповые игры, неизбежно начинающиеся в таких случаях, – раздражение от этого вполне могло дойти до красной черты даже и при фактической подчиненности преемника предшественнику.
Но ведь и эта подчиненность неочевидна. По всем опросам, общественное мнение считает, что Медведев с Путиным мыслят и действуют единообразно, и первый безоговорочно продолжает курс второго. Но ведь за закрытыми дверями дело может обстоять сложнее. Вполне возможно, что открылись различия в оттенках или даже не только в оттенках, а это уж точно должно озаботить не только прежнего президента, но его, скажем так, старую гвардию.
Не меньшую роль может сыграть и кризис экономики, который, разумеется, никем в наших верхах год назад не предусматривался.
Кризис высветил еще один недостаток властной модели-2008. В трудные времена правила работы с общественностью требуют регулярного выявления и наказания высокопоставленных виновников. Причем классический способ – смена премьера, излюбленный управленческий прием Бориса Ельцина.
«Лихие 90-е» во многих своих проявлениях сейчас возвращаются, но именно этот очевидный их инструмент не укладывается в модель тандемократии. Но возникает соблазн все-таки использовать его в каком-нибудь модифицированном виде.
Наименее болезненный с общественной точки зрения вариант – перемещение Путина из премьеров на какой-либо специально обустроенный для него пост, сохраняющий за ним рычаги и одновременно освобождающий от утомительной ответственности за повседневные проблемы. Например, на пост думского спикера. Часть законодательных новинок можно истолковать так, что именно спикеру будет теперь подчинен глава правительства. По этой версии, Медведев останется главой государства, номинальным или нет – вопрос отдельный, Путин – большим начальником, а премьер-министр – персонажем для порки, легко сменяемым в случае необходимости.
Но возможны и более радикальные варианты, самый обсуждаемый из которых: Медведев спешно отправляется в отставку, с предоставлением или непредоставлением ему какой-то должностной компенсации, а Путин возвращается в кремлевское кресло.
И надо сказать, что
новая экономическая ситуация может дать в руки серьезные аргументы, убеждающие сегодняшнего президента сдать пост. Ведь чем глубже кризис, тем больше политическая роль Дмитрия Медведева напоминает роль Сергея Кириенко, молодого администратора, незадолго до дефолта внезапно вознесенного Ельциным на высокий пост, а после того, как дефолт случился, сразу уволенного, чтобы расчистить место политическим тяжеловесам.
До дефолта образца 1998 года сейчас не близко, но ослабление рубля – вещь вероятная. Девальвация не может быть популярной. А если она еще и окажется крупной, то Медведев в принципе может быть изображен как лицо, за нее ответственное — со всеми вытекающими из этого кадровыми последствиями.
«Синдром Кириенко», возможно, становится для Медведева реальной угрозой. Но политическая рискованность этой схемы и для Путина, и для всех, кто мог бы эту схему поддержать, очень высока. Каждый, кто помнит подробности событий 1998–1999 годов, согласится, что политическая плата за формально победоносное разрешение тогдашних конфликтов оказалась невероятно высокой и для Бориса Ельцина, и для большинства его сподвижников.
Плата за внезапное возвращение Путина в президентское кресло, если такое произойдет, тоже будет немаленькой. Кресло можно вернуть, процедуры соблюсти, машина выборов сработает без осечек, но прежняя аура популярности и общей поддержки будет потеряна безвозвратно.
Существует заблуждение, что россияне бесконечно терпимы к любым манипуляциям над политической системой. Это не совсем так, особенно когда такие манипуляции преподносятся в одном пакете с материальными лишениями, которых в следующем году не избежать.
Вот какие вопросы возникают по случаю внезапных конституционных реформ, начатых без предупреждения сверху и без малейших просьб снизу. А ответы, пожалуй, не заставят себя ждать. Стремительность проведения поправок подсказывает: вероятность того, что их сразу же пустят в дело, достаточно высока.