Цивилизация
Процесс над Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым должен был стать и стал кульминацией путинского президентства. Происходившее в эти месяцы и особенно в последние дни и вокруг неказистого здания в центре Москвы, и в нем самом можно признать моделью России — такой, какой ее видит Владимир Путин.
Нестыковки в подготовленных обвинением материалах, очевидная неубедительность того, что прокуроры называли доказательной базой, — не более чем проявление общего развала государственной машины. Высокопоставленные функционеры не могут разобраться с прихваченным «Юганскнефтегазом», правительство не в состоянии принимать назревшие решения, Дума принимает очевидно дырявые законы, реализация которых ставит страну на грань социального взрыва, а люди в прокурорских мундирах не могут составить грамотное обвинение.
Чрезвычайное положение, введенное совершенно незаконным образом на территории отдельного квартала в центре Москвы, очевидное нарушение гражданских прав людей, которые виноваты только в том, что живут у себя дома, — характерное для нынешней власти отношение к гражданам и их правам.
Государственный обвинитель Шохин позволял себе гримасничать во время выступления адвоката в том числе и потому, что глава страны допускает не меньшие вольности на своих пресс-конференциях. Младший равняется на старшего — это один из основополагающих номенклатурных принципов.
Жесткие меры по отношению к протестующим против судилища — подлинное отношение власти к оппозиции. Трудности с проходом прессы в зал суда, игры с аккредитацией — не более чем воспроизведение правил работы журналистов в кремлевском пуле, причем практика эта все больше распространяется и на другие органы государственной власти.
Массовка с киностудии «Мосфильм», поддерживающая сторону обвинения, — родной брат-близнец шествия «Наших» по центральным улицам Москвы и двоюродный — партии наиновейшего типа «Единая Россия».
Но наиболее важный практический итог завершившегося процесса в том, что российское бизнес-сообщество и потенциальные западные инвесторы получили внятный и отчетливый сигнал от нынешней российской власти. Практически максимальный приговор по «делу ЮКОСа» говорит одновременно о нескольких важных вещах.
В первую очередь, о реальном состоянии демократического устройства в России и ее важной составляющей — независимой судебной системы.
<1>И о том, в частности, что для решения проблемы-2008 — а проще говоря, сохранения собственной власти по истечении этого срока — сегодняшнее кремлевское руководство может более чем свободно отнестись не только к духу, но и букве закона, в том числе и к тому общепринятому понятию, что закон обратной силы не имеет. И этот сигнал становится наиболее важным, если не сказать критическим. На протяжении всего следствия и самого процесса нам постоянно говорили о том, что «дело ЮКОСа» не типичное, а исключительное и что оно не означает системной атаки на бизнес. Ту очевидную неловкость, что на момент совершения деяний они не были нарушением закона и что в то время так поступало подавляющее большинство компаний, спокойно выносилось за скобки. Более того, представители Кремля и сами говорили о том, что процесс этот показательный. И параллельно с этим шла информация о том, что процесс связан с личной неприязнью к главному фигуранту со стороны первого лица. Что подразумевало некоторую дополнительную гарантию того, что «дело ЮКОСа» — исключение и остальные могут не беспокоиться и работать свободно, к ним у первого лица личной неприязни нету. Оставался, впрочем, риск, что кто-то почему-то опять может не понравиться — ростом, цветом глаз или формой носа. Риск этот, впрочем, так же как и владение собственностью, которая приглянулась кому-то из победившей элиты, по-прежнему остается сегодня одним из главных бизнес-рисков в России. Возвращаясь к информации о личной неприязни, стоит заметить, что она дала результат, противоположный ожидаемому. Первое впечатление — очевидная печаль по поводу того, что серьезные политические решения (а процесс этот политический, как бы это ни предлагалось нам трактовать по-иному) принимаются главными политическими руководителями исходя из личных симпатий и антипатий.
Помимо характеристики уровня самого политика это практически априори дезавуирует любые его последующие заявления и обещания.
И отсюда возникает действительно серьезная проблема, связанная не только с доверием к власти, но и с доверием к принимаемым по инициативе этой власти законам. Поскольку процесс и приговор показали, что собственные интересы путинской администрации являются для нее абсолютным приоритетом. И потому трактовка и исполнение любых, самых либеральных законов может быть в любой момент откорректирована в зависимости от политических или экономических интересов ближнего президентского круга либо даже из чьей-то личной неприязни. Трудно в этой связи ожидать повышение доверия западного и российского капитала к любым декларациям вне зависимости от формы, в какой они высказываются, — послание ли это или даже либеральная законодательная инициатива. Вслед за Станиславским любой здравомыслящий предприниматель скажет: не верю.
Считается, что «дело ЮКОСА» изменило страну. Это действительно так. За два года Россия стала другой. А обстоятельства завершающегося в мещанском суде процесса над Ходорковским и Лебедевым позволили оценить не только направление, но и масштаб этих перемен.
