Постоянные заявления президентской администрации и самого президента о необходимости «ручного режима» государственного регулирования экономических и политических процессов в России из-за якобы неразвитости в стране рынка или политической культуры лишь прикрывают принципиальное нежелание власти использовать рыночные механизмы и демократические процедуры для управления страной. И заодно — подмену госрегулирования ползучей теневой приватизацией госсобственности провластной элитой.
На заседании Столыпинского клуба с участием одного из главных кремлевских идеологов — заместителя главы администрации президента Владислава Суркова — возникла показательная дискуссия. Немало поработавший в бизнесе г-н Сурков полемизировал с бывшим министром экономики в правительстве Егора Гайдара, председателем комиссии Союза правых сил по поддержке малого и среднего бизнеса Андреем Нечаевым. Г-н Нечаев заявил, что в России слишком много государства, как непосредственного хозяйствующего субъекта, и 2/3 ВВП контролируется госкомпаниями.
В ответ г-н Сурков начал ссылаться на несовершенства рынка, из-за которых государство и должно сохранять значительную роль в экономике. В ответ г-н Нечаев вполне резонно заявил: «Недостаточное развитие рынка предполагает активную роль государства-регулятора, а не хозяйствующего субъекта». А на прозвучавшую из уст г-на Суркова привычную для самого президента Путина и его ближайших идеологических помощников ссылку на опыт президента США Франклина Рузвельта, который якобы тоже усиливал роль государства в экономике, г-н Нечаев напомнил, что Рузвельт усиливал именно регулирующие функции государства и госзаказа, но не создавал госкорпорации.
Этот новообразованный институт в России, размножающийся с кроличьими темпами, вообще стал апофеозом фактической теневой приватизации целых секторов экономики госчиновниками и приближенными к власти бизнесменами под предлогом усиления роли государства в экономике.
Дело в том, что по закону «О некоммерческих организациях» (статья 7.1), госкорпорация — «не имеющая членства некоммерческая организация, учрежденная Российской Федерацией на основе имущественного взноса и созданная для осуществления социальных, управленческих или иных общественно полезных функций». Имущество, переданное государственной корпорации Российской Федерацией, является собственностью ГК — то есть, перестает быть собственностью государства. При этом, согласно закону, госкорпорация «может осуществлять предпринимательскую деятельность лишь постольку, поскольку это служит достижению целей, ради которых она создана, и соответствующую этим целям». В результате получается гибрид, не подпадающий ни под действие корпоративного законодательства, ни под непосредственный контроль правительства (руководителя ГК назначает президент), позволяющий совмещать преимущества чисто коммерческой структуры с привилегиями государственного унитарного предприятия (ГУП).
Таким образом, сам институт госкорпораций увеличивает формальную долю государства в экономике, как хозяйствующего субъекта, и при этом еще более размывает возможность реального государственного регулирования целых отраслей, которые отдаются на откуп госкорпорациям — от судостроения до нанотехнологий. Едва ли можно считать в достаточной мере регулятивной и роль государства в крупнейших госкомпаниях — что «Газпром», что «Роснефть», что «Рособоронэкспорт» давно уже стали государствами в государстве, живущими по своим законам и на основании цепочки личных отношений внутри представителей властной элиты. В результате, мы уже знаем печальный опыт, когда не имеющий никакого отношения к автопрому торговец оружием ФГУП «Рособоронэкспорт» получил контроль над крупнейшим в Европе и крайне запущенным Волжским автомобильным заводом. А теперь, менее чем через два года, открыто пытается избавиться от этого контроля, в принципе не умея управлять таким предприятием.
«Ручной режим» не срабатывает по факту — он не дает конкретных производственных результатов, хотя и оказывается весьма полезным для самих управляющих.
Впрочем, идеология «ручного режима» (именно этот термин употребил на пресс-конференции после своей недавней телевизионной «прямой линии» с населением Владимир Путин, который отвел стране на такое «ручное управление» еще 15-20 лет) применяется отнюдь не только в экономике. Политическое пространство тоже управляется в «ручном режиме» — от процедуры назначения губернаторов до регулирования партийных списков на выборах в Госдуму. Примерно так же «вручную» управляется и государственная медийная машина, прежде всего, гостелеканалы, заточенные под пропаганду. В итоге получается замкнутый круг:
ручное управление не способствует развитию рыночных и политических институтов и механизмов, его заменяющих, а несовершенство или неразвитость этих механизмов служат предлогом для продолжения ручного управления.
Но никакими государственными интересами такая политика не продиктована: как мы видим на примере госкорпораций, за всем стоит сугубо коммерческий интерес людей, по кускам приватизирующих само государство и его активы. Действительно, такую модель рынка трудно назвать совершенной. Но роль государства в ней выглядит исключительно деструктивной, имеющей мало общего с юридическими законами, законами рыночной экономики и эффективностью производства.