Цивилизация
Пока демократические организации тщетно пытаются объединиться, в России создается партия нового типа. Она не либеральная и не социальная, не левая и не правая. Это Единая народная партия солдатских матерей. Эта партия возникает не потому, что так правильно строить партии, а потому, что в России есть проблема, с которой нельзя существовать. Одна из двух-трех проблем, которые отравляют весь государственный механизм.
По данным октябрьских опросов «Левада-центра», считали, что деятельность Комитета солдатских матерей на пользу стране, 72% опрошенных. Таким позитивным рейтингом не может сегодня похвалиться и сам президент Путин. И даже инициатива комитета выступить посредником на переговорах властей с чеченскими сепаратистами вызывает поддержку 65% опрошенных (при том что в целом идея таких переговоров не пользуется особым одобрением населения).
О том, как идет создание партии, чем она собирается заниматься и как продвигается подготовка к инициированному «матерями» и СПС референдуму об отсрочках и отмене призыва, «Газете.Ru-Комментарии» рассказывает Валентина Мельникова, председатель Единой народной партии солдатских матерей.
— Валентина Дмитриевна, год прошел после того, как вы объявили о создании партии, которая должна стать политическим инструментом Союза комитетов солдатских матерей. Как идет процесс, каков уровень поддержки вашей инициативы?
— Ситуация изменилась 30 декабря 2004 года, когда так называемый министр обороны вышел и сказал, что мы все отсрочки отменяем и талантливых людей, студентов — всех призываем. С января прошлого года мы прошли полтора круга партийного строительства. Поскольку мы не преобразуем нашу организацию в партию и Союз комитетов солдатских матерей продолжает работать, а партия создается параллельно, то мы видим, как народ это дело воспринимает. Собрания прошли на юге России, на Дальнем Востоке, в Сибири, и видно, что народ идет в партию.
— Ваше движение строилось как инструмент борьбы с устаревшей советской военной структурой. Как формируется политическая программа партии, вокруг чего она строится?
— Справляться партии нужно не с советской армией, а с государственной властью, которая не думает ни об армии, ни о молодежи. И партийная программа намного шире вопроса армии.
Когда мы в первый раз в 1995 году говорили о создании своей партии, нам говорили: зачем это нужно, для этого есть политики. Для того чтобы решить вопросы, так или иначе связанные с отменой крепостного рабства призыва, чтобы продвинуть свои предложения, мы использовали те политические рычаги, которые были: комитеты Думы, Совет федерации, губернаторов, областные законодательные собрания. Мы работали как системная организация, которая формулировала бедствия народные и передавала их действующим политикам. Мы говорили о создании собственной партии и в 2002 году, но тогда как-то все двигалось.
А после последних выборов в Государственную думу стало понятно, что никаких политических механизмов, по сути, не осталось, они не функционируют.
Не осталось функционирующей политической машины, через которую можно было бы успешно продвигать интересы населения, которое к нам обращается.
Почему мы говорим о том, что система не функционирует? Вот у нас есть очень узкая тема. Солдаты по призыву, которые получают инвалидность первой группы, или, как сейчас говорят, третьей степени. Самые тяжелые — спинальники, колясочники, ампутанты, они получают базовую, как обычные рядовые граждане, пенсию. В два раза меньшую, чем у любого другого инвалида, который работал! Если у всех базовая пенсия составляет 960 рублей, то у них 450 рублей. Со всеми надбавками пенсия этого мальчика составляет 1100 рублей, на которую должен быть нанят человек, который за ним ухаживает. Ему нужны памперсы, лекарства, протезы.
С этой проблемой к Путину пошла наша коллега — член комиссии по правам человека, теперь он называется общественный совет. Она пришла с документами, завела дискуссию. Путин поставил резолюцию о том, что надо разобраться и все правильно сделать. Хорошо. После этой встречи месяца через три товарищ Зурабов нам написал ответ, что он не знает, сколько таких инвалидов, чтобы Комитет солдатских матерей прислал пофамильный список, тогда им, может быть, окажут материальную помощь в индивидуальном порядке. Вот вам президентская резолюция!
Прошел год. В 2003 году наш коллега еще раз представил письмо, объяснил про саботаж. Все министры, в том числе и Починок, там сидели, президент выговаривал им. Он распорядился еще лучше. Но тут началась реорганизация министерств, и единственное, что мы получили, — письмо Кареловой главе администрации президента о том, что невозможно уравнять пенсии для инвалидов первой группы — солдат по призыву и ветеранов Великой Отечественной войны, поскольку это вызовет социальный взрыв.
Несправедливо уравнивать в пенсиях молодых ребят и ветеранов ВОВ! Ну что о ней можно сказать? Но неважно, все равно ничего не было сделано. И сейчас ничего не делается, и базовую пенсию им все равно не поднимают. В прошлом году Путин с нашими представителями не встречался. Сейчас готовится встреча с Путиным по социальным вопросам. Но мы не знаем, говорить с Путиным об этом уже в третий раз или нет.
Это значит, что президентская власть не функционирует, если любой козел может продинамить любую резолюцию президента.
Мы же не просто с жалобой пошли, мы, насколько могли, произвели расчеты. Фактически это было готовое постановление правительства. Если необходимо, то внесите поправки в закон, ведь это ваша Дума — как вы скажете, так она и проголосует. Когда мне говорят о президентской власти, я смеюсь, потому что даже такая простая вещь, которая стоит копейки, не была сделана, потому что трем-четырем придуркам это было невыгодно. Институт президентский есть, но в интересах населения он не функционирует.
История с отсрочками показала, что Государственная дума тоже не функционирует.
Мы даже не говорим о том, что консервируется советская военная система. Мы говорим о том, что придуманная еще в 1990 году в Генштабе отмена отсрочек и поголовный призыв противоречат действующему законодательству. Когда в советское время вводили отсрочку для тех, у кого есть родители-пенсионеры или инвалиды, то руководствовались не только гуманными соображениями, но и существовавшим законодательством. И сейчас они должны руководствоваться Семейным кодексом и законом о государственных пенсиях. Инвалиды, пожилые родители или усыновители имеют право на помощь со стороны своих детей и внуков, а те, в свою очередь, обязаны им помогать.
По закону, который сами эти придурки напринимали, председателем призывных комиссий в субъектах федерации является губернатор. Если мальчика, у которого есть ребенок до трех лет или родители-пенсионеры, хотят призвать в армию, то прежде чем его отправить в войска, надо понять, что члены его семьи лишаются гарантированной им Семейным кодексом поддержки. Они могут подать в суд о взыскании алиментов с губернатора. И суд взыщет в их пользу 25% губернаторской зарплаты. Социальные отсрочки установлены и связаны с действующим законодательством. Эти картонные депутаты даже этого не понимают. И это становится частью нашей политической задачи.
Мы вроде и не хотели идти в политику, но их дурь приводит к тому, что мы становимся все более известными, популярными.
Нас все время спрашивают, что мы будем делать, потому что никого больше нет, кто бы подумал о родителях-пенсионерах. Многие живут там, где надо топить печки, ухаживать за скотиной, ходить в магазин за несколько километров, сажать и убирать картошку, доставать воду из колодца и так далее. Охотнорядцы этого же не понимают. Они не понимают, что ежемесячное пособие на маленького ребенка — 70 рублей.
Получается, что интересы семей, где есть призывники, и семьи демобилизованных, где имеют дело с последствиями нашей армейской службы, никто не отстаивает. Если человек вернулся из Чечни, у него на 100% есть посттравматический синдром. Им никто не помогает, никаких психологических служб нет. Если мальчик ударяется в запой или возвращается из Чечни наркоманом, семья должна его сама лечить и как-то с этим справляться. Получается, что на каждом этапе никого, кроме нас, это не задевает.
У нас есть главная задача — создание новых вооруженных сил, но поскольку это огромная экономическая проблема, огромная идеологическая проблема, то другие вопросы группируются вокруг этого стержня.
Государственный бюджет, соотношение социальной и военной составляющей, тема образования — все это связано с реформой армии. Сейчас есть такое впечатление, что все изменения, которые хотят провести в сфере образования, подчинены не задаче профессиональной подготовки, а направлены на то, чтобы в 18 лет мальчишки отправлялись на военную службу. Все уже 15 лет говорят о том, что распалась медицинская система, но это тоже связано с военной службой.
Сохранение неподконтрольной, огромной военной корпорации ведет к дальнейшему ухудшению положения во всех других сферах.
Россия до тех пор будет иметь экономические и политические неприятности, и страна не будет нормально развиваться до тех пор, пока существует эта черная дыра, куда уходят люди, резервы, где ничего не производится. Наиболее коррумпированные представители этой корпорации садятся во всех институтах государственной власти. И как метастазы раковой опухоли парализуют работу государства. Чем дальше, тем больше видно, что проблема армии связана со всем. Мы же не можем остаться плачущими женщинами, которые слезно умоляют в Кремле президента сделать так, чтобы в президентском полку не били солдат, не вымогали у них пять тысяч рублей в месяц.
— Почти одновременно с созданием партии вы обнародовали свою инициативу о переговорах с Масхадовым. Не было ли это ошибкой?
— Смотря с какой точки зрения оценивать это. С точки зрения людей, интересы которых мы представляем, любая мирная инициатива — это хорошо. Потому что потери во вторую войну превысили 12 тыс. погибшими, раненых и контуженных вообще никто не считает. С точки зрения реакции власти тоже ошибки нет. Наша инициатива вызвала большое оживление. Заявления сделали все чеченские начальники, министр иностранных дел России.
Сначала они с перепугу кричали, что не надо, но потом Алханов признал, что переговоры надо вести.
Наше заявление заставило говорить о проблеме боевых действий и мирного урегулирования. Ведь до этого все молчали, никто ни о чем не пишет, никто ни о чем не говорит. Там все хорошо, войны нет, контртеррористическая операция давно закончена, строим аквапарк и дом-музей Ахмада Кадырова. Тут же они были вынуждены говорить и обсуждать. Мы прорвали информационную блокаду. Теперь тема переговоров присутствует постоянно. Один из правозащитников, который встречается с Путиным, сказал мне, что с ним бесполезно говорить о Чечне. Он настолько акцентуализирован на этой проблеме, что болезненно реагирует на само слово «Чечня». Но все равно надо заставить говорить о мире.
— Для инициированного вами референдума вы предложили два вопроса о профессиональной армии и о сохранении отсрочек.
— Эта история связана с августовским выступлением Заварзина. Инициатива референдума тогда была высказана Борисом Немцовым. Сначала мы обсуждали тему сохранения отсрочек только студентам, но в результате мы выработали такую позицию, что нужно говорить о сохранении отсрочек на время существования призыва. Второй вопрос мы сформулировали так: поддерживаете ли вы переход к добровольной контрактной службе?
— Согласно последнему опросу ФОМа, 61% россиян считают, что армия — это «школа жизни», и вдвое меньше, 27%, думают, что это «потерянные годы». И хотя подавляющее большинство, 81%, считает, что сохранять отсрочки нужно, и только 10% за их отмену, все равно успех обоих вопросов референдума выглядит неочевидным. То есть на одном вопросе люди выразят отношение к «школе жизни», а на другом — к отсрочкам?
— На самом деле процедура подготовки референдума включает в себя и агитационную часть. Задача партии — объяснить людям, что и как. Почему вот у этих бабок и дедов, которым только внуки и помогают, пока они живы, должны быть помощники.
Наша социология устроена так, что когда задаются безличные вопросы, на них получают безличные ответы.
Кроме того, формулировка вопроса — это один из двух важнейших элементов подготовки к референдуму. Если кому-то в избирательной комиссии или Конституционном суде вопрос покажется не соответствующим законодательству, процедура подготовки в любой момент просто ликвидируется. Мы формулировали два вопроса. И формулировка, которую выработали СПС и мы, соответствует законодательству и Конституции. Сейчас самую большую поддержку получает вопрос, поддерживаете ли вы переход к добровольной контрактной военной службе. И каким образом обывательский ответ о том, что все должны пройти военную службу, соотносится с этим вопросом? Никак не соотносится.
За последние три года все граждане, достигшие призывного возраста, города Москвы и Московской области прошли через нашу консультацию по призыву.
У кого родители совсем придурки, те и идут на военную службу. У кого родители — нормальные люди, они все делают честно, по закону, и дети остаются дома.
Я не могу сказать, что молодежь сейчас очень сильно рвется на военную службу. Хотя когда к нам приходят побитые мальчишки, солдаты, очень многие говорят: я хотел служить. Они составляют процентов 30%. И, как правило, тех, кто хотел служить, их больше всего и долбят. Возможно, результаты опросов что-то такое отражают, но поскольку в течение многих лет мы наблюдаем за этим, то мы заметили, что часто вопрос так сформулирован, что не дает пространства для ответа.
Беседовал Евгений Натаров
