Цивилизация
Полностью контролируемый главой государства парламент вреден не только тем, что дискредитирует идею разделения властей и не дает правителю услышать легитимный голос оппонентов. Серьезный недостаток такого парламента еще и в том, что он перестает быть важным инструментом эффективной, спокойной, законной и безболезненной смены власти — то есть тем, чем он является в демократических государствах.
Итоги досрочных выборов в парламент Казахстана, на которых президентская партия «Нур Отан» набрала 88 процентов голосов, а остальные шесть партий не преодолели семипроцентный барьер, Нурсултан Назарбаев назвал победой всего казахского народа. Действительно, сомневаться в том, что подавляющее большинство жителей Казахстана поддерживает курс своего президента, и что этот курс принес стране серьезные экономический достижения, не приходится. И все же едва ли нынешние выборы можно рассматривать как всеобщую победу, потому что подобный парламент не решает главных проблем, ради которых и существует. В том числе и важную проблему обеспечения преемственности власти.
Нынешний казахстанский опыт парламентаризма очень важно учесть и России, хотя по избирательному законодательству в нижней палате парламента не может быть меньше трех партий. Реальность сегодня такова, что в парламент не могут пройти партии, не подконтрольные Кремлю. Сколько здесь вины управляемой демократии, сколько — невнятности и неорганизованности оппозиции, инертности и невдумчивости избирателя — вопрос второй.
Но суть в том, что парламенты России и Казахстана полностью контролируются сверху, что делает похожими их системные недостатки.
В чем проблема парламента, составленного с попранием принципов легальной политической конкуренции? В том, что это не парламент государства, а парламент государя. В случае с Казахстаном мы имеем сейчас парламент Назарбаева, в случае с Россией — парламент Путина. Но ни один правитель, даже самый любимый народом и самый эффективный, не вечен. Путину по Конституции вообще придется хотя бы на время оставить президентский пост уже в следующем году, у Назарбаева благодаря поправкам в Конституцию и референдуму о продлении полномочий времени больше. Но проблема остается. Она общая для двух стран и вообще для всех государств, где персонифицированная исполнительная власть полностью подчиняет себе законодательную.
Политическая конкуренция при таких режимах никуда не исчезает, она просто существует в теневом политическом пространстве непосредственно в окружении лидера страны.
Отсюда и проблема преемничества: на карманный парламент в таком вопросе положиться нельзя по определению, поскольку партии, составляющие абсолютное большинство (или одна партия, как в будущем парламенте Казахстана), фиктивны.
Они созданы исключительно для поддержки одного конкретного правителя и живут благодаря его рейтингу.
Не случайно Нурсултан Назарбаев в конце минувшей недели на саммите ШОС призвал Владимира Путина не обращать внимания на Конституцию России и идти на третий срок: оба создали такую систему власти, что им попросту не на кого оставить страну. Потому что ближайшее окружение, которое сейчас смотрит в рот, ловит каждое слово, демонстрирует абсолютную лояльность, готово разорвать друг друга при дележе политического и бизнесового (самые лакомые активы как в Казахстане, так и в России сосредоточены в руках людей, близких к президентам) наследства, накопленного под прикрытием «великого вождя».
Перед глазами есть и опыт совсем крайний: Туркменистана — страны, возможно, дальше всех на постсоветском пространстве зашедшей по пути неограниченного единовластия и персонификации власти. Внезапная смерть пожизненного президента Сапармурата Ниязова, неоднократно за годы своего правления полностью перетряхивавшего свое окружение, посадившего в тюрьмы десятки чиновников своего правительства, привела к перераспределению власти. Режим внешне тот же: нынешний туркменский президент, работавший личным стоматологом Туркменбаши, едва ли будет намного либеральнее предшественника. А для того чтобы он стал президентом, пришлось отставить и посадить несколько ключевых туркменских политических лидеров включая бывшего спикера парламента и начальника личной охраны Ниязова. То есть механизм репрессий против ближайшего окружения правителя воспроизводится, и представители политической элиты чувствуют себя в ней временщиками, рискующими в любой момент оказаться на нарах благодаря бывшим соратникам или партнерам по власти. Разумеется, это крайность, но увеличенная иллюстрация бывает наиболее наглядной.
В России надпартийность президента могла бы служить гарантией его независимости от воли конкретной партии в случае, если бы эти партии в стране реально существовали. Теперь же вопрос о власти в стране будет решаться не партиями (в том числе парламентскими) и не народом, а таинственным для общества путем закулисных кремлевских интриг.
В ситуации, когда реальный инструмент — в нашем случае парламент — превращается в формальность, он и не может выполнять свою работу. И делает закулисный и потому высокорисковый по последствиям способ смены власти единственно возможным.
А заложником такого риска становится не только элита, но и все общество, которое не знает, кто окажется следующим президентом страны и какую реальную политику будет проводить. Эти проблемы сходны для двух государств, в Казахстане она также не решена, как и в России, только отложена на несколько больший срок.
