Цивилизация
Как объявил британский министр иностранных дел Джек Стро, постоянные члены Совета Безопасности и Германия согласились в том, что ядерную программу Ирана должен рассматривать Совет Безопасности. А иранский министр обороны Мостафа Мохаммад-Наджар убеждает, что его войскам санкции не страшны. Его убежденность разделяют и эксперты. Международные санкции не смогут повлиять на политику иранского руководства. Ядерная программа Ирана, несмотря на все усилия, неизбежно завершится созданием оружия. Накануне заседание комитета МАГАТЭ, которое должно определить политику в отношении иранской ядерной программы, о том, как будут развиваться события, в интервью «Газете.Ru-Комментарии» рассуждают заместитель директора Совета по внешней и оборонной политике Дмитрий Суслов и эксперт Института востоковедения РАН Владимир Сажин.
Дмитрий Суслов
— На что будет ориентироваться иранское руководство, решая, как развивать свою ядерную программу?
— В самом общем смысле позиция иранского руководства известна. Оно стремится к обладанию ядерным оружием по многим как внутриполитическим, так и внешнеполитическим причинам: во-первых, конечно же, по соображениям безопасности и, во-вторых, потому, что оно видит Иран региональной сверхдержавой.
Сейчас иранское руководство стремится максимально затягивать переговоры с мировым сообществом, втягивая его в игру для того, чтобы отложить принятие решений. В итоге это должно создать максимально благоприятные условия для разработки ядерного оружия.
Именно поэтому Иран сейчас заигрывает с Россией. Он якобы согласился с российской инициативой о создании совместного предприятия и на обогащение урана на российской, а не на иранской территории. При этом Иран обусловил свое согласие рядом чрезвычайно важных положений, которые позволят вести переговоры как минимум несколько месяцев. В это время Иран будет продолжать работы, двигаясь к созданию ядерного оружия. Дипломатическая же позиция Ирана будет состоять в том, что страна не стремится к обладанию ядерным оружием и ей нужен мирный атом. При этом Иран будет угрожать тем, что если в отношении него будут введены санкции и иранское досье передадут в Совет Безопасности, то он выйдет из дополнительного протокола о ядерном нераспространении и будет в промышленных масштабах проводить обогащение урана. Повторю, что все это время он будет цепляться за каждую возможность, позволяющую оттянуть реальное решение вопроса по этой проблеме.
— Каким может быть реальное решение вопроса?
— Проблема в том, что на сегодняшний день решения быть не может. К сожалению, международное сообщество бессильно что-либо сделать. Оно может лишь оттягивать время, когда Иран получит ядерное оружие. Предотвратить это мировое сообщество не в состоянии. У Соединенных Штатов связаны руки. Они настолько глубоко завязли в Ираке и в целом на Ближнем Востоке, администрация Буша настолько дискредитирована и внутри страны, и в мире, что думать сейчас о применении силы в отношении Ирана просто неразумно.
С учетом плачевного состояния, в котором находится весь регион расширенного Ближнего Востока, применение силы в отношении Ирана лишь усугубит ситуацию, поскольку разработка и получение ядерного оружия будет ускорена.
Я уверен, что Иран обладает для этого технологическими возможностями. Одновременно Иран будет проводить колоссальную кампанию по дестабилизации обстановки, прежде всего в Ираке, но и в других странах расширенного Ближнего Востока.
К сожалению, сейчас нельзя что-либо сделать. Долговременная оккупация Ирана, которая только и может служить стопроцентной гарантией от получения им ядерного оружия, не рассматривается. Точечные удары могут лишь усугубить ситуацию. Именно поэтому в последнее время израильская разведка и военные круги категорически противятся попыткам стравить Израиль с Ираном, несмотря на все заявления Ахмадинеджада. Возможность точечных ударов реально не рассматривается. Введения санкций и передача иранского досье в Совет Безопасности также не решат проблему, поскольку санкции никак не смогут препятствовать дальнейшим шагам Ирана по обогащению урана. Эти шаги лишь обострят внутриполитическую ситуацию в Иране. Как мне представляется, это то, чего и добиваются Ахмадинеджад и стоящие за ним консервативные силы иранской элиты, которые хотят таким образом сплотить вокруг себя все общество.
Выхода у международного сообщества нет. Оно должно пытаться, чем оно, собственно, и занимается, оттянуть то время, когда Иран становится ядерным государством. И попутно нужно учиться сосуществовать с ядерным Ираном.
— Что сейчас сдерживает иранское руководство, что заставляет его маневрировать?
— Я думаю, что разрыв всех связей с мировым сообществом, уход в глухую изоляцию был бы не совсем удобен. Не все в Иране хотят реализации такого сценария. Иранская элита сегодня серьезно расколота. Лишь часть иранской элиты во главе с Ахмадинеджадом хочет следовать радикальному сценарию, чтобы, как я уже говорил, сплотить вокруг себя иранское общество. Другая часть элиты, за которой стоят такие фигуры, как Рафсанджани и бывший президент Хатами, умеренные клерикалы, стремятся к улучшению отношений Ирана с международным сообществом и с Европой в первую очередь. Кроме того, я говорил, что военная акция лишь усугубит ситуацию, но сегодня никто не возьмется исключить ее раз и навсегда.
Все же мне кажется, что даже иранские консерваторы не заинтересованы в радикализации ситуации.
Возможно, они побаиваются военного столкновения с Соединенными Штатами. Бог знает, что из этого выйдет.
— Стоит ли рассчитывать на смену иранского руководства или проводимой им политики?
— Это будет зависеть от того, как будет себя вести в отношении Ирана международное сообщество. Если оно пойдет по самому неэффективному пути, а именно передаст иранское досье в Совет Безопасности и введет какие-либо санкции, которые никакой реальной роли не сыграют, и на этом остановится, а, скорее всего, так и будет, то политика консерваторов будет признана успешной и надеяться на коррекцию иранской политики в краткосрочной перспективе будет сложно. Если же международное сообщество будет балансировать, будет проводить более тонкую политику, например, сконцентрируется на российском предложении, которое мне представляется наиболее разумным подходом к иранской проблеме, то, возможно, тем самым международное сообщество поможет умеренной части иранской элиты потеснить радикалов.
— Вы говорили, что в затягивании решения заинтересована радикальная часть элиты, поскольку время нужно для получения бомбы.
— Бомбу хотят получить и те и другие. Иранская элита едина в отношении того, что им нужна бомба.
Другое дело, что как только Ахмадинеджад начал цитировать Хомейни и призывать стереть Израиль с лица земли, перенести его в Германию, отрицать холокост, то часть иранской элиты почувствовала себя крайне неуверенно и обеспокоилась этим. Очень много было разговоров о том, чтобы передать часть внешнеполитических функций от исполнительной власти, которую представляют президент и правительство, к духовной власти, которую представляют совет целесообразности и Хаменеи. Пока исход этой борьбы не определен, поскольку все на своих местах, то, видимо, сильнее радикалы, но насколько такое положение стабильно, судить сложно. Мы не знаем досконально деталей политического процесса в Иране. Что касается бомбы, то ее стремятся получить, я повторю, и радикалы, и умеренные.
Бомба — это мощное средство продления жизни иранского режима вообще, без бомбы Иран будет чувствовать себя ущербным по сравнению с Израилем и Пакистаном, которые обладают бомбой.
Иран же видит себя выше этих стран, видит себя единственной сверхдержавой расширенного Ближнего Востока, и бомба ему крайне необходима. В принципе режим ядерного нераспространения трещит по швам. Как показывает опыт Ирака, Югославии и Северной Кореи одновременно, если страна обладает ядерным оружием, то вряд ли по ней будут наносить удары и свергать режим. Учитывая комплекс этих обстоятельств, иранская элита консолидирована вокруг получения бомбы. Другое дело — как это отразится на отношениях с внешним миром, как в принципе будет себя вести Иран — как сейчас или как при Хатами, когда тоже были проблемы с МАГАТЭ и Иран развивал свою ядерную программу, но делалось это не столь вызывающе, как сейчас.
В интересах мирового сообщества вернуть иранскую ситуацию к тому положению, которое было при Хатами. Но с учетом проблем Соединенных Штатов возможность предотвратить получение Ираном ядерного оружия очень мала.
На предстоящем 2-3 февраля заседании совета управляющих МАГАТЭ иранское досье в Совет Безопасности передано не будет. Россия убедила, что по ее соглашению о совместной переработке достигнут очевидный прогресс. Хотя, скорее всего, это видимость прогресса, но и Россия и Иран заинтересованы, чтобы российское предложение было в основе обсуждения. Что оттянет на какой-то срок решение проблемы.
Владимир Сажин
— Как вы оцениваете устойчивость иранского режима, его способность противостоять внешнему и внутреннему давлению?
— Сейчас режим набирает силу. Его политика была запрограммирована еще до победы Ахмадинеджада на выборах летом прошлого года. Иран очень пестрое государство как в национальном, так и в политическом плане. Ахмадинеджад победил, набрав чуть более 36% голосов тех, кто имеет это право. Многие даже не пришли на второй тур. Поддержка среди избирателей у него незначительная, но за ним стоят очень мощные как финансовые, так и военно-политические силы. В действительности он проводит их политику. За 16 лет при двух предыдущих президентах Иран постепенно либерализовался как в экономическом, так и политическом плане. Ортодоксальные хомейнисты были недовольны таким положением. Главной задачей Ахмадинеджада было сплотить иранцев на основе идей хомейнизма. У национального единства два стержня — антиизраильская риторика и ядерная программа. Несмотря на либерализацию общества до Ахмадинеджада, отношение к Израилю в разных слоях общества было и остается отрицательным. В отличие, как ни странно, от отношения к Соединенным Штатам. По опросам, которые были проведены социологическими службами в Иране несколько лет назад, 70–75% населения поддерживало тогда возобновление отношений с Соединенными Штатами. В отношении же Израиля был практически консенсус — большинство населения выступало против. Это следствие постоянной массовой антиизраильской пропаганды и того, что отрицание возможности существования Государства Израиль заложено в доктрине хомейнизма. Ахмадинеджад выбрал беспроигрышный вариант. В течение нескольких последних месяцев он выступал с несколькими просто неприличными антиизраильскими заявлениями. Я не говорю о том, что это заявления второго лица в государстве (первое место в Иране занимает духовный лидер), эти заявления неприличны для любого человека. Но эта риторика сплотила народ.
Главная же беспроигрышная ставка — это ядерная программа. Это то, что поддерживают все. Без различия политических пристрастий все считают, что Иран должен быть ядерным государством.
Сейчас как раз разворачивается эта кампания как внутри страны, так и за рубежом.
— Что может заставить иранское руководство отойти от радикального курса?
— Я был в Иране во время этих выборов, разговаривал с людьми. В частности, я спрашивал, пойдут ли они на второй тур выборов, когда было понятно, что Ахмадинеджад вдавливается в президентство. Многие отвечали, что они сторонники либеральных реформ, но будут голосовать за Ахмадинеджада. Они собирались так действовать, исходя из соображения, что чем хуже, тем лучше. Пускай и иранцы, и весь мир увидят, что это за руководство и куда ведет Иран ортодоксальный хомейнизм. Когда он исчерпает себя, тогда всем иранцам будет ясно, что есть только один путь — путь либерализации, конечно, под зеленым знаменем ислама. Мне довольно высокопоставленные иранцы говорили также, что, возможно, Ахмадинеджад не завершит свой президентский срок. По конституции его может снять духовный лидер страны. Вотум недоверия может выразить и парламент. Недовольство этим режимом есть и в самых высоких политических сферах. Недовольство есть, но выступать за Израиль никто не может, потому что так говорил сам основатель Исламской Республики Иран и лидер исламской революции аятолла Хомейни. Ахмадинеджада критикуют за слишком жесткую риторику, но в ближайшее время не стоит ожидать послаблений от режима. В отличие от иранцев, я сомневаюсь, что он будет снят со своего поста. Он продолжит проводить свою крайне ортодоксальную политику.
— Как может разрешиться нынешний кризис?
— Если Иран окончательно согласится на совместное с Россией предприятие по обогащению урана на российской территории, то напряжение сразу спадет. Иран занимает очень важное положение и геополитическое, экономическое, стратегическое. Это во всех отношениях центр Ближнего и Среднего Востока. Никто извне — ни Китай, ни Западная Европа, ни тем более Россия — не будет вмешиваться во внутренние дела Ирана, а будут закрывать глаза на процессы идущие в этой стране, если Иран согласится не доводить свою ядерную программу до создания ядерной бомбы. Если этот вопрос решится, то Иран и Ахмадинеджад могут жить спокойно.
Конечно, иранский режим будут критиковать в Соединенных Штатах и в Европе, но ничего радикального они предпринимать не будут. Во многом в экономическом смысле они зависят от Ирана.
— Вы говорили, что ядерная программа — один из центров национального единства. Что может заставить руководство страны ее заморозить?
— Мало кто в Иране говорит насчет ядерной бомбы, говорят в целом о ядерной программе, которая включает и мирную часть, которую Ирану никто не запрещает иметь. По многим косвенным показателям Иран стремится осуществить и военную часть программы. Если они откажутся от российского предложения, то будет ясно, что с Ираном надо что-то делать. Но сделать с ним практически ничего нельзя. Рычагов воздействия нет. Иран фактически не нарушает договор о нераспространении ядерного оружия и формально выполняет все его требования. Но договор уже не отвечает нынешнему состоянию дел в ядерной сфере. Иран этим пользуется. Сегодня, имея полный цикл обогащения ядерного топлива, создать ядерную бомбу не так сложно. На той базе, где обогащают уран до 4–5% для электростанций, можно получить и 95% обогащения. Россия и предлагает взять этап обогащения на себя. Даже в экономическом плане это выгодно Ирану, поскольку дешевле в несколько раз, чем собственное производство. Но они упорствуют и говорят, что хотят независимости в ядерном производстве. Они не нарушают, но этап за этапом строят инфраструктуру, которая позволит создавать ядерное оружие.
Им нужна инфраструктура, для того чтобы они могли в любой момент произвести ядерную бомбу. Что позволит им прибегнуть к ядерному шантажу и угрозой создания бомбы добиваться новых уступок.
Сейчас Германия, Япония, Бразилия могут создать бомбу за несколько месяцев, но они не будут этого делать. Иран хочет подойти к этому же моменту. Может, они не будут ее делать, но, безусловно, будут использовать ее в будущей политике. Им нужен мираж бомбы, которую они могут вот-вот сделать.
Ирану угрожают санкциями, но в течение восьми лет войны с Ираком он находился под действием международных санкций и эмбарго на поставки оружия. И за эти годы около 25 стран различными путями доставляли Ирану вооружения, боеприпасы и запасные части. Даже Израиль через третьи страны доставлял запчасти к боевым самолетам.
Говорить о санкциях несерьезно. Китай, страны Юго-Восточной Азии, в том числе Япония, очень зависят от иранской нефти.
Иран же привык жить в условиях блокады и полублокады. Наоборот, блокада или санкции еще больше сплотят иранцев против основного мира, и прежде всего США.
— Благожелательное отношение иранцев к США может быть переломлено?
— Оно уже ломается. Пропаганда кричит о том, что американцы хотят задушить Иран. Иран стремится стать супердержавой региона. И он успешно к этому идет. Население 70 млн, одни из самых крупных в регионе вооруженные силы — 900 тыс. человек. Ракетное оружие. Создание ракеты дальностью тысячу или две тысячи километров без ядерной боеголовки — это нонсенс. С военной точки зрения слишком дорого бросать ракетой простой фугас. Иран занимает четвертое место по добыче нефти. Все это делает Иран очень важным государством в регионе. Новое руководство стремится сделать Иран региональной сверхдержавой, а потом и центром всего исламского мира, несмотря на то что они шииты и среди суннитских государств у них нет сторонников. Но Хомейни говорил, что между шиитами и суннитами нет практически никакой разницы.
Беседовал Евгений Натаров
