Ровно 10 лет прошло с дефолта 1998 года. Этот праздник Россия отметила самым крупным с тех пор спадом на фондовом рынке страны.
Все хорошо, прекрасная маркиза...
Дефолт сильно помог российской экономике. Впервые экономика вышла на путь магистрального роста, сопровождающегося сокращением инфляции и нарастанием международных резервов. Пожалуй, следовало бы выделить два основных фактора. Резкое падение курса рубля, которое привело к росту конкурентоспособности отечественного производства по сравнению с импортом (речь только о ценовом соперничестве, не о качестве). Второй фактор – рост цен на нефть, который пришелся как раз на тот период, когда действие первого фактора оказалось ослаблено (реальный курс доллара приблизился к додефолтному уровню). Вот тут нам просто повезло по-крупному. Это хорошие новости. Плохие же в том, что наши экономические власти считали и считают, что все это их заслуга, их дальновидная и взвешенная макроэкономическая политика.
«Макроэкономика в России в норме», — сказал премьер Путин. И он прав. Я бы добавил только: была до середины прошлого года. С тех пор все немного изменилось, а мы этого и не заметили...
Экономический рост замедляется. Промышленное производство за январь — август выросло на 5,3% (в прошлом году – 7,1%). Инфляция ускорилась. К 15 сентября она перевалила двузначный рубеж и составила 10% с начала года. Инфляция последовательно падала с 1998 года, впервые дойдя до однозначных цифр в 2006 году – 9%. До августа 2007 года мы шли на новый рекорд, но с сентября инфляция резко рванула вверх, испортив показатели за год (11,9%). Оставим в стороне вопрос о том, что инфляция несколько занижена, а значит, и рост несколько завышен.
С третьим главным макроэкономическим показателем — безработицей — пока проблем нет. Она падала последние 10 лет и стабилизировалась последние 5–6 лет на уровне чуть выше 5%. Наверное, это ее естественный уровень.
Рынок испуганных воробьев
Ну ничто не предвещало обвала на фондовом рынке. Рынок и так падал. С середины мая к 15 сентября он упал почти вдвое. Логично было ожидать разворота, акции недооценены, их можно скупать, и лучше быть первым при этой скупке. Но 16 сентября последовал обвал. «Голубые фишки» упали на 21%. А 17 сентября вместо логичного отскока продолжилось падение. 18-го мы вообще решили не открывать рынок. Почему?
Плохие новости из Америки? Конечно. Наши экономические власти, как всегда, правы! Вот только почему их «Доу-Джонс» упал с мая по середину сентября меньше чем на 20%, а наш почти вдвое? Почему в Америке спад на 4%, а у нас на 20%?
Почему в Америке после спада всегда следует отскок, а у нас после глубочайшего за день спада следует еще один спад, а затем закрытие рынка на день?
Да потому, что наш рынок не самостоятелен, он кривое отражение. Его естественные механизмы саморегуляции подавлены внешними импульсами и спекулянтами, которые играют на них.
Представьте себе модель рынка (нет, конечно, это не наш рынок!). 5% акций имеют американские инвестиционные фонды. Еще 30% имеют отечественные спекулянты, работающие через офшоры и считающиеся на этом рынке иностранцами. Это самая мобильная группа, она действует с опережением, ловит сигнал тех 5% и старается забежать вперед и раньше, чем куда-то двинутся эти фонды. Если фонды еще только решают продавать, то каким-то чудом рынок уже падает, а если покупать, то рынок уже растет. 50% — отечественные спекулянты. Они следуют за рынком с опозданием. Они, как правило, и оказываются «жертвами» рынка и «дойными коровами» активных спекулянтов. Но они усиливают полученный сигнал к падению или росту. Это такая инерция рынка. Оставшиеся 15% не продают свои акции никогда. Их уважительно называют «стратегическими» инвесторами. Они «держат» рынок.
Конечно, это упрощенная картинка. Но ведь понятно, что будет, если американские фонды решат сократить свои лимиты на эту модельную страну (BRIC, развивающиеся рынки), например, на 20%? Сам по себе сигнал для всей модели рынка – всего 1% спада. Но опережающие спекулянты превратят это падение в 3–5%, что даст сигнал запаздывающим спекулянтам, и они уронят рынок еще процентов на 10. Тут бы и начать скупку акций, но что если американские фонды думают сократить лимиты еще даже на 5%?
По большому счету, американские фонды здесь вообще ни причем. Они действуют, исходя из логики пребывания на своих американских рынках. Не следует путать повод с причиной. А причина – засилье спекулянтов на рынке, причем активных спекулянтов, которые резко усиливают любой полученный сигнал.
Фундаментальная слабость российского рынка (по аналогии с нарисованной моделью) – слишком много спекулянтов, слишком мало стратегических инвесторов.
В той же Америке модель рынка совсем другая, большинство там – стратегические инвесторы. Активных спекулянтов мало, обрушить рынок на 4% в день – это их величайшее достижение, и то на следующий день подешевевшие акции почти наверняка откупят, ликвидировав половину падения. А российский фондовый рынок так и остается стайкой испуганных воробьев, которые разлетаются в момент, стоит их только чем-то пугнуть.
Потушили пожар бензином
Как наши власти отреагировали на кризис?
Для начала упомянем, что
кризис на фондовом рынке немедленно вызвал мощный банковский кризис. И именно этим вторым кризисом наши экономические власти озаботились больше всего. Почему? Да от этого зависят страновые рейтинги, предмет нашей гордости.
И, кстати, последствий от банковского кризиса может быть гораздо больше, чем от фондового, потому что с банками имеет дело большинство нашего населения, а с фондовым рынком – только некоторые пижоны.
Банковский кризис – прежде всего, это кризис взаимного доверия между банками. Ситуация, когда денег меньше у банков не стало, но они перестают давать друг другу взаймы, боятся невозвратов. Ведь неизвестно, насколько тот или иной конкретный банк зависим от фондового рынка, а вдруг у него это создаст большие проблемы? Конечно, большие банки остаются при своих деньгах, а средние и малые попадают в тяжелое положение из-за сокращения предложения межбанковских кредитов.
Первая реакция наших экономических властей была в этой ситуации просто гениальна – дать еще больше денег крупнейшим банка (триллион, полтора триллиона, два — кто больше?). А проблема-то как раз в том, что денег у них достаточно, они просто не хотят давать межбанковские кредиты из-за резко возросших рисков. Наверное, крупнейшие банки сказали спасибо.
Представить себе менее эффективный и более дорогостоящий для государства способ решения проблемы банковского доверия очень сложно. Нарочно не придумаешь.
Минфин и ЦБР увеличили предложение на денежном рынке и даже удивлялись, почему банки не выбирают всю сумму предложенных денег, ведь кризис же. Вспомним, доступ к деньгам Минфина имеют только 24 крупнейших банка. Им деньги-то не нужны особенно, наоборот, у них освободились деньги с межбанка, когда они сократили кредитование. А проценты государство заявило немаленькие – около 8% годовых.
Вторая реакция экономических властей – снизить проценты, раз не берут деньги. И снова не помогает. Самое главное – непонятно, что происходит: мы им даем денег сколько хотите, а они не берут. На всякий случай открытие торгов на фондовом рынке отложили на день.
Наконец приняли самое эффективное в этой ситуации решение – снизить ставки обязательного резервирования, что предоставило банкам 300 млрд рублей. Но всем поровну (по пассивам) и, считай, бесплатно. Риск невозврата межбанковских кредитов резко сократился, зависимость от этих кредитов основной массы банков резко упала. Этого решения было бы почти достаточно, и
не надо кидаться триллионами, чтобы решить частную, не видимую для непрофессионалов проблему банковского доверия.
И тут вступил с сольной партией глава наших экономических властей, объявив о скупке акций государством на полтриллиона. Спасибо, царь-батюшка, спас ты нас. Последнее ведро на тушении этого пожара – конечно, с бензином. В самом деле, государство скупит акции, рынок сейчас поднимется, все аплодируют. Правда, обратно государство продавать эти акции на рынке не будет, так как это приведет к падению рынка. Поэтому государство просто сократило размер рынка. На меньшем рынке действия спекулянтов будут более эффективны, любое их движение будет иметь большее значение, чем раньше. Мы еще усилим фундаментальную слабость российского фондового рынка, решив очередную текущую проблему...
Профессионализм наших экономических властей не устает нас поражать все новыми выдающимися достижениями.
19 сентября наши экономически власти праздновали победу и даже дважды останавливали торги, потому, что слишком быстро рос рынок. Но что будет в понедельник? На следующей неделе? До конца года?
Show must go on
Экономическая политика наших экономических властей подходит к естественному пределу. Уже не важно, будут нефтяные цены расти или падать, – кризис ее неизбежен. Просто он произойдет раньше или позже.
Что мы сделали за 10 постдефолтных лет?
Мы накопили огромные международные резервы – свыше $900 млрд в руках государства (почти 600 – Центральный банк и более 300 – правительство). Мы вышли на третье место по международным резервам. А зачем? Еще можно понять накопление резервов ЦБ – это сдерживает рост курса рубля и дает импульс к развитию отечественного производства, поддерживая его конкурентоспособность. Так делали все азиатские «тигры». Это один из всем известных «секретов» китайского экономического роста. Но зачем нам правительственные фонды? Вот это изъятие из экономики ресурса для развития. Да, мы боялись инфляции и «стерилизовали» денежную массу. Но тем самым активно давили на «тормоз» экономического роста. Может, поэтому мы так и не догнали Китай по темпам экономического роста.
Вспомните резкий рост нефтяных цен: мы экспортер, а Китай — импортер нефти, мы должны ускоряться, а Китай — тормозить. Ну вот почему этого не происходит?
Не хотите использовать нефтегазовые деньги – сократите налоги, прекратите наращивать эти фонды. Нет, гордо ответствовали экономические власти, мы будем их копить для будущих поколений.
Неважно, что они обесцениваются (из-за валютных рисков, из-за неудачного и низкодоходного инвестирования), – они накапливаются быстрее, чем обесцениваются, и, по статистике, у нас все хорошо!
Кстати, с 1 февраля, по официальным минфиновским данным, все три правительственных фонда в сумме расти почему-то перестали – застыли на уровне чуть выше $300 млрд. Куда деваются нефтегазовые доходы в год рекордных (почти $150 за баррель летом этого года) нефтяных цен?
Мы провели пенсионную реформу, создав институционального инвестора, которому фактически закрыли ход на наш фондовый рынок. Да это и понятно, фактическая цель пенсионной реформы была затормозить рост пенсионных выплат в перспективе, а не создание нового института самофинансирования пенсий. И поставленной цели мы достигли.
Мы сильно поддержали страховой рынок, введя обязательное страхование гражданской ответственности, но разве страховые резервы пришли на наш фондовый рынок? Или мы просто помогаем заработать страховому бизнесу, получить с которого страховку для каждого отдельного гражданина – просто подвиг?
Население за 10 лет резко увеличило свое присутствие на бирже – теперь торгуют сотни тысяч человек. Плюс вложения в ПИФы. А еще вложения в «народные» IPO (двойной проигрыш населения – деньги от продажи акций пошли не в бюджет, а самим кампаниям, а их акции резко обесценились). Но, несмотря на бурное развитие этого сектора, его доля еще так мала, что ни на что не влияет.
Может, мы сократили зависимость российской экономики от экспорта нефти и сырьевых товаров? Ничуть не бывало. При высоких ценах на сырье эта зависимость только усилилась.
Доля сырья в экспорте выросла с 43% в 1995 году до 54% в 2000-м и до 65% в 2007-м. Доля машин и оборудования в экспорте сократилась с 10% до 9% и 5,6% соответственно.
Внешнеторговое сальдо сокращается. По сравнению с 2000 годом экспорт вырос в 3,5 раза (за счет мировых цен, конечно, увы, даже супердорогой нефти мы сейчас добыть больше просто не можем), импорт – в 5 раз. В 2000 году сальдо внешнеторгового баланса было на треть больше объема импорта, сейчас составляет менее 60% от него. В 2007 году сальдо впервые за последние 10 лет сократилось не относительно, а в долларах. И это при росте цен на наши основные экспортные товары. Очевидно, даже рост цен на нефть не спасает уже наш торговый баланс. А нефтяные цены уже 3 месяца падают.
Приток иностранного капитала? Не стоит обманываться, это в подавляющей части кредиты российским предприятиям. Это не прямые инвестиции и не инвестиции на фондовом рынке. Сумма этих кредитов росла опережающими все темпами и почти достигла естественного предела — суммы резервов ЦБР. В большинстве сроки кредитов – до 3 лет. Дальше расти некуда, а зависимость от мирового рынка капиталов резко увеличилась. И пусть никто не говорит, что это частные долги и государство по ним не отвечает. Вспомним 1998 год – государство объявило дефолт не только по своим долгам, но и по долгам частных кампаний. А если добавить, что частные компании – это в первую очередь государственные «Газпром», «Роснефть» и т. д., то ясно: никуда государство от ответственности за них не денется. Будет спасать, как только возникнут проблемы. А как наше государство умеет спасать, мы только что видели...
Возможности, которые были у России за эти 10 постдефолтных лет, сопоставимы только с концом 70-х годов прошлого века. Второй раз такая благоприятная ситуация для России мировая экономическая конъюнктура за последние полвека. Как и в конце 70-х, мы не использовали историческую возможность. Тогда падение нефтяных цен кончилось перестройкой и экономическими реформами начала 90-х.
Сейчас тоже все кончится кризисом. Первый звонок прозвенел – скачок инфляции осенью прошлого года. Мы его привычно задавили административными методами. Мы его услышали, но не поняли, что начинается экзамен.
Теперь второй звонок – неожиданный абсолютно для всех обвал фондового рынка. Залили большими деньгами и административным давлением. Наши экономические власти вновь гордо отчитаются в решении проблемы. Но разве непонятно, что воды в решете не удержать, нарастающие экономические дисбалансы снова прорвутся, а внешняя конъюнктура не будет нам вечно благоприятствовать. Интересно, какой кризис на очереди следующий?