Цивилизация
23 апреля исполняется 105 лет со дня рождения Владимира Набокова. Великий писатель всегда был демонстративно чужд политики, и в то же время в силу обстоятельств личной судьбы и времени был вынужден существовать внутри самых чудовищных событий XX века. А потому часто, хотя и непроизвольно, высказывался по политическим вопросам и преподал современникам и потомкам несколько уроков либерализма — безукоризненной чистоты и благородства. В сегодняшних дискуссиях на эту тему «юбиляр» вполне явственно присутствует.
«Все, что мне требуется от государства — государственных служителей, — это личная свобода», — отвечал на вопросы интервьюера Владимир Набоков. Если и можно выразить смысл, букву и дух политического и экономического либерализма в духе манифеста, в одной совершенной фразе, то вот они. Декларация свободы человека предполагает четкое ограничение функциональных возможностей государства: речь идет не просто о laissez faire, а о строго определенной обязанности государства не вмешиваться в частную жизнь и защищать ее. Иной раз от самого себя.
::: Набоков определял свои взгляды как «некий расплывчатый старообразный либерализм». Но в позиции «иностранца», как называли именно что за политическую отстраненность юного Владимира Владимировича его соученики по Тенишевскому училищу, не было ничего «расплывчатого», а «старообразность» оставалась сверхактуальной в течение всего минувшего столетия и пригодится в политической практике и сегодня.
Владимир Набоков обладал одним важным качеством — физическим отторжением пошлости (poshlost). В том числе пошлости политической. То, что еще недавно казалось нам соединением несоединимого — красного и коричневого, то, что представлялось социальным оксюмороном, диагностировалось Набоковым задолго до того, как уже в постсоветской России радикальный левый и ультраправый национализм стал одним из доминирующих идеологических и политических течений. Чего стоит вот такой отрывок из «Пнина»: «Только другой русский мог понять, какую реакционно-советофильскую смесь являли собой псевдокрасочные Комаровы, для которых идеальная Россия состояла из Красной Армии, помазанника Божия, колхозов, антропософии, Православной Церкви и гидроэлектростанций».
Здесь все: и уваровская триада «православие--самодержавие--народность», и пиночетовское «церковь--армия--собственность» с чисто русской поправкой на «незащищенную и нестабильную собственность» — словом, антилиберальная идеология, в разные периоды российской истории превращавшаяся в государственную.
В этой набоковской формуле легко узнаются сегодняшний советский гимн с переправленными, как в палимпсесте, словами, утрированное православие, постепенно поглощающее государство и даже светское среднее образование, ностальгия по Советам и милитаризация элиты.
Персонаж рассказа «Образчик разговора, 1945» говорит: «Я белый офицер и служил в царской гвардии, но я также русский патриот и православный христианин. Сегодня в каждом слове, долетающем из отчества, я чувствую мощь, чувствую величие нашей матушки-России. Она опять страна солдат, оплот религии и настоящих славян». Последнее предложение — тоже формула. Опасная формула политической реакции, формула политической пошлости, становящейся все более популярной и сегодня.
«С каких это пор понятие власти стало равно ключевому понятию родины?» — это не проза и не политологический трактат. Это из стихотворения Набокова 1944 года «О правителях». Снова вневременная и абсолютно точная постановка вопроса. Власть в России по сию пору ставит знак равенства между понятиями «государство» и «родина». В этой же логике формулируются пресловутые «национальные интересы». Между тем национальный интерес (без кавычек) — космополитичен. Как космополитична человеческая личность. Национальный интерес — это интерес отдельного человека и гражданина, что совершенно не противоречит патриотизму — здоровому, а не черносотенному и милитаризованному. Государство же приватизировало (или национализировало?) национальный интерес, который ему не принадлежит, узурпировало себе право формулировать за гражданина его позицию.
Вернуть частной личности право на национальный интерес — в этом, собственно, и состоит практическая политическая цель либерализма.
~Владимир Набоков сконструировал — и в жизни, и в прозе — модель либерального патриотизма. Космополит, американофил, житель Швейцарии, он был гражданином мира и русским патриотом. Его не мучили видения раздвоенности, по «коллективному Ходорковскому», «воздуха и почвы». И воздух, и почва всегда были при нем — в русском языке.
«Истребление тиранов», 1936 год: «До блага человечества мне дела нет, и я не только не верю в правоту какого-либо большинства, но и вообще склонен пересмотреть вопрос, должно ли стремиться к тому, чтобы решительно все были полусыты и полуграмотны». Набокова всю жизнь обвиняли в снобизме и высокомерии, а он был всего лишь прямолинейным либералом…
…Человек, который считал, что портрет правителя не должен превышать размеров почтовый марки, тем самым задал физические размеры экспансии государства и очертил меловую границу вокруг частного лица, за которую нет хода никому. Учение Набокова всесильно, потому что оно верно.
