Цивилизация
В информационном мейнстриме новый год начался довольно вялым возобновлением президентской избирательной гонки. Одновременно под этой гладкой поверхностью в информационном андеграунде разразилась настоящая буря. За последние недели в интернете и в выпусках новостей «сарафанного радио» замелькали и распространились со скоростью лесного пожара предположения и версии по поводу грядущей деноминации рубля.
Как и положено по законам жанра, слух быстро оброс подробностями и ссылками на источники, призванными придать информационному ажиотажу большую достоверность.
Поскольку российская жизнь сегодня во всех вопросах делится на «до и после» выборов нового президента, то и деноминация случится, к гадалке не ходи, сразу после них.
Потом у одного знакомого находится другой знакомый, которому его третий знакомый, «о-го-го где работающий», по секрету давно сообщил, что новые деньги уже развозят по стране. Потом выясняется, что уже известно и то, как новые дензнаки будут выглядеть. И хотя чуть позднее выясняется, что в качестве этих самых образцов в интернете с интенсивностью спама циркулирует всего лишь самодеятельный дизайн-проект «европодобных» рублей трехлетней давности, само дальнейшее триумфальное шествие слуха даже и не замедляется.
Напротив, тема обрастает масштабными обобщениями, взвивается ввысь философскими соображениями о том, как жить дальше будем. Рядом с деноминацией, салютуя грядущему десятилетнему юбилею, выстреливает самый понятный из всех иных широким слоям населения экономический термин «дефолт». Тут срабатывает народная память о деноминации 1997 года. Другая не менее памятная недавняя история павловской конфискационной денежной реформы начала 90-х годов заставляет граждан вырабатывать идеи по поводу того, как избежать возможного подвоха. Что ни говори, а
то, что от государства подвоха ждать можно и иногда даже нужно, является одной из вековечных аксиом отечественного массового сознания.
Некоторые предлагают наследовать традиции отцов и дедов и срочно собирать копеечные монеты банками, поскольку те обмениваться не будут и при отрезании нулей обогатят своих обладателей. Другие предлагают вкладываться в золото, нести деньги в банки, где условия обмена вкладов — «если не дай Бог» — будут предпочтительными. Или же срочно тратить и покупать что-то крупно-долговечное, желательно, конечно, если кто может, какую-никакую недвижимость.
Конечно, граждане подобными предложениями только льют воду на мельницу скептиков, которые справедливо указывают, что пропаганда инвестиционно-сберегательных стратегий в видах гипотетической деноминации попахивает тем, что слух специально запустили в своих интересах именно что особо хитромудрые банкиры, торговцы да риэлторы. Но даже предположение об искусственном характере слуха о деноминации не снижает интереса к его обсуждению и живости массовой реакции на тему. Потому что запустить — и успешно запустить — в народ можно только те сплетни, которые важны, волнуют и беспокоят многих.
Любой учебник социальной психологии, говоря о теории слухов, сообщает, что они появляются и бурно массово распространяются тогда, когда какая-то тема очень волнует общество, но будущее не очевидно, официальной информации недостаточно или ей не особо верят. Слух – это всегда сигнал о том, что общество более четко хочет знать и понимать, что происходит и что будет.
В любой переходный период слух коренится и питается записанными на подкорку массового сознания рефлекторными мантрами: «Ой, не к добру все, что-то обязательно да будет».
Что именно «не к добру» – например, рост цен, проблемы банков, – людям более или менее понятно. Но что именно власть собирается с этим делать и как проблемы решать, «на пальцах» не очевидно. Политические заклинания или дискуссии экспертов по принципу «два человека – три мнения – четыре стратегии» не особо помогают. Тем более когда даже премьер-министр страны говорит, что очень хотел бы знать, как именно Минфин собирается удерживать инфляцию ниже 7%, при том что одновременно МЭРТ обещает гораздо больший рост цен.
Слухи в таких ситуациях «сверхнеопределенности в сверхважном» как раз и играют важную адаптирующую для массового сознания роль. Если внутренние тревоги связаны с неопределенностью и опасениями по поводу кризиса, то доминирующий слух всегда будет описывать экстремальные возможности наиболее волнующей людей темы – деноминация и дефолт в случае тревоги по поводу экономической ситуации в стране и личного экономического будущего.
Заострение вопроса привлекает внимание большего числа людей, создает какую-то немного успокаивающую общность и возможность широкого обсуждения волнующей темы. С помощью всего этого люди ищут дополнительную информацию, прокручивают варианты развития событий, одновременно вырабатывают возможные стратегии действий для себя, своей семьи. Можно даже сказать, какой следующий после деноминации слух может распространиться скорее всего и оказаться самым массовым – тема обозначенной, но подробно не объясненной грядущей пенсионной реформы.
Одновременно часто
слух — это еще и хороший индикатор того, как массовое сознание препарирует и воспринимает важные элементы официальной идеологии и общей политической и социокультурной ситуации в стране.
Не случайно, например, чуть ли не главным «аргументом достоверности» нынешнего слуха о деноминации оказался тезис о том, что деньги и цены хотят привести к «советской размерности», обрезав два нуля на нынешних дензнаках.
Идя вслед за бесконечными «старыми песнями о главном» в политике и культуре, люди охотнее, чем якобы «утечкам», готовы верить именно тому, что самая большая купюра будет 100 рублей, возродится «четвертачок». Молоко, яйца и колбаса будут стоить, примерно как в СССР. Самым бурным оказывается обсуждение того, что «метро-то тогда оказывается не 5 копеек, а аж двугривенный», а «водка-то нынешняя, получается, и по рублю найдется, а не по 2,87».
Наконец, наибольшие эмоции вызывает, что за доллар будут тогда давать 25 новых копеек. Эта нехитрая математическая операция оказывается наиболее ярким и очевидным переводом на общедоступный язык и экономических дискуссий об «укреплении рубля» и политических констатаций укрепления позиций России в мире.
Наконец, российская власть весь прошлый год создавала интригу вокруг преемственности власти. Эта интрига разрешилась. Но массовое сознание приучено за последнее время особенностями протекания отечественного политического процесса к непредсказуемости и ожиданию интриги. Здесь тоже на помощь приходит слух. Тем более когда ясность по поводу смены караула в Кремле есть, но по поводу многих других вопросов «жизни после выборов» ее явно не хватает.
