Выпускные вечера вроде бы обошлись без крупных происшествий. Возможно, и потому, что власти на время последних школьных вальсов запретили торговлю спиртным (кое-где с перепугу перестали торговать и сигаретами). Такая профилактика широко практикуется в городах России во время проведения массовых мероприятий. Например, в День Победы алкоголем не торговали до семи вечера.
Придется ли гражданам «всухую» болеть за футбольную сборную России в четверг вечером, видимо, станет известно уже по факту. Факту пустых полок в ларьках, где бутылки с горячительными и энергетическими напитками спрячут от греха подальше в подсобку, и извиняющихся табличек при входе в винные отделы супермаркетов.
Чиновники опасаются, что пьяная радость (или разочарование) может обернуться неприятностями. Эффективность подобных мер оценить трудно: скептики скажут, что не бывает в России так, чтобы нельзя было достать водки.
Борцы с пьянством ответят, что любые инициативы в этом направлении полезны.
Но, на самом деле, интересно другое: как легко удается заставлять торговцев терпеть убытки.
Для того, чтобы магазины – от гипермаркетов до киосков — объявили о моратории на реализацию спиртосодержащей продукции, достаточно, по-видимому, указания (в Москве это называлось «просьбой») управы. Совершенно необязательно даже оформлять его официально. Чиновник, чтобы ему пошли навстречу, может просто намекнуть.
Казалось бы, что в этом плохого? Инициатива пусть и спорная, но, все же, явно продиктована заботой о поддержании порядка.
И хотя поводов запретить на день, ночь или несколько часов торговлю спиртным в России хватает, потери бизнеса очевидно несопоставимы с издержками, которые он понесет, ослушавшись.
Намерение поддержать общественный порядок, или, если угодно, политическую стабильность чиновники, кстати, охотно реализовывают и в других формах. В чем, например, можно было легко убедиться во время недавних избирательных кампаний, когда владельцам питейных и закусочных заведений хватало намеков «сверху», чтобы обклеивать стены общепитов агитками за «Единую Россию». Вряд ли это как-то сказалось на результатах выборов, но можно смело полагать, что откажись хозяин бара или ресторанчика пойти навстречу чиновнику в такой малости, он бы горько об этом пожалел.
Казалось бы, все это ничтожные проблемы, тем более что в каких-то случаях мотивы «намекающих» чинны и благородны. А когда они корыстны, с этим вполне могли бы разбираться правоохранительные органы. Какие-нибудь отдельные, никак не связанные ни с регулирующими хозяйственную жизнь бюрократами, ни с самой хозяйственной жизнью. Есть, правда, подозрение, что такие в России отсутствуют.
Но даже если и так, разве можно говорить о каком-то системном пороке, основываясь на «просьбе» управы частным магазинам не торговать спиртным в ночь с 23-го на 24 июня? К сожалению, можно, потому что именно
такие вещи характеризуют отношения бизнеса и власти. А уже из них вырастают заявления, к примеру, московских властей о намерении «обращать внимание на идейное содержание» городских кафе.
И со всем этим тесно связаны беды, которые наше политическое руководство называет «излишними административными барьерами на пути развития предпринимательства».
Проблема в том, что
телефонное право не становится лучше потому, что им иногда пользуются в благих целях.
Во-первых, представление о благости может довольно сильно разниться от человека к человеку. Во-вторых, даже чиновник городской управы может отдавать глупые распоряжения. И, наконец, дважды распорядившись своими возможностями на пользу обществу, в третий раз он обязательно возьмет на лапу. Это недоказуемо, но опыт утверждает, что только так и бывает.
Впрочем, дело тут не столько в коррупционном потенциале, сколько в принятой среди чиновников версии мироустройства, в соответствии с которой административная власть сама устанавливает правила, по которым надлежит функционировать этому миру. И, надо сказать, ее возможностей пока хватает, чтобы доказывать обоснованность этой версии. А выбивающиеся из нее явления вполне можно списывать на козни зарубежных врагов России. Так, к примеру, поступают, чтобы объяснить высокую российскую инфляцию исключительно злокозненностью американской экономики.