Цивилизация
Выступая в ходе заседания форума «Петербургский диалог» в германском Висбадене, Владимир Путин, в частности, рассказал о том, как будут строиться отношения с Германией и Европой после предстоящих в России парламентских и президентских выборов. Фраза, которую он при этом употребил, не прояснила суть предстоящих персональных изменений на политическом олимпе, но обозначила одну принципиальную, системную проблему. «Уверен, что обновленная власть, а в России будет другая конфигурация власти, другие люди придут, сохранит преемственность в сотрудничестве с Германией и Европой», — сказал российский президент.
Во-первых, власть была названа «обновленной», а не «новой» — едва ли в руководстве страны появятся действительно новые фигуры, не входящие в нынешнюю политическую обойму, пусть и не на самых первых ролях (как, например, только что назначенный премьер-министром Виктор Зубков). Во-вторых, президент сказал о «другой конфигурации власти» — в эту формулу вполне вероятно вписывается переход самого Владимира Путина на пост премьер-министра (этот вариант сам глава государства не исключил на съезде «Единой России», где согласился стать лидером предвыборного списка партии) при новом «техническом президенте». Но самая интересная и главная часть этой фразы — «другие люди придут». Если принимать за «других людей» нового президента, фамилия которого, возможно, будет не «Путин», — тогда, конечно, придут. Однако одна из главных проблем нынешней модели российской власти как раз и состоит в том, что
в стране последовательно демонтированы все социальные и политические институты, приводящие во власть «других людей».
Властную команду преимущественно составляют друзья, бывшие сослуживцы и бывшие соученики президента. Или, в крайнем случае, «друзья друзей». При этом на ключевые посты в федеральной власти не рекрутируют своих представителей ни политические партии (включая формально правящую «Единую Россию»), ни региональные элиты, ни крупный частный бизнес (при том что руководители крупнейших госкомпаний в корпоративном государстве стали частью политической власти), ни научные учреждения. Более того, вся система выстроена как раз таким образом, чтобы исключить появление на всех сколько-нибудь важных государственных постах других людей.
Государственная власть в России стала корпорацией, кастой спаянных между собой личными интересами (и, все чаще, родственными связями) людей. «Других» в эту касту просто не примут.
Именно угроза резкого усиления внутрикорпоративных разборок во власти, постоянно идущих по крайней мере в течение всего второго путинского президентского срока, является ключевой причиной, по которой главе государства крайне сложно решить вопрос о «преемнике». Преемник как раз во что бы то ни стало не должен оказаться «другим человеком», чтобы не перестроить вертикаль власти под себя, не нарушить хрупкий баланс интересов и влияния противоборствующих теневых провластных группировок, которые окончательно не взорвали существующую систему только благодаря персоне Путина. Личность нынешнего президента является единственным элементом консенсуса теневых российских политических элит. Кстати,
увод элит в тень вместе с девальвацией публичных политических и общественных институтов и стал источником системной проблемы нынешней власти.
В результате «другая власть» в стране вполне может появиться даже при «тех же» людях из нынешней путинской команды — вся система держится только на Путине и существенные (но не сущностные) изменения в ней возможны даже при «техническом преемнике» и сохранении за нынешним президентом поста премьера или лидера правящей партии. Любая, даже совершенно контролируемая Путиным и декоративная смена власти в стране может привести к существенному перераспределению влияния и статуса членов путинской команды. А вот появление действительно других людей во власти, не связанных с нынешними хозяевами страны политически, лично или по бизнесу, пока практически невозможно.
На одной из встреч с так называемым Валдайским клубом, состоящим из зарубежных политологов, Владимир Путин полушутя-полусерьезно сказал, что после ухода из большой политики может возглавить оппозиционную партию. Как ни парадоксально, в этой шутке есть доля горькой правды:
президент в стране, где нет никакой легитимной власти, кроме его персональной, после ухода с поста сам может запросто и против своей воли превратиться в «другого человека» с точки зрения новых формальных лидеров страны.
А «других людей» нынешняя власть воспринимает примерно так же, как оппозиционную коалицию «Другая Россия». С той лишь поправкой, что оппозиционеры из «Другой России» кажутся нынешней российской власти неопасной кучкой политических маргиналов, а те, кто побывал во властной корпорации, но выбыл из нее или утратил в ней прежнюю роль, несомненно, будут восприниматься, как персональные и очень опасные враги. Хотя бы потому, что слишком много знают.
Так что вопрос о «других людях» в российской власти решится не раньше, чем в стране будут восстановлены реальные институты публичной политики.
