Цивилизация
Первая после вступления в должность президента встреча Дмитрия Медведева с РСПП еще три-четыре месяца назад могла казаться эпохальной: крупный бизнес, окончательно поставленный путинским Кремлем в положение безропотного младшего партнера исполнительной власти при нараставшей экспансии государства во все ликвидные сферы отечественной экономики, ждал перемен. Причем именно от Дмитрия Медведева. Перемены наступили: Россия на фоне международного финансового кризиса решила стать активным участником и катализатором глобального политического кризиса. В результате
встреча президента с РСПП оказалась попыткой власти заручиться поддержкой крупного бизнеса в реально маячащем долговременном противостоянии с Западом в обмен на более чем размытые преференции со стороны Кремля.
Изначальный посыл г-на Медведева на встрече с РСПП звучал поистине иезуитски: «Отмечу, что признание Южной Осетии и Абхазии самостоятельными государствами открывает новые и широкие возможности для работы российского бизнеса. Предстоит восстанавливать разрушенное и развивать инфраструктуру, строить новые объекты и продолжать оказание гуманитарной помощи». Едва ли крупный российский бизнес ждал широких возможностей для работы в нищей и не имеющей никаких реальных предпосылок к появлению собственной экономики Южной Осетии. В последние годы бизнесмены, скорее, хотели получить доступ к активам в Западной Европе и США.
Далее началось стандартное для путинских времен принуждение бизнеса к финансированию очередного политического проекта власти: «Мы поддерживаем инициативу создания фонда для пострадавших в Южной Осетии, рассчитываю, что наши предприниматели присоединяться к этому благородному начинанию». Разумеется, крупный бизнес не посмел сказать «нет». Но
одного финансирования восстановления Южной Осетии, несмотря на крайне малые шансы окупить этот инвестиционный проект как экономически, так и политически, власти от профсоюза олигархов недостаточно.
Президент выразил уверенность в том, что «российское бизнес-сообщество внесет свой вклад в разъяснение реальных причин случившегося, в укрепление имиджа России в мире. Это сейчас особенно необходимо, поскольку Россия столкнулась с лживой пропагандистской кампанией грузинских и западных СМИ». После этих слов Медведева желаемые параметры сделки с крупным бизнесом со стороны Кремля стали предельно четкими: бизнес должен стать политической, а не только экономической опорой власти на случай долговременной конфронтации с Западом.
Обозначив эти параметры, глава государства перешел к изложению того, что получит бизнес в обмен на эту абсолютную лояльность и прямую вовлеченность в новый внешнеполитический курс России: «Конечно, любой военный или политический кризис неизбежно создает экономические проблемы и трудности для ведения бизнеса. Знаю, что вас справедливо беспокоит вопрос, как дальше будут развиваться экономические связи с европейскими странами и США, другими государствами. Мы будем делать все необходимое для продолжения взаимовыгодного экономического сотрудничества. Будем принимать меры для защиты собственности нашего бизнеса за рубежом. Ничего другого нам не дано».
Как именно после дела ЮКОСа при нынешнем состоянии российской системы правосудия и отношений с Западом российские власти собираются защищать собственность нашего бизнеса за рубежом — совершенно непонятно. Для начала Кремлю предстоит научиться гарантировать неприкосновенность собственности внутри самой России.
Выдав первое обещание из области фантастики, президент попытался убедить крупный бизнес, что его не будут «кошмарить» внутри страны. «Несмотря на то, что произошло в августе… ничего в принципиальной экономической политике изменяться не будет, смены приоритетов быть не должно Нам не нужна милитаризация, ни огосударствление экономики, но, безусловно, нужен порядок, и этот порядок будет обеспечиваться государством при сохранении базовых ценностей, прав и свобод, которые вытекают из нашей Конституции и основных законов». А дальше
Медведев произнес и вовсе двусмысленную фразу: «Все приоритеты развития нашей страны сохраняются, пусть не надеются на смену курса». Хотя часть представителей крупного бизнеса надеялись именно на смену курса.
Президент также пообещал «в ближайшее время поставить точку» в налоговой проблеме (при том что объективных предпосылок к снижению налогового бремени, о котором просит РСПП, не было и до войны с Грузией), не усиливать огосударствление экономики (дальше действительно уже практически некуда, иначе в стране исчезнет даже видимость рынка), а также внести в Думу пакет антикоррупционных законов.
То, что предлагалось, сама тональность президентских речей явно не предусматривали отказа крупного бизнеса от стратегической сделки с Кремлем. И едва ли в нынешней ситуации РСПП решит нарушить эту новую конфигурацию отношений с властью, даже не имея никаких гарантий, что та выполнит свои обязательства. Очевидно, что крупный бизнес отныне во всех смыслах становится заложником внешней политики России в гораздо большей степени, чем это было до сих пор.
