Цивилизация
Следствие и парламентская комиссия не могут убедительно ответить ни на один вопрос, волнующий людей и позволяющий оценить политические и технические решения властных и силовых структур, принимавшиеся в ходе бесланской драмы.
Собственно, наверное, только в России возможно, чтобы следственные органы, несколько раз уличенные в попытке сокрытия вещественных доказательств и показаний, невозмутимо продолжали расследование, а официальные власти рекомендуют пострадавшим указывать на подтасовки самим следователям (как это посоветовал сегодня им полпред Козак). Но для сегодняшней России это реальность, почти не вызывающая изумления. И корни ее очевидны.
Совершенно очевидно, что у политических властей страны и силовых структур есть веские причины к тому, чтобы не ворошить и не выяснять всех обстоятельств случившегося год назад.
Всякий теракт — это чудовищная игра, в которой цель террористов — нанести максимальный моральный и психологический урон гражданам и государству, а цель властей — минимизировать потери и человеческие, и политические, и психологические. Безусловно, бесланский теракт — одна из самых трагических драм с захватом заложников в истории человечества — закончился катастрофой. Гибель трети из более чем тысячи заложников — это катастрофа. И столь же очевидно, что власти не сумели предпринять никаких эффективных действий по спасению заложников. Власти потерпели очевидное поражение на первом направлении — не смогли минимизировать человеческие потери. И, судя по тому, что мы знаем сегодня о ходе трагедии, их усилия были направлены, прежде всего, на минимизацию потерь политических.
Первый принципиальный политический выбор в дуэли с террористами был сделан Москвой, когда здесь приняли решение не только не вступать в торг с террористами, но и организовать их информационную блокаду.
Москва проявила силу. Официальные каналы транслировали дезинформацию о числе заложников и о том, что террористы не выдвигают требований. Этим власти стремились выбить из-под террористов площадку торга. Преступники ответили отказом от технических переговоров по оказанию гуманитарной помощи заложникам. Таким образом, информационная блокада, с одной стороны, поставила террористов в тупик, а с другой — ухудшила положение заложников. А полное бездействие штаба и отсутствие политических решений сделало ситуацию вокруг школы плохо контролируемой.
Следующим актом драмы стало подключение к переговорам альтернативного политика — бывшего ингушского президента Аушева. Он не только вывел из здания женщин с малолетними детьми, но также сообщил правдоподобные данные о числе заложников, о том, что у боевиков есть требования, и продемонстрировал, что с ними можно договариваться. Из его окружения, кроме того, прошла утечка о готовности Масхадова подключиться к переговорам. Информационная блокада была прорвана, а перед Москвой встала неприятная перспектива того, что переговоры о судьбе заложников будут вестись в обход нее, да еще с участием Масхадова, которого они считали пособником террористов.
О том, что произошло дальше, можно сегодня только гадать. Во всяком случае, первоначальная версия о том, что толчок стихийному развитию событий дал случайный взрыв растяжки то ли в вестибюле школы, то ли в спортзале, сегодня не вызывает доверия. Целый ряд свидетелей показали, что боевик, стоявший на кнопке бомбы, был убит пулей. Так или иначе, но стихийное развитие событий освободило политическое руководство страны от необходимости делать выбор между переговорами или штурмом.
Формально президенту Путину не пришлось делать тяжкого выбора между своей принципиальной позицией «никакого торга с террористами» и жизнями огромного числа детей и взрослых. Однако, по сути и смыслу, этот выбор был сделан.
<1>И мы его знаем. Для президента Путина государство и граждане — две реальности, располагающиеся в разных плоскостях. Авторитет государства имеет безусловную ценность, а граждане — относительную.
Именно поэтому президент не признал своей ответственности за трагический исход бесланского кризиса, не взял на себя политическую вину за него. Именно поэтому он воспрепятствовал отставке президента Северной Осетии Дзасохова, которой требовали разъяренные жители республики. Согласиться на это требование значило поставить государство в зависимость от граждан, а это, по логике российского президента, недопустимо и есть явный признак слабости государства. По этим же причинам администрация Путина не допустит широкого, гласного и объективного расследования бесланской трагедии. Даже не потому, что его стихийный трагический исход был намеренно спровоцирован спецслужбами, как считают яростные противники Путина, а потому, что в принципе государство, по мнению президента, не обязано отчитываться перед гражданами в логике и обстоятельствах принятия своих решений, чтобы не подрывать тем самым свой авторитет.
В своей логике президент Путин последователен. Но логика эта ошибочна. И объективное расследование, и признание Путиным своей политической ответственности за трагический исход бесланского кризиса, и отставка Дзасохова, конечно, создали бы много проблем для тех, кто занимает ключевые посты в нынешнем руководстве страны, ослабили бы их политический авторитет, но вместе с тем и именно поэтому они бы не ослабили российскую государственность, а укрепили бы ее. В то время как бесконечная неправда или полуправда, дезинформация и заметающее следы следствие, защищая авторитет и положение во власти конкретных людей, безусловно, ослабляют российскую государственность как таковую.
