Цивилизация
России как независимому государству уже четверть века. Это большой срок, в который зачастую умещались драматические исторические события. В этот отрезок времени вписались вся Французская революция и эпоха Наполеона, за такой же срок Европа закончила Первую мировую войну и начала Вторую, Китай превратился из глобального захолустья в крупнейшего в мире экспортера, а Apple и Microsoft — из маленьких групп энтузиастов в самые дорогие корпорации мира.
Россия же, хотя и изменилась довольно сильно, все же остается в целом той же страной, какой мы знали ее четверть века назад. Что мы хотели свершить за эти годы и что у нас не получилось? Этот вопрос редакции показался мне очень интересным, и я попытаюсь ответить на него по нескольким направлениям.
Прежде всего, следует отметить, что
у России не получилось реализовать ни одну из экономических «мечт», к которым она стремилась.
В 1990-е годы в качестве цели провозглашалось формирование «нормальной» рыночной и конкурентной экономики (в 2005-м американский профессор А. Шлейфер даже издал книгу «А Normal Country: Russia After Communism»). Сегодня, когда монополии плодятся каждый день, а основными экономическими ньюсмейкерами выступают представители силовых структур, о «нормальности» никто уже не вспоминает.
В 2003 году президент Путин объявил следующий экономический лозунг — знаменитое «удвоение ВВП» к 2013 году. Пик был отмечен лишь в 2014-м, и то на уровне не 200%, а 163% от уровня 2003-го. В 2006 году он же провозгласил лозунг «энергетической сверхдержавы», но и эта цель вспоминается сегодня с улыбкой: если в 1990 году РСФСР обеспечивала 16,2% мировой добычи нефти и 29,7% — газа, то в результате беспримерных усилий последних лет сейчас ее доля составляет соответственно 12,6 и 16,7%.
В 2008-м, как мы помним, была объявлена модернизация и переход к высокотехнологичной экономике; сейчас, когда Россия полностью зависит от импорта не только компьютеров и оргтехники, но даже расходных материалов к ним, а в городах не хватает вакцин от гриппа, о модернизации (а также лидерстве в производстве софта и фармацевтических товаров как ее части) давно забыто. Что характерно, с тех пор амбициозных экономических целей больше не выдвигалось (власть стала если не более умелой и опытной, то хотя бы более адекватной).
Провалив все намеченное, мы логично впали в хозяйственную стагнацию, которая может затянуться на годы.
С более частными задачами получалось ненамного лучше. В большинстве быстроразвивающихся стран движителем экономического роста является промышленность — сначала менее, а потом более высокотехнологичная. Россия оказалась единственной страной, «выпавшей» из этого тренда. За годы в стране не построено почти ни одного нового предприятия (за исключением разве что автомобильных заводов иностранных компаний).
Мы производим сейчас меньше промышленной продукции, чем во времена РСФСР, по отдельным позициям в 2,5–200 (!) раз.
Отрасли промышленности, определяющие облик современной экономики (разработка и производство компьютеров и оргтехники, средств связи и коммуникации, лекарств и медицинского оборудования и даже конкурентоспособное машиностроение), у нас почти полностью отсутствуют — страна не производит даже собственного инсулина, лишь разливая привозной на заводе в Орловской области. В результате Россия не только не преодолела зависимость от нефти и газа, но и углубила ее: энергоресурсы, составлявшие 26,2% экспорта в 1989 году, расширили долю до 39,7% в 1999-м и 69,5% — в 2014 году.
Рассуждая о «возрождении суверенитета» и «вставании с колен», Россия во многом загнала себя в угол, перестав быть крупной промышленной державой. По объему экспорта конечной индустриальной продукции мы в 2015 году серьезно отстали от… Словакии. Структура нашей экономики, отраслевая и региональная, не оставляет сомнений: Россия — страна третьего мира, зависящая от экспорта ресурсов и развивающая только столичный регион.
Еще одним «большим проектом» долгое время считалось развитие инфраструктуры и использование транзитного потенциала страны. Кто у нас не слышал про планы стать мостом между Европой и Азией? На деле мы видим иное: объем транзитных перевозок по Транссибу сейчас не превышает 7 млн тонн в год, тогда как через Суэцкий канал в прошлом году прошло 823 млн тонн грузов. В стране не построено ни одного нового морского порта (в Китае за то же время — более 15 портов), а все порты России обрабатывают на 20–25% меньше грузов, чем порт Шанхая.
Проект Северного морского пути также, по сути, забыт: в 2015 году проводки транзитных грузов по нему составили 39 тыс. тонн против 460 тыс. тонн в 1999-м, что меньше транзита через Суэц в 21 тыс. (!) раз. Обещанный железнодорожно-автомобильный «Шелковый путь» через Россию и Казахстан из Китая в Европу буксует: дороги для него обещают построить «после 2020 года», и потому поезда сейчас пробираются через Актау, Баку и Тбилиси, а автомобильных дорог в 2014–2015 годах строилось по 1,2 тыс. км в год — в четыре раза меньше, чем в 2000 году.
Россия — единственная в мире страна, где высокоскоростные поезда умудрились поставить на построенную еще в 1970-е годы железнодорожную колею, в то время как нормальные новые ветки для них остаются «в проекте».
Уникальные возможности создания авиационных хабов не использованы: в стране не появилось ни одного нового аэропорта, в то время как для обслуживания пассажиров, следующих из Европы в Азию, в Дубае построен крупнейший авиационный узел мира, через который в 2015 году прошло 75 млн человек. Emirates, Etihad, Qatar, Turkish — лишь некоторые авиакомпании, на деле создавшие тот европейско-азиатский мост, о котором мы болтали.
В середине 2000-х в российской элите «блеснула» еще одна идея: Россия должна стать самой если не богатой, то «роскошной» страной. «Роскошь как национальная идея России» — называлась в то время одна из секций давно почившего Российского экономического форума в Лондоне. Процесс шел неплохо:
к 2008 году Москва стала одним из глобальных городов миллиардеров, а Россия заняла по их числу второе место в мире.
Капитализация отечественных компаний достигла 145% ВВП страны, причем один «Газпром» оценивался в 22% ВВП (в США сегодня Apple тянет только на 3,2%). В 2008 году руководитель «Газпрома» (недавно переназначенный на этот пост до 2021 года) пообещал довести капитализацию своей компании с тогдашних $365 млрд до $1 трлн через семь-восемь лет (сегодня она составляет… $41 млрд). Пузырь, который надували всей страной, лопнул: «Роснефть», веря в него, в 2013 году купила ТНК-ВР за $55 млрд, хотя сейчас вся консолидированная компания стоит менее $40 млрд.
Сейчас весь российский фондовый рынок оценивается в $276 млрд — если бы он был одной компанией, она заняла бы 12-е место среди крупнейших мировых корпораций (будучи процентов на пятнадцать дешевле Facebook). Нуворишество закончилось, даже не успев по-настоящему начаться.
Москве, похоже, предстоит в обозримом будущем превратиться в крупнейшую свалку самых дорогих в мире автомобилей и в музей неиспользуемых и недостроенных вычурных офисов и бутиков.
Однако мы мечтали не только об экономических достижениях. Одной из важнейших целей Кремля всегда заявлялась реинтеграция постсоветского пространства. За постсоветское время России, однако, удалось создать относительно развитый союз только с Белоруссией, тогда как все прочие проекты как минимум не оправдали ожиданий.
Таможенный союз и ЕАЭС сейчас объединяет, кроме России, лишь четыре страны — Казахстан, Белоруссию, Киргизию и Армению, в то время как между 1994 и 2013 годами в «умирающий» и «деградирующий» Европейский союз было принято… 16 новых членов. О том, что там были введены Шенгенская зона (1995 год) и единая валюта (1999 год), я и не вспоминаю.
При этом «тяжелая борьба» за реинтеграцию привела к самому драматичному на постсоветском пространстве конфликту между Россией и Украиной, который фактически лишил Евразийский союз шанса на обретение европейской составляющей, делая его преимущественно обращенным в Азию.
Сегодня, как ни относись к этому проекту, возникает странное ощущение тупиковости: в эпоху, когда 61% всего мирового производства товаров и услуг сосредоточен в регионах, отстоящих от океанского побережья менее чем на 100 миль, а облик XXI века будут задавать Трансатлантическое и Транстихоокенское торговые партнерства, Россия сумела собрать вокруг себя только те страны СНГ, которые вообще не имеют выхода к океану.
Наконец, подъем страны немыслим без реального национального возрождения — и, я бы сказал, наши власти сделали все для того, чтобы не дать ему состояться. Еще в 1990-е мы позволили ныне «реинтегрируемым» странам выдавить (порой жестоко) русских и русскоязычных с их территории (в Казахстане доля наших соотечественников в общем населении сократилась с 1989 по 2010 год с 44,4 до 26,2%, в Киргизии — с 24,3 до 6,9%, в Таджикистане — с 8,5 до 1,1%).
Мы, по сути, провалили принятую в 2006 году программу возвращения соотечественников, показав, что даже на пике своего благополучия Россия не готова была предложить им ничего сопоставимого с тем, что обещали своим репатриантам Германия или Израиль.
Но самым жестоким ударом по «русскому миру» стала дискриминация людей с двойным гражданством и даже с видом на жительство за рубежом. Вместо того, чтобы просто раздать российские паспорта всем, кто имеет российские корни (в Италии получение гражданства теми, у кого в роду имелись итальянцы начиная с XVII века, происходит почти автоматически), не заботясь об их иных паспортах, мы, похоже, считаем всех «иностранцев» потенциальными предателями.
Но страна, которая явно не верит в то, что именно ее паспорт для человека является главной идентичностью, — по определению неуверенное в себе государство. Весь мир идет в другом направлении: с 1999 года в США отменены все запреты на занятие постов в правительственных структурах для американских граждан, имеющих также и иностранный паспорт, а в ЕС гражданин любой из стран союза имеет право занимать любые должности в другой.
Шварценеггер дважды избирался на пост губернатора самого крупного американского штата — Калифорнии, будучи гражданином Австрии, но нам нужны только «исключительно свои», «чистые» россияне.
А в еще большей мере — не люди, а территории, на которых они живут (как показывают примеры Крыма или Восточной Украины). В этом — причина неудачи в консолидации творческих сил нашего народа.
Будучи ограниченным объемом статьи, я не могу описать всего того, что у нас не получилось: не удалось создать нормальные правоохранительную систему и суд, победить коррупцию, сделать рубль конвертируемой валютой, заложить основы устойчивого развития российских регионов, радикально повысить качество образования и здравоохранения (я перечисляю тут лишь те задачи, которые в разные годы президент Путин ставил в посланиях Федеральному собранию).
В то же время России, похоже, удалось главное: ей удалось воспитать новых людей — экономически мотивированных, предельно индивидуалистичных, нацеленных на личный успех, а не готовых жертвовать собой ради власти. Эти люди в будущем изменят страну и сделают ее по-настоящему нормальной и потому успешной. Но это займет следующие четверть века нашей истории…
