Цивилизация
Сдерживание социальной динамики
Осуществление долгосрочной стратегии реформ, которые грозят массовым общественным слоям новыми значительными социальными издержками и утратой достигнутого уровня материального благосостояния, помимо целей оптимизации, решают и другую, не менее важную для «бензинового государства» задачу сдерживания социальной динамики. Ее политический смысл, вопреки кажущейся неочевидности, на самом деле представляется вполне определенным.
Общество, постоянно боящееся потерять достигнутое после более чем десяти трудных лет приспособления к новым социальным порядкам, никогда не будет предъявлять элитам высоких требований.
Озабоченное задачами адаптации к постоянно меняющимся правилам игры, оно не сумеет на массовом уровне выстраивать долгосрочные социальные стратегии и, стало быть, остро ставить вопрос об эффективности власти. А значит, правящим элитам можно будет не волноваться по поводу перспектив появления конкурентов, претендующих на занимаемые ими доминирующие позиции. Проявляя беспокойство в связи с возможностью ухудшения условий жизни, общество в условиях отсутствия сильной оппозиции в то же время будет связывать надежды на то, чтобы этого не произошло, на околовластные силы. Основные тренды политического развития России в минувшем году подтверждают это предположение. В конце года социологи в общенациональных опросах зафиксировали заметный рост тревог населения по поводу нарастающих социальных проблем. Но при этом, как показали результаты выборов в местные органы законодательной власти, состоявшихся в прошлом году в нескольких регионах страны, население предпочитало не рисковать, отдавая свои голоса действующей власти и партии, ее представляющей, — «Единой России».
В современном обществе источником постоянно растущих его притязаний и, естественно, социальной динамики является средний класс.
Поэтому «бензиновое государство» готово допустить рост благосостояния и социальных амбиций только тех его групп, деятельность которых является критически важной для поддержания в нормальном состоянии нашего petrol state. Остальные же группы, по социально-профессиональным и идеологическим критериям не могущие претендовать на вхождение в число бенефициантов «бензинового государства», сталкиваются с ростом стоимости жизни, ограничивающим уровень их притязаний, и, пожалуй, самое главное, с закрытием для себя каналов вертикальной мобильности. В этом кардинальное отличие положения среднего класса при «бензиновом государстве», не заинтересованном по большому счету в его развитии и процветании, от тех позиций, которые этот класс занимал в обществе в 90-е годы прошлого века. Тогда еще неокрепшие и не уверенные в своих силах новые элиты, всерьез опасавшиеся угрозы коммунистической реставрации, остро нуждались в массовой политической поддержке, которую мог оказать им только нарождавшийся средний класс. Поэтому объективно в то время элиты были заинтересованы в его численном росте и улучшении благосостояния. В условиях «бензинового государства», в котором прочности позиций элит уже всерьез ничего не угрожает, надобность в среднем классе как в важном в социальном и политическом отношениях партнере элит отпала. Напротив, при наличии финансово-экономических ресурсов, позволяющих периодически подкармливать общественные группы, находящиеся на нижних этажах социальной лестницы, в роли важного партнера элит «бензинового государства» оказались бюджетники и другие зависимые от государства социальные группы. В данном контексте весьма симптоматичным выглядит недавнее заявление министра финансов Алексея Кудрина, сказавшего, что в 2008 году страна начнет «жить лучше, чем в тот исторический период, который помнят врачи и учителя и люди старшего поколения». Для правительства, таким образом, политическим ориентиром (именно политическим, поскольку речь идет о социальной памяти населения) выступает уровень потребления бюджетников 1990 года, достижение которого, надо понимать, и должно обеспечить необходимые для «бензинового государства» гарантии стабильности.
Таким образом, с точки зрения элит нашего petrol state идеальной была бы такая социальная структура общества, при которой безраздельно доминировало бы глубоко интегрированное в мировую элиту несменяемое меньшинство.
В целом лояльно относящиеся к его господству наиболее массовые по численности группы на нижних этажах социальной лестницы перманентно пребывали бы в процессе адаптации к меняющимся условиям, а между ними находился бы небольшой в количественном плане и ни на что не влияющий средний класс. Подобные социальные структуры характерны для многих стран Латинской Америки второго-третьего эшелона развития (типа Боливии или Перу). Эти структуры отличает устойчивость, а общества, существующие на их основе, — стабильная неспособность к внутренней эволюции.
Особое значение для создания условий, обеспечивающих сдерживание социальной динамики, имеет отказ элит «бензинового государства» от проведения последовательной военной реформы и, прежде всего, от перехода вооруженных сил на контрактную основу комплектования. Помимо возможных экономических интересов (для решения проблем, связанных с обеспечением надежного функционирования различных трубопроводов и внешней политики, базирующейся на этих приоритетах, нужна большая по численности и непрофессиональная армия) в этом подходе, очевидно, присутствуют и серьезные политические соображения. Первое из них обусловлено тем, что контрактную армию, в отличие от призывной, можно использовать только для решения задач, перечень которых определен в соответствующих законах. Решать «непрофильные» проблемы этот институт не будет, поскольку они не прописаны в контрактах, заключаемых государством с военнослужащими. Второе соображение касается возможности расширения мобилизационного контингента за счет студентов. И в этом плане «бензиновое государство» пытается опереться на опыт СССР, когда в 80-е годы прошлого века коммунистическое руководство, ссылаясь на хронический дефицит мобилизационных ресурсов, приняло решение направлять студентов на военную службу, проходить там «настоящую школу жизни». В политическом же плане оно явно исходило из стремления сдерживать социальные амбиции образованных слоев и сделать их более социально близкими и лояльными советской общественной системе. Так и нынешние элиты «бензинового государства», проведя резкое сокращение количества военных кафедр и обеспечив своих потомков освобождением от воинской службы, образованным слоям населения из неэлитных социальных групп фактически предложили поумерить свои социальные притязания.
Социальный контроль и социальная селекция
Инструментально эффективная защита «бензиновым государством» своих интересов осуществима лишь при значительном укреплении роли и влияния в обществе государственной бюрократии. Присущее ей стремление вовлечь в сферу административно-бюрократического регулирования возможно более широкие области общественной жизни не только помогает технически обеспечить решение задач оптимизации существующей общественной системы и снижения социальной динамики в ней, но, безусловно, имеет и самостоятельное значение.
Осуществляемое государственной бюрократией усиление социального контроля и социальной селекции по всем линиям само по себе способствует внутренней консолидации и укреплению «бензинового государства».
При этом бюрократия выражает как общие интересы бенефициантов petrol state, так и свои собственные, корпоративные. Формы же социального контроля, как уже говорилось, могут быть самыми разнообразными — от ужесточения правил ремонта частных квартир до большей формализации требований к результатам деятельности ученых, работающих в системе институтов Российской академии наук. Централизация различных ресурсов в руках государства позволяет в случае необходимости использовать отклонения, допускаемые частными лицами от этих правил и требований, в качестве оснований для решения возникающих проблем в нужном для бюрократической машины ключе. А граждане при этом получают все более определенные сигналы, что пределы их свободы (в широком понимании этого слова) в возрастающей степени регламентируются государством.
В условиях, когда спонсирование частным капиталом культуры, образования и науки носит весьма ограниченный характер, а независимое от власти финансирование политических инициатив и вовсе отсутствует, централизация ресурсов позволяет «бензиновому государству» поддерживать только отвечающие его интересам проекты в этих сферах. При этом подобные проекты зачастую являются краткосрочными и носят преимущественно идеологический и фискальный характер.
Другие же потенциальные участники рынка оказываются перед дилеммой: либо игра по правилам и на условиях «бензинового государства», либо пребывание «вне игры».
Влияние же бюрократической машины на эти процессы после принятия соответствующих поправок, ужесточающих государственный контроль над деятельностью некоммерческих организаций (НКО), в обозримой перспективе только усилится. Чтобы выжить, НКО нужно будет не на словах, а на деле демонстрировать лояльность, а ценность грантов, выдаваемых российскими государственными структурами учреждениям и гражданам, работающим в сфере образования, науки и культуры, занимающимся реализацией различных социальных проектов, только возрастет.
Институты социального контроля эффективно используются и в политической сфере. Важная роль в этом принадлежит партии власти — «Единой России». В предшествующий период посткоммунистической истории этот институт играл весьма скромную роль — группы поддержки законодательных инициатив президента и правительства в представительных органах власти.
Теперь он, так и не став одним из реальных центров принятия решений, начал выполнять важные для «бензинового государства» функции социального контроля, более широкие по охвату, чем простое голосование за правительственные законопроекты в парламенте 90-х годов.
Нередко отношение к «Единой России» становится своеобразным тестом на лояльность системе для представителей самых разных социальных слоев. Ими могут оказаться как бизнесмены регионального масштаба, для которых спонсорство этой организации становится одной из гарантий дальнейшего успешного продолжения бизнеса, так и бюджетники, чье участие в массовых акциях поддержки единороссов или даже членство в данной партии позволяет избежать излишних неприятностей на работе.
Внешнеполитические интересы российских элит как инструмент сдерживания динамики внутри страны
Важнейшей мотивацией, двигавшей устремлениями новых российских элит с самого начала посткоммунистической трансформации в России, было их намерение поскорее интегрироваться в глобальную элиту, но не в качестве бедных родственников, как, скажем, новоиспеченные правящие круги восточноевропейских стран, бывших союзников СССР, а в роли полноправных участников мирового клуба избранных. Эту задачу, да и то не в полном объеме удалось решить только в период утверждения в России «бензинового государства». В данное время наша страна в связи с резким возрастанием спроса на энергоносители превратилась в одного из ключевых на планете держателей глобальных ресурсов, от поведения которых в немалой степени зависят перспективы мировой экономики. Разумеется, поскольку внутри страны эти ресурсы оказались под контролем узкой по составу и пользующейся значительной автономией от общества элитой, у обладателей таких богатств в сложившихся условиях возникло вполне естественное желание не допустить к распоряжению ими кого-либо еще.
Применительно к ситуации внутри страны это означает, что появился еще один важный аргумент в пользу политики сдерживания социальной динамики и сохранения консервативной структуры общественных отношений.
Что же касается формы собственности на глобальные ресурсы, то относительно перспектив «бензинового государства» этот вопрос не имеет принципиального значения. Поскольку очевидно, что правящая элита согласится на масштабную приватизацию ведущих нефтяных и газовых компаний лишь при условии, что по завершении этого процесса контрольные пакеты акций этих корпораций останутся в ее руках.
Вместо заключения
«Бензиновое государство» ориентировано преимущественно на самосохранение и потому, стремясь минимизировать риски везде, где это возможно, препятствует попыткам инновации. Замечу: я не рассматривал или почти не рассматривал здесь политические аспекты, связанные с проблемами демократии в России. Это было сделано не случайно. Допустим, правы те, кто полагает, что существующие реалии «бензинового государства» вполне достаточны для проведения успешной модернизации страны и без создания сильных демократических институтов.
Однако, даже абстрагируясь от политической составляющей рассматриваемой проблемы, все же необходимо признать, что в социальном плане эти реалии лишены внутренних источников развития.
У нынешних элит по большому счету и так все хорошо, чтобы загружать себя всякого рода модернизационными проектами, к тому же связанными с рисками. Активность же других социальных групп сдерживается различными регламентациями как экономического, так и административного характера.
Перспективы «бензинового государства», его устойчивость в плане растянутой во времени стагнации в решающей степени будут зависеть от того, как станет складываться баланс между стремлением его элит к дальнейшей оптимизации системы и желаниями патерналистски ориентированных слоев получить от власти побольше социальных преференций. На протяжении всей посткоммунистической истории России борьба вокруг этой проблемы обусловила цикличный характер российского политического процесса. Попытки радикальных реформ сменялись более умеренной, социально ориентированной политикой, в процессе реализации которой необходимые структурные преобразования так и не осуществлялись, зато по мере возможностей федерального бюджета и в зависимости от степени важности возникавших проблем увеличивались социальные расходы государства. Судя по всему, эта цикличность продолжится и впредь.
Если же российская власть действительно попытается разработать и осуществить модернизационный проект для России, то она должна четко представлять себе, что реализация такого проекта в принципе возможна не на базе «бензинового государства», а лишь при условии его демонтажа и преодоления созданной им общественной системы.
