История с «Мечелом» оживила на верхах российского правительства интерес к вопросу трансфертного ценообразования. Премьер-министр потребовал, чтобы «наведение порядка» в этой сфере «не было кампанейщиной». Вице-премьер Алексей Кудрин заявил, что «Министерство финансов до 15 сентября 2008 года внесет в правительство поправки в Налоговый кодекс в части трансфертного ценообразования».
В экономике под трансфертной ценой понимается цена, по которой в рамках компаний со сложной структурой происходит передача продукта от одного подразделения к другому. Компании со сложной структурой — явление, уходящее корнями в экономическую историю, и отнюдь не изобретение «олигархов», поставивших себе задачей еще в 90-е годы «разграбление страны» в форме ухода от уплаты налогов. Когда бизнесы объединяют под своим контролем различные технологические стадии одного производства, осуществляют, как иногда говорят, вертикальную интеграцию, и возникают компании со сложной структурой. К таковым относятся, например, российские вертикально интегрированные компании в нефтегазовом комплексе – «ЛУКойл», ТНК-BP, ведущие бизнес «от качалки до бензоколонки», по цепочке добыча — переработка — сбыт. Поэтому
в современной экономике трансфертные цены явление столь же объективное, как и цены рыночные. Или как, например, восход и закат солнца.
Если под «наведением порядка» премьером понимается фактический запрет использования трансфертных цен, то это равносильно запрету существования компаний со сложной структурой. С равным основанием можно «наводить порядок» и в рыночных ценах, запрещая их использование, если кого-то во властных коридорах не устроит происходящее с ценами на том или ином рынке.
Премьер-министр делает заявления, которые заставляют задуматься о его понимании экономики. Согласно одному из информагентств, глава правительства сообщил, что «монополия на рынке трансфертного ценообразования является внутренним фактором роста цен, в том числе на товары первой необходимости». Это бессмысленное утверждение. «Рынок трансфертного ценообразования» — примерно то же самое, что «круглый квадрат». Либо есть рынок, либо отношения между подразделениями внутри одной компании. Есть рыночная цена, формируемая в условиях четырех видов рыночных структур – совершенная конкуренция, олигополия, монополистическая конкуренция, монополия. И есть трансфертная цена, формирование которой если и имеет отношение к каким-либо из указанных типов структур, то только косвенное. В случае рынка мы имеем дело с продавцом и покупателем, в случае со сложными компаниями видим только собственника бизнеса и управляющих, которые думают над тем, как рациональнее выстроить отношения между подразделениями своей компании.
У художника-сюрреалиста Рене Магритта есть картина, на которой изображена трубка, внизу подпись: «Это не трубка». И это действительно не трубка, это ее изображение. Так же и в экономике: есть рыночные цены, а есть цены трансфертные, на них похожие, но не являющиеся ценами, формируемыми спросом и предложением.
Невозможно превратить трансфертные цены в цены рыночные, в компаниях со сложной структурой они носят расчетный характер и подчиняются не рынку, а внутрикорпоративной политике.
И, между прочим, даже при наличии рынков соответствующих благ (что бывает не всегда) в простейшем случае они должны отличаться от последних в количественном отношении – на величину реализационных расходов.
Впрочем, складывая подобно Каю в «Снежной королеве» кристаллы драгоценных мыслей нашего премьера, рассыпанные по информагентствам, в осмысленные слова, можно понять, что он имеет в виду примерно следующее. Существование трансфертного ценообразования (то есть передача благ по «ценам» ниже рыночных) есть главная причина того, что производимые российскими компаниями блага уходят на внешние рынки, сокращая тем самым предложение на рынке внутреннем. В силу сокращения предложения это приводит к росту цен на внутренних рынках либо (как, например, в случае с нефтью и нефтепродуктами) к росту цен на рынках, связанных с первыми (например, на продовольственных). Усугубляет ситуацию тот факт, что часть рынков в нашей стране имеет монопольную структуру. Таким образом, если прекратить практику трансфертного ценообразования, то предложение благ на внутреннем рынке увеличится, что позитивно повлияет на цены. С другой стороны, антимонопольная политика государства приведет к тому, что монополисты не будут чрезмерно увеличивать цены. Следовательно, их темпы роста замедлятся. Отсюда и обращение премьера к главам антимонопольного и финансового ведомств — первое должно более активно душить монополистов, а второму следует создать налоговый механизм, который, игнорируя реальность, позволил бы взимать налоги с операций внутри компаний так, как будто бы подразделения этих компаний торгуют друг с другом на рынке. Министр финансов так и видит смысл своей работы по подготовке поправок в Налоговый кодекс: «налог будет уплачиваться как со сделок по рыночным ценам, чтобы в рамках операций внутри одной компании цены не занижались».
О том, что рост или снижение экспортных поставок диктуются иными обстоятельствами, с возможностью использования трансфертных цен никак не связанными (например, динамикой цен на внешних и внутренних рынках), ни премьер, ни тем более министр финансов, по-видимому, не задумываются. Точно так же им, вероятно, не кажутся основательными некоторые практические соображения. Если и стоит задача получения налогов, то при поставках сырья на внешние рынки существуют механизмы (действующая конструкция НДПИ на нефть, работающие проекты СРП), которые предполагают как раз использование рыночных цен.
Между прочим, пожелания премьера относительно ненужности «кампанейщины» излишни. Российское правительство давно пытается воевать с трансфертным ценообразованием. Начиная, по крайней мере, с 2000 года мы являемся свидетелями подобной настойчивости чиновников. Звучали здесь и удивительные заявления. Например, заместитель министра финансов Сергей Шаталов, благополучно работающий над налогами и ныне, еще в 2001 году считал, что «нужно создавать специальный государственный орган, который бы занимался только вопросом определения цен».
Спустя 7 лет задача стала формулироваться более умеренно и детально, не претерпев, впрочем, изменений в основах. Выступая в конце июня на совещании у вице-премьера Шувалова, Сергей Шаталов сообщил о намерении Минфина поручить налоговым органам контроль над сделками между взаимозависимыми лицами внутри страны на сумму свыше 100 млн рублей, а также над определенными категориями внешнеторговых операций. Можно поэтому сказать, что для деятельности нашего правительства здесь уместно противоположное по смыслу выражение – «навязчивая идея». Меняются премьеры и президенты, растут золотовалютные резервы, дефицит бюджета обращается в профицит, страна идет за углеводородами в Арктику, а «Единая Россия» находит рачков на дне Байкала, мы научились побеждать в хоккее и почти научились побеждать в футболе, но задача борьбы с трансфертными ценами все так же стоит в повестке дня.
Если российский бизнес еще и не успели облагодетельствовать новыми поправками в Налоговый кодекс, то только благодаря, во-первых, как это ни удивительно, упорному сопротивлению самого бизнеса и, во-вторых, столкновению различных точек зрения внутри правительства, где Минэкономразвития и Минфин никак не могут договориться о том, как лучше обращать трансфертные цены в рыночные.
К слову сказать, нормы, о которых говорит министр финансов Кудрин, в Налоговом кодексе присутствуют с 1999 года. Статья 20 дает определение «взаимозависимых лиц». Статья 40 содержит указание, что «налоговые органы при осуществлении контроля за полнотой исчисления налогов вправе проверять правильность применения цен» как раз между «взаимозависимыми лицами». И, между прочим, согласно налоговому закону, они имеют право проверять «правильность применения цен» при внешнеторговых сделках, даже вне зависимости от того, являются ли лица «взаимозависимыми» или не являются. Действующий порядок таков, что если цена отклоняется на 20% «от рыночной цены идентичных (однородных) товаров», то «налоговый орган вправе вынести мотивированное решение о доначислении налога». Об этом ясном порядке министр финансов Кудрин говорит, что «механизм прописан нечетко и в судебном производстве не используется». Вероятнее всего другое: компании «в судебном производстве» имеют возможность разумно обосновать свою позицию и доказать суду, что налоговые органы не правы и «четко прописанный механизм» к ним не применим. Что, разумеется, является благом для экономики, но Минфину и налоговым органам не слишком нравится.
Хорошей новостью для российской экономики явилось бы положение, при котором правительство прекратило бы попытки решать декларированные задачи роста налоговых поступлений с помощью ужесточения законодательства, в частности, методов контроля за трансфертными ценами.
Соответствующие нормы Налогового кодекса не следует модифицировать. Их нужно вообще отменить, избавив бизнес от воздействия коррумпированных «налоговых органов», пытающихся что-то пересчитать и доначислить. Подобные нормы заставляют людей в бизнесе тратить массу времени на общение с налоговыми органами, походы в суд, уплату взяток мытарям и судейским.
Правильные вопросы, которые можно задать, познакомившись с теми цифрами, которые огласил премьер-министр в отношении «Мечела», другие, не сводящиеся к вечной теме о том, как в России сподручнее «держать и не пущать». Почему при официально декларируемом благоприятном инвестиционном климате компании предпочитают оставлять часть прибыли за границей? Каковы фундаментальные причины, побуждающие российский бизнес действовать именно таким образом? Может быть, риски работы в России, развитие новых проектов настолько велики, что правильнее держать часть денег за границей? Выдавая их потом себе в качестве кредитов? И, следовательно, какие изменения в области экономической политики (снижение налогов, сдерживание ретивости «налоговых органов», уничтожение тотальной коррупции) следует предпринять, чтобы бизнес был более расположен работать в России, чувствовал себя в своей стране хозяином, а не холопом на территории, оккупированной бандитами, присвоившими себе имя «государство»? Такой подход правильнее опасных экспериментов по расчету цен и доначислению налогов.
Молодой премьер второго призыва и его видавшие виды сотрудники могут сделать что угодно. Например, записать любые более детальные нормы о трансфертных ценах в Налоговый кодекс, нанять для контроля за ценами несколько сот сотрудников, отрапортовать об успехах и повесить себе на грудь ордена. Но,
если не будет достигнуто перемен в главном – в создании благоприятных условий для инвестиций в нашей стране, бизнес будет вывозить отсюда прибыль, несмотря ни на какие грозные заявления и суетливую активность чиновников.
Да, бизнесу придется платить больше взяток, будет больше рисков, но деньги вывозились, вывозятся и будут вывозиться. Это рациональная экономическая деятельность, достойная общественного одобрения в условиях, когда частный бизнес отнимают под прикрытием разговоров о «государственных интересах», облагают различного рода данями, предпринимателей сажают в тюрьмы или заочно (чтобы не мешали «пилить бабки») приговаривают к пожизненному заключению. В экономике такой страны риски всегда будут велики. Для того чтобы «препятствовать» оттоку денег из такой страны и добиваться увеличения уплаты налогов, в такой экономике можно затратить массу усилий и построить законодательную плотину огромного размера в рекордные сроки, хотя бы и к 15 сентября. Но нужно всегда помнить, что подобная плотина, не способная ничего сдержать, будет стоять посреди открытого моря финансовых потоков памятником корыстной глупости.