Цивилизация
Появление официального преемника, несомненно, хорошая новость. Хотя бы потому, что это крайне редкая для последнего времени безукоризненная с точки зрения духа и буквы закона процедура. Это не шагающая поперек правил выборная административная вертикаль, не попытки институализации законодательно не описанных постов и пр. Это явственный шаг к возврату политической ситуации в России в конституционное поле. Окончательно снимается спекулятивный вопрос о третьем сроке.
В управлении страной может появиться система необходимых сдержек и противовесов во взаимодействии совершенно официальных ветвей власти, а не в виде малопонятных схваток «башен».
Вне зависимости от того, в какой роли действующий президент намерен оставаться во власти, вряд ли это будет нечто, аналогичное условной «кремлевской башне». Наконец, принято относить Медведева к т. н. либеральному крылу путинской команды, что на фоне недавних больших успехов представителей крыла силового в овладении всем сущим тоже должно способствовать обеспечению некоего разумного баланса. Вполне вероятно, что обладающий профессиональной интуицией действующий президент почувствовал, что некая силовая группировка уходит из-под контроля и начинает представлять опасность для него самого.
Этим положительные определенности исчерпываются. Управленческие принципы Путина не дают основания считать вопрос о преемнике окончательно закрытым: всякое важное кадровое решение принималось президентом под отвлекающим прикрытием. Кроме того, и до Путина, в первой ельцинской операции «Преемник» была целая череда вроде бы окончательных кандидатур (перед «последним и решительным» Путиным были Степашин, Аксененко, не говоря уже о более ранних номинантах). Формально для поиска лучшего среди окончательных есть движение «За Путина», которое возьмет и выдвинет, например, Сергея Иванова. А президент может сказать, что одобряет и эту инициативу. Но у этого варианта все же несколько конспирологический оттенок.
В любом случае, говорить о том, что будущая система власти в стране определена, преждевременно.
Пока бессмысленно даже пытаться ее прогнозировать. И рассуждать, будет ли Медведев реальным преемником-президентом (как Путин после сдавшего ему кремлевский пост Ельцина) или зиц-президентом, например, при Путине-премьере, опирающемся на свое парламентское большинство и высокий рейтинг и по-прежнему разруливающем отношения между различными группировками.
Для тех или иных предположений слишком мало вводных. Неясно основное: почему из всех возможных кандидатов выбор Путина пал на Медведева. На этот счет можно лишь выдвигать гипотезы.
Нет сомнений лишь в том, что это был именно путинский выбор, а вовсе не спонтанный единый порыв кремлевских партслужащих Грызлова и Миронова, демократа сурковского призыва Барщевского вкупе с перековавшимся в аграрии рабочим Шандыбиным.
Сугубую декоративность партийного выдвижения лучше прочего характеризуют слова единоросса Олега Морозова, заметившего, что выбор его партии пал на Медведева, потому что именно медведь – символ «Единой России».
У Путина явно были более серьезные основания сделать ставку на Дмитрия Медведева, который в силу своей молодости, мягкости, либеральности, западничества (первое очевидно, остальное – слухи и домыслы, потому что, несмотря на полтора года телераскрутки, знания о преемнике не выходят за рамки официальной биографии и парадных фото- и телекадров), всегда считался самым ненадежным преемником. В околокремлевских кругах Медведева даже называли потенциальным Хрущевым. Учитывая, что последний основательно ревизовал правление своего предшественника Сталина, вряд ли это может считаться положительной характеристикой.
Хотя,
возможно, что никаких положительных вариантов у Путина, затянувшего с определением собственного будущего и запутавшегося в своих разводках, попросту уже не осталось.
С одной стороны, явно идущее по нарастающей давление силового крыла соратников, с другой — становящийся все более настойчивым прессинг Запада.
Когда британский посол Тони Брентон выражает изумление по поводу избрания депутатом парламента Андрея Лугового и подтверждает, что в случае выезда за пределы России он будет арестован и передан в руки британскому правосудию – это сигнал отнюдь не только радиоактивному чекисту. Но и предупреждение его старшим товарищам по чекистской корпорации. Путин и сам получил уже не одно персональное предупреждение. Из последних сигналов: никто из действующих членов G-8 (кроме новичка Саркози) не поздравил лидера «Единой России» с победой на парламентских выборах. В то время, когда российские телеканалы захлебывались от восторга по поводу правильного выбора россиян, CNN крутило документальное кино с ненавязчивым названием Czar Putin. С подобных картин начинали создавать негативные образы, к примеру, Саддама и Милошевича.
Впрочем, Путину наверняка были переданы и не только зашифрованные послания, а выданы вполне конкретные гарантии. Безусловно, в обмен на не менее конкретные условия.
Как ни неприятно среднестатистическому обожателю Путина думать, что выдвижение Медведева — это показатель не силы, но гибкости президента, но, скорее всего, это именно так.
В 55 лет жизнь только начинается. И человеку, за спиной у которого восемь бурных лет, хочется гарантий, что она будет долгой, счастливой и беззаботной. Безликий Медведев лучше всех прочих кандидатов – кондового Зубкова или картинно воинственного Иванова (у последнего к тому же тяжелые отношения с кремлевскими силовиками) — годится на роль «векселя». Аморфный Медведев дает более широкий спектр возможностей для Путина. Как бы завещая Кремль Медведеву, Путин получает еще одну отсрочку окончательного решения, он может тихо уйти и триумфально остаться. А то и вернуться. Медведев освобождает Путина от главного – принятия окончательного решения здесь и сейчас. То есть спасает его от того, чего президент больше всего боится, не умеет и не любит.
Как бы ни повернулось дальше, сегодня Медведев – идеальный кандидат.
Впрочем, только потому, что у Путина не нашлось решимости поставить красивую финальную точку и либо по-западному уйти, либо по-восточному остаться.
Медведев – это одновременно и персонально путинская и извечная общероссийская игра неопределенностей.
