Цивилизация
Как известно, сам Владимир Владимирович Путин был избран в 2000 г. президентом благодаря тщательно продуманной и блестяще исполненной операции «Преемник». Образ будущего избранника нации был тогда просчитан социологами и политтехнологами, а затем детально сконструирован и артистически предъявлен обществу. Сегодня самое время задуматься над тем, чего, собственно, ждет нация от нового президента, каким он должен быть, на кого похож и на кого не похож, каков общественный и электоральный запрос.
С этим вопросом мы обратились сегодня к социологам Сергею Белановскому, Наталье Зубаревич и политтехнологуЕкатерине Егоровой.
Сергей Белановский, социолог
Я вижу три варианта возможного преемника. Первый вариант — это какой-то невыдающийся человек, которого активно продвигают и поддерживают средства массовой информации при информационной блокаде других кандидатов или при выдвижении других еще менее состоятельных фигур. В принципе, это вариант проходимый в 2008 году. Второй вариант можно назвать оптимальным, хотя он может быть и очень рискованным. Это харизматический лидер, реально сильный политик и хороший менеджер. Именно на такого человека существует преобладающий запрос со стороны электората. Правда, здесь есть опасность ошибочного курса, но в характеристику хорошего менеджера входит гибкость. Именно так я интерпретирую главный электоральный запрос. Даже когда люди говорят, что им нужен жесткий руководитель, то на самом деле имеются в виду именно такие характеристики. Третий вариант — это фигура, похожая на Жириновского. Жириновский — это человек, который, по большому счету, пренебрегает логикой, но может выдвигать сильные эмоциональные тезисы. Такой человек вполне может быть позитивно воспринят электоратом. Появление такого человека весьма вероятно, потому что существует фундаментальная, стратегическая неясность с тем, по какому курсу должна идти страна. В отсутствие ясности появление такой алогичной фигуры рано или поздно становится неизбежным. Ближайший аналог — это венесуэльский президент Уго Чавес.
Я назвал три варианта. Второй, который я считаю наиболее желательным, наименее вероятен. Наиболее вероятен первый вариант.
Я думаю, сейчас прошло время бессодержательных лозунгов. Стабильность — понятие неконкретное. Если новый лидер предложит только ее, не раскрывая смысла этого тезиса, то такого человека можно политтехнологическими средствами «продавить» на должность президента, но реальной народной поддержки он не получит. Популярный претендент должен будет сказать нечто более конкретное о том, что надо делать в ближайшее время, что он будет делать, на чем будет жестко настаивать. Причем в его тезисах должно быть если не разоблачение, то сообщение каких-то системных одиозных фактов и обозначение конкретных действий по их искоренению. Времена слов, оторванных от действительности, на мой взгляд, проходят. Их можно искусственно задержать при помощи политического консервирования, но именно это вызывает все большее неприятие.
Существует некоторая иерархия запросов. Главный запрос сейчас состоит в том, чтобы был предъявлен курс страны, т. е. какие проблемы и как будут решаться. Если этот запрос не будет удовлетворен, то начнется конкуренция суррогатов. В отсутствие подлинного политического продукта она может сработать. Инерции на три года хватит, если что-то не взорвет ситуацию.
Но, кто бы ни был на должности президента, в следующий срок он столкнется с очень серьезным системным кризисом. Социально-экономический тренд неблагоприятен.
Конкуренция суррогатов приведет к тому, что проблемы не будут решаться и неблагоприятные тренды сохранятся.
Наталья Зубаревич, социолог
До следующих выборов еще далеко, но все понимают, что кампания уже начинается и она, как и предыдущие, будет тотально политтехнологической. Но вечные лозунги порядка и социальной справедливости сильно пообтрепались за эти годы. Какую музыку будут играть на этот раз? Мне кажется, что клавиатура будет уже не в семь нот, а пошире, хотя клавиши те же — черные и белые. Потребуются хорошо подготовленные импровизации, учитывающие настроения в регионах.
Для жителя разных регионов желательный президент выглядит по-разному.
Пожалуй, только Москва дает внутренне контрастный набор предпочтений. Для более успешного и адаптировавшегося москвича важно, чтобы президент не мешал заниматься своим делом. Малому бизнесу, в котором занято более 30% трудоспособных жителей столицы, он должен пообещать немного прижать прожорливую лужковскую бюрократию, и первые звуки этой песни уже слышны. Для малого бизнеса и московских обывателей он должен говорить немного в националистическом духе. Не забывайте, что на выборах в Думу по Москве 13% получила «Родина», среди голосовавших за нее было много представителей малого бизнеса. Для московских бабушек Путин — это всего лишь картинка из телевизора, потому что есть Лужков, который обеспечивает социальную защиту. И тут президенту с Лужковым не сравниться, а значит, нужно ладить, чтобы сохранить электоральный ресурс.
Для кубанского юга президент важен, в первую очередь, тем, что он готов «мочить в сортире», потому что южные фобии хорошо известны и подобные речи там были приняты на ура. В какой-то момент люди почувствовали, что есть защитник, хотя я не уверена, что на этом можно получить политические дивиденды еще раз, после стольких провалов федеральной власти.
Для Камчатки это человек, который сможет прекратить вселенский бардак в ЖКХ. Но там ни в коем случае нельзя говорить про легализацию теневой рыбной отрасли, потому что с нее живет весь полуостров. То есть это совсем другая «музыка». На Урале важно создавать впечатление уверенности, стабильности, основательности, и «чтобы наших не давили». Здесь можно говорить про «локомотивы развития» и «становой хребет» державы. В деревнях Нечерноземья все просто, как в собесе: прибавка к пенсии и регулярный завоз хлеба.
Да, региональные различия стали заметней, но, по сути, основа осталась единой — кто-то будет решать проблемы за тебя. Страна такова, что в ней президент должен решать проблемы за человека.
И если он умеет уверенно это обещать (а нынешний президент это умеет), возникает ощущение «своего» избранника. Но не будем торопиться: появление преемника не гарантировано, и бессрочное «воцарение» Путина возможно. К сожалению, население воспримет это спокойно. Люди ушли в себя, в свою жизнь, и мне кажется, что им все равно.
Если же смена власти в виде операции «Преемник» все же состоится, то поиск подходящей фигуры (с точки зрения политтехнологических задач) резко усложняется. Можно ли сконструировать еще раз лидера, в котором каждый видит то, что хочет видеть? В принципе — да, но, с другой стороны, качества человека, позволяющие ему, как амебе, каждый раз принимать нужную форму, встречаются редко. И если говорить о преемнике из известного нам круга лиц, то вряд ли будет найдет человек, способный воспроизводить это амебное свойство в сочетании с умением нравиться людям. Скорее, выбор будет сделан по другим основаниям (лояльность, гарантии и др.), а возможные дефекты личности будут нейтрализоваться более изощренными избирательными технологиями — с четкой фокусировкой по социальным группам, регионам разного типа, с более жестким контролем над СМИ.
Но я думаю, что мы рано трогаем тему преемника, абсолютно нет уверенности, что Путин уйдет.
Екатерина Егорова, политтехнолог
Сейчас ситуация балансирует на грани, и, куда склоняться настроения электората, непонятно. С одной стороны электорат всячески усыпляют и готовят его к тому, что как ни крутись, как ни запрашивай, а все равно наверху лучше знают, кто тебе нужен. Сейчас идет работа на убаюкивание электората и объяснение ему того, что наверху все лучше знают. Идеальным вариантом для убаюканного электората является то, что мы сейчас имеем: человек, которого страна воспринимает так, как будто он лучше знает, что этой стране нужно.
Прямо говоря, это подготовка к третьему сроку, которая заключается в минимизации чувства ответственности электората за собственную жизнь, и формирование потребности в патерналистском лидере.
Но, с другой стороны, у части электората это вызывает все большее и большее раздражение. В этом смысле идет поляризация установок у разных групп. Люди очень озабочены отменой губернаторских выборов не по тому, что они уж так хорошо выбирали губернаторов. Одна пожилая женщина сказала, что когда ей чего-то не дают, то она готова с этим смириться, но «когда у меня отбирают то, что у меня было, то мне очень неприятно». И то, что где-то наверху было принято решение, отбирающее у людей право выбирать и означающее, что там лучше знают, что для электората лучше, очень раздражает. Количество людей, которых это раздражает, растет в связи с разными событиями: в связи с монетизацией, в связи с отменой выборов, в связи с сохранением угрозы терроризма. Люди видят, что концепция «замочить в сортире» себя не оправдала. Они все равно находятся в страхе, и им непонятно, что будет дальше. Рапортуют, что убит такой-то, убит другой, а все равно нет ощущения, что ничего не грохнет.
В этой части электората, наоборот, формируется запрос на лидера, который будет считаться с населением и не будет уводить страну в сторону.
Сейчас понятно, что ничего не развивается и жизнь идет по принципу «закроем шторки и будем считать, что поезд движется». Я не готова приводить социологические данные, поскольку это скорее качественные, чем количественные данные. Но когда взаимодействуешь с электоратом по стране, то выделяются вот эти две довольно жесткие тенденции, которые прямо противоположны друг другу.
Если мы говорим о первом варианте, то для него послание должно выглядеть примерно так: всем спать, я знаю за вас, как нужно сделать, и завтра вы проснетесь в коммунизме. Слово коммунизм может быть заменено чем-то другим, но смысл состоит в том: ваше благополучие в моих руках, я знаю как надо, всем спать, не беспокойтесь, занимайтесь своими делами, я лучше знаю, что нужно для страны, вы должны принять эту концепцию, потому что, в принципе, никто из вас не хочет брать ответственность за собственную жизнь. Но в выражении «я знаю как» присутствует не менеджерский подход, а, скорее, отцовский: я знаю как, а то хуже будет, выдам ремня — и мало не покажется.
Для второй части важно обещание возврата всего того, что у нас было и сейчас изъято. Это возврат к демократическим нормам, но с некоторыми коррективами. Человек должен быть честным, чтобы его не воспринимали как шестерку олигархов. Человек должен быть таким, чтобы ему поверили, что он не будет создавать такую экономическую систему, при которой люди еще раз все потеряют. Он должен предъявить некоторую хозяйственно-управленческую модель, которая не будет иметь всех тех побочных эффектов, от которых люди возненавидели слово демократия.
Кандидат должен четко объяснить положения экономической программы, и объяснить, что через год они получат одно, через два еще что-то. Люди должны понять, что они приобретают от этого движения. Альтернатива «приобрести — потерять» является для людей смыслообразующей.
Беседовал Евгений Натаров
