День независимости России, который уже шесть лет празднуется просто как День России, во избежание недоразумений следовало бы с самого начала назвать Днем независимости от Политбюро ЦК КПСС. Тогда мы не слышали бы саркастических вопросов, как могла Россия стать независимой от своих «исконных земель», отложившихся от нее в результате «крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века». Мол,
это столь же абсурдно, как если бы, например, Франция сделала бы день расставания со своими африканскими колониями национальным праздником.
На сегодняшнем этапе становления российской государственности у нас все сильнее выражен синдром «вражеского окружения» с ожиданием «расчленения и колонизации России» ее западными или восточными завистниками. В то же время мы никак не можем избавиться от надежд на возвращение тех благословенных времен, когда русские тайно гордились своим великодушным превосходством над «младшими братьями» из союзных республик.
Подобную неуверенность в собственном будущем мне приходилось наблюдать лишь в африканских странах в первые годы их независимости. Но в России этим метаниям сопутствуют и чисто экзистенциалистские размышления на тему:
кто мы? Европа или Азия? Или ни то, ни другое, а нечто самобытное и неповторимое? Уже и о Византии вспомнили. А на деле куда ближе к нам – Африка.
И это сравнение не так уж парадоксально, как может показаться поначалу.
Начнем с нерадостной статистики. В международных рейтингах, характеризующих уровень коррупции, Россия неизменно фигурирует в числе наиболее коррумпированных государств. Любопытно, что в этих списках с Россией обязательно соседствует какая-нибудь африканская страна – то Кения, то Мозамбик, то Сьерра-Леоне, а чаще всего Нигерия, которая давно уже слывет тотально коррумпированным государством.
Такие сопоставления обычно уязвляют «национальную гордость великороссов», которые считают, что
всякое сравнение России с любой страной Черной Африки преследует кощунственную цель умалить величие наследницы «Третьего Рима».
Между тем, та же Нигерия года полтора назад продемонстрировала разительное сходство с Россией не только по части коррупции, но и в области политтехнологий. Тогдашний президент Нигерии Олусегун Обасанджо свято блюл букву конституции, а потому категорически отказывался нарушить ее, чтобы остаться на третий срок. Поэтому
он затеял «операцию преемник», которая до оторопи напоминала аналогичную российскую комбинацию. Вплоть до таких деталей, как присвоение лидеру правящей партии Обасанджо аккурат накануне президентских выборов титула «Совесть нации».
Правда, преемник Обасанджо Умару Ярадуа обманул доверие своего благодетеля. Чем дело кончится в России, пока не очень ясно. Но в любом случае этот пример показывает, что речь идет вовсе не о случайном совпадении.
Действительно, судя по всему,
схожие масштабы коррупции и схожие методы борьбы за выживание во власти являются, скорее, внешней проекцией общих черт, присущих обоим обществам.
Даже первенство в интерпретации понятия «суверенная демократия» принадлежит вовсе не Владиславу Суркову. Последний вряд ли об этом подозревает, но лет сорок тому назад этими же тезисами успешно оперировал, например, Жозеф-Дезире Мобуту, он же Мобуту Сесе Секо Куку Нгбенда ва за Банга.
Суверенность и уникальность заирской цивилизации Мобуту подчеркивал с экспрессией, свойственной африканскому темпераменту. Он постоянно твердил, что у Заира свой путь. Что ни Запад, ни Восток ему не указ. Официальный лозунг заирской национальной «подлинности» был сформулирован так: «Ни вправо, ни влево, а только движение в собственном направлении». Мобуту считал, что Заир должен вернуться к традициям своих предков. Он запретил католическим священникам давать новорожденным европейские имена – только местные, традиционные. Под запрет попали также европейские костюмы, их заменили френчами с короткими рукавами (дань климату) под названием «абакост» (забавная деталь: речь идет о сокращенном французском A bas le costume! — долой костюм!)
И уж совсем комичной выглядела манера Мобуту обращаться к своим согражданам на французский манер, но на языке лингала: «Гражданки и граждане!» (Citoyennes et citoyens). Поскольку в языке лингала нет мужского и женского родов, выглядело это обращение так: «Бандеко, бандеко!» Почти так же нелепо, как подсмотренный нами в голливудских фильмах обычай обращаться к судьям «Ваша честь!»
И, наконец, мобутовская «суверенная демократия» намного раньше сегодняшней России открыла способ добиваться на референдуме почти стопроцентного голосования (98%) за конституцию, провозглашающую однопартийность заирской политической системы. А
заирская «вертикаль власти», наделившая правящую и единственную партию страны фактически административными функциями, возникла еще в семидесятых годах прошлого века.
Но все это лишь поверхностные проявления нашего сходства. Корни же его лежат в том, что академик Леонид Абалкин лет двадцать назад определил как «качество общества». Этот термин предполагает вовсе не оценку общества со знаком плюс или минус, а скорее характеристику общественной психологии и социальной культуры. Гражданская инертность и почти религиозная вера во власть, в вождя одинаково характерны как для России, так и для большинства африканских обществ. Любой африканский лидер восторженно согласится с Никитой Михалковым: «Власть надо любить!»
Более того, схож и генезис этих явлений. Цельность африканской цивилизации и ее этно-государственных образований подтачивалась в процессе многовекового проникновения европейцев на континент. Эта цельность была окончательно разрушена колониальной системой, остановившей процесс развития собственно африканской идентичности. Но ведь и Россию постигла в свое время подобная участь. Ибо реформы Петра I, которыми мы так гордимся, были, в сущности, своего рода колонизацией. Да, это была «контролируемая» колонизация, но, в конечном итоге, она расколола российское общество на две чуждые друг другу нации и точно так же, как в Африке, поработила большую часть общества и остановила ее гражданское развитие. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что
и у нас, и в большинстве африканских стран подлинным патриотом считается тот, кто не подвергает сомнению любое решение власти, обеспечивая ей тем самым максимальный комфорт существования.
Даже если не брать в расчет расовые предрассудки, болезненно отражающиеся на самоощущении африканцев, их видение внешнего мира и реакция на его критические замечания почти полностью совпадают с нашим мироощущением.
Вот капля воды, в которой столь же забавно, сколь и неопровержимо отражается это сходство.
Летом 1967 года на востоке Заира вспыхнул мятеж наемников во главе с Жаком Шраммом и Бобом Денаром. В Киншасе царила атмосфера прифронтового города: заброшенные дома, полупустые темные улицы, комендантский час, острая нехватка элементарных продуктов питания и всеобщая нужда. Баночку заплесневелого растворимого кофе мне, помнится, продали с такими конспиративными предосторожностями, как будто речь шла о партии наркотиков.
Именно в эти дни президент Мобуту решил пообщаться с народом на крупнейшем городском стадионе «Тата Рафаэль», вмещавшем сорок тысяч человек. Стадион, до отказа заполненный полуголодными и оборванными киншасцами, казался воплощением грядущего социального бунта.
Вождь нации въехал на стадион в сияющем лаком и хромом открытом «Кадиллаке» невероятной длины, сделал под изумленный гул трибун медленный круг по беговой дорожке и направился к трибуне. Мы, группа иностранных журналистов, тут же принялись опасливо обсуждать, куда бы деться в том весьма вероятном случае, если разъяренная этим вызовом толпа кинется линчевать Мобуту.
Между тем, президент поднялся на трибуну и стал уже открыто провоцировать аудиторию. «Вам понравился мой новый автомобиль?» — спросил он. Трибуны ответили угрюмым и нестройным мычанием. «А вы знаете, откуда у меня этот автомобиль? – продолжал Мобуту. – Мне его подарило американское посольство. Но, чтобы никто не посмел сказать, что ваш президент куплен иностранной державой, я взял деньги из национальной казны, то есть ваши деньги, и заплатил американцам за эту машину!»
И тут стадион в едином порыве вскочил на ноги и оглушительно взревел: «Ойе! Президент, ойе! Мобуту, ойе!» (Да здравствует президент!)
Все заирцы, разумеется, знали, что президент и его окружение безбожно воруют. Никто не удивлялся тому, что к концу правления Мобуту его личное состояние (пять миллиардов долларов, смешная цифра, не правда ли?) равнялось внешнему долгу страны. Но, во-первых, вождь на то и вождь, чтобы подтверждать свое величие роскошными регалиями. А, во-вторых, главное, что он американцам нос утер!
И если зимбабвийский президент Роберт Мугабе советует немцам вспомнить, сколько они в свое время загубили людей, вместо того чтобы осуждать его за жестокие расправы с оппонентами, то почему бы и нашему премьер-министру и экс-президенту Владимиру Путину не рекомендовать французским журналистам «поковыряться» во французских тюрьмах, прежде чем критиковать российские тюремные порядки.
А вообще-то, в глазах африканцев мы выглядим не менее экзотично, чем они – в наших. Разве что цвет кожи у нас разный…
Автор — журналист-международник