Цивилизация
В разговорах о глобальной экономике речь, так или иначе, неизбежно заходит о Китае. Когда говорится о США, то непременно и о Китае, потому что эта страна владеет значительной частью американского государственного долга. Когда говорится о Европе, то тем более о Китае, поскольку многие отрасли европейской промышленности находятся под сильным давлением китайской конкуренции.
Китай – восходящая держава и вызывает чувство страха одновременно с восхищением. Он кажется непобедимым. Это типичный случай, когда собственным недостаткам придается больше значения, чем чужим.
Перефразируя Евангелие, видится бревно в своем глазу, а не соринка в чужом.
Попробуем, однако, поискать китайское бревно. Макроэкономические параметры Китая – высокие темпы роста, развития инфраструктуры и высокий уровень сбережений. Начнем с роста. Да, показатели потрясающие, 10% в год. Но если начать со 100, то 10% роста будет 10, а если начать с 1000, то рост на 10 единиц будет равняться всего 1%. В абсолютном выражении, тем не менее, вариация будет одна и та же.
Китай начал с очень скромного старта, отталкиваясь от очень бедной аграрной экономики с неэффективной тяжелой промышленностью. Чтобы понять, как получить взрывной рост в отсталой экономике, возьмем крестьянина, отнимем у него мотыгу и посадим на трактор, и его производительность будет равняться десяткам коллег с мотыгой. Что же до инфраструктуры, то продолжим разговор о крестьянах: оставшись без работы, они едут в город, не боясь остаться без еды, ведь селянин на тракторе теперь может производить больше продуктов, их хватит на всех. Строятся новые города, куда приезжают крестьяне, они идут работать на завод, строить дороги, прокладывать рельсы и т.д. Для того чтобы соединить город А и город В, достаточно одного поезда. Потом появляется город С, и поездов становится три. Потом закладывается город D, и поездов уже шесть. А с появлением города Е их уже десять. Чтобы упростить подсчеты городов и поездов, достаточно использовать формулу N(N-1)/2. Именно такой тип роста происходит в Китае. Внедряются новые аграрные технологии, крестьяне переезжают в город, строится современная инфраструктура, и вот готов рекордный экономический рост.
То, что происходит в Китае, по темпам роста не слишком отличается от того, что происходило в СССР начиная с 30-х годов.
Переходим к третьему пункту. Весь этот сумасшедший рост происходит в стране, еще не построившей систему пенсий и здравоохранения ни по европейскому всеобщему образцу, ни даже по сокращенной и в основном частной американской модели. Лишь около 15% китайских стариков получают пенсию, около 60% расходов на лечение ложится целиком на плечи частных лиц, в отсутствие какой бы то ни было страховой системы. В силу этого китайцы вынуждены придерживаться режима жесткой экономии, чтобы содержать себя и своих родителей. В то же время они должны немало откладывать на черный день в случае болезни, а не платить относительно небольшие суммы страховой компании, где риск тысяч клиентов резко снижает индивидуальные расходы. Этот рост происходит в стране, крайне бедной природными ресурсами, где доступность питьевой воды на душу населения – всего четверть от среднемирового уровня. И наконец, этот рост происходит в стране с негативной демографической динамикой. Женщин репродуктивного возраста не только становится все меньше, но они производят на свет все меньше детей. Все это приводит к необходимости откладывать деньги на будущее.
Посмотрим теперь на составные части китайской экономики. Она состоит из госсектора и частного сектора, который, в свою очередь, подразделяется на местный и интегрированный с иностранными производителями. Именно этот последний компонент объясняет четвертую отличительную черту китайской экономики: рост экспорта.
Китайцам удалось сделать более эффективным госсектор, контролирующий как основные ресурсы (угольные шахты, например), так и инфраструктуру (электросеть, телекоммуникации). Однако
госпредприятия – особенно те, которые продолжают использовать отсталые технологии, унаследованные от социализма, – имеют огромные долги перед банками (оставшимися в руках государства), оцениваемые чуть меньше, чем в половину ВВП.
В отличие от традиционной социалистической системы, китайские власти не контролируют напрямую эти отрасли, когда это возможно, выводят их на биржу, сохраняя контроль. (Это не только «китайская» модель, так происходит и в России, где министерство газовой промышленности превратилось в «Газпром», котирующийся на финансовых рынках.)
Кроме госпредприятий, часто акционированных и котирующихся на бирже, существуют частные, условно делящиеся на «китайские» и «некитайские». Первым пока что не удалось стать настоящими «национальными чемпионами» вроде южнокорейского «Самсунга», но они имеют высокие темпы роста. Вторые генерируют половину общего экспорта и почти весь высокотехнологичный экспорт.
Оценивая конкурентоспособность Китая, следует помнить, что именно продукты «некитайской» технологии, собранные китайскими рабочими, порождают гигантский экспорт Поднебесной.
Это – Китай развивающийся. Но половина населения все еще занята в аграрном секторе, весьма далеком от образцовой эффективности. Сотни миллионов человек в следующие годы переедут в город. Среднегодовой доход на душу населения в деревне $1000, а в промышленности – $3000. Вчерашним крестьянам надо искать работу в городе, иначе им ничего не останется, кроме как образовывать огромные «фавелы» нищих на окраине, по образцу латиноамериканских мегаполисов. Китаю еще расти и расти, но этот рост должен пройти некую «бифуркацию»: с одной стороны, модернизация, развитие инфраструктуры для поглощения переезжающих в город крестьян, с другой – начало следующего этапа модернизации, развитие высокотехнологичного производства для тех, кто уже стал горожанами.
Сосредоточимся на проблемах китайцев, уже подвергшихся урбанизации. Что нужно для следующей фазы, заключительного этапа развития, когда уже богатая экономика продолжает расти? Когда рост может не превышать 1%, но этот процент отсчитывается от основы в 1000 и весит гораздо больше в абсолютном выражении?
Стандартный ответ: основанная на рыночных принципах экономика, в которой государство способствует развитию услуг в области здравоохранения, образования и соцобеспечения в рамках конкуренции различных сил. Все богатые страны, за исключением малонаселенных нефтяных эмиратов, следуют этой модели, с большим количеством рынка с США и большим социальным уклоном в Европе и Японии. Никто никогда не видел страну, которая бы разбогатела и удержала свое богатство, не имея такой модели. Следовательно,
для того чтобы стать по-настоящему богатыми, а не просто иметь прослойку богатых и им завидовать, нужно поощрять и регулировать рынки и способствовать свободе образования и науки.
Не все, впрочем, разделяют эти стандарты. Есть и поклонники плановой экономики, считающие, что короткая вертикальная командная цепочка, находящаяся в руках способного руководства, предпочтительнее «горизонтального» командования, где не так уж и важно, кто стоит у руля. (Либеральная мысль предпочитает неконцентрированную власть, поделенную между различными суверенными сущностями, и считает, что главное – чтобы политики не нанесли вреда, а об остальном позаботятся индивиды, свободно ассоциирующиеся в различные сообщества).
Кое-кто, осиротев без коммунизма, видит в китайском росте доказательство эффективности сильной центральной власти, оставляющей частникам часть производства и торговлю, этакий китайский НЭП.
Благодаря сохранению однопартийности и мощной армии китайцы могут бурно расти в условиях политической стабильности. Чтобы доказать свою теорию, поклонники НЭПа приводят в качестве аргумента «от обратного» недавнюю российскую историю: распад КПСС, разруха в армии, и вот уже беспринципные ловкачи забирают в свои лапы государственные богатства. По мнению сторонников этой теории, в Китае такие вещи не происходят. (Кстати, когда распался СССР, стране уже была урбанизирована, имела место промышленная система, пусть и с перекосом в сторону тяжелой индустрии). Предположим, что «китайский НЭП» сработал на первом этапе развития, когда целью была первичная индустриализация. Но будет ли он эффективным и на втором этапе модернизации, когда экономическая система становится все сложнее? Возможно, короткая командная вертикаль с однопартийной системой и отсутствием частных субъектов, способных соперничать с государством, может быть двигателем на первом этапе индустриализации, но на втором этапе такой уклад может превратиться в тормоз. Мировой опыт доказывает, что индивиды, обладающие свободой самоорганизации, более восприимчивы к распространению инновационных идей. НЭП хорош для бедных, а чтобы стать богатыми, нужно сделать следующий шаг – навстречу демократии.
Выход из «развитого социализма» по российской модели произошел через прыжок в демократию. Выход из недоразвитого китайского социализма произошел под авторитарным руководством. Политический шок в России уже позади, Китаю он еще только предстоит. Экономический шок, спровоцированный шоком политическим, у России тоже уже за плечами. Что произойдет в Китае, нам пока неведомо.
Во времена распада СССР и начала бурного роста Китая, около двадцати лет назад, много спорили об этих двух моделях и о том, не лучше ли было бы сначала произвести «экономическую революцию», а потом уже политическую.
В какой-то степени путинизм стал запоздалой попыткой вернуться на «китайский» путь и сделать все «правильно».
Если мы попробуем мерить дела человеческие только данными темпов роста экономики и только на протяжении нескольких десятилетий, то покажется, что китайцы были правы. Впрочем, в последние годы темпы роста России и Китая не слишком отличались, пусть за ними стояли и различные движущие силы (в первом случае экспорт сырьевых ресурсов, во втором — строительство инфраструктуры и экспорт товаров, произведенных по иностранным технологиям). Обеим экономикам предстоит дальнейшая модернизация, для которой неизбежно потребуется большая степень экономической и политической свободы. И в России, и в Китае крупнейшие энергетические и инфраструктурные компании котируются на бирже, но связаны напрямую или косвенно с властью. Однако в России власть, в отличие от КПК, вынуждена все-таки идти на выборы. Китай еще не готов к политическим потрясениям, что хорошо показали волнения вокруг Тибета, когда столкновения, в общем-то, местного масштаба (ничего общего с войной в Чечне или расстрелом из танков парламента) ввергли Пекин в состояние кризиса.
Парадоксально, но может оказаться, что «проклятые 90-е» — с их войнами, путчами, олигархами, дефолтами и всем тем, что сегодня считается страшным сном, – на самом деле составляют конкурентное преимущество России, уже выработавшей антитела к вирусу, которым другим только еще предстоит заразиться.
Автор — экономист, обозреватель газеты L'Opinione
