Последний день прошедшего года, и заодно 16-ю годовщину своего переезда в Кремль, президент Путин отметил подписанием новой Стратегии национальной безопасности РФ. Сейчас, когда праздники позади, привлечение внимания к этому документу не будет лишним.
Перечитав документ несколько раз, понимаешь, что он представляет собой воплощение комплексного мировоззрения современной российской политической элиты — группы, для которой не существует ничего, кроме воплощаемого ей самой государства и потребности защищать сложившееся status quo, каким бы оно ни было.
Самое интересное изложено на первых страницах Стратегии. Это — жонглирование терминами, которое должно закрепить понимание того, что в нашей жизни отныне нет и не должно быть ничего, кроме «безопасности». Национальная безопасность, согласно документу, это «состояние защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз», с чем в целом можно согласиться.
Однако далее мы узнаем, что национальные интересы России — это «объективно значимые потребности личности, общества и государства в их защищенности», и потому «угроза национальной безопасности — совокупность условий и факторов, создающих прямую или косвенную возможность нанесения ущерба национальным интересам», а «стратегические национальные приоритеты Российской Федерации — важнейшие направления обеспечения национальной безопасности» (ст. 6).
В переводе с бюрократического на русский это означает: у России нет национальных интересов, кроме безопасности. Причем безопасности государства (потому что «безопасность личности» в п. 1 ст. 6 ставится на… последнее место — за «информационной», «экологической» и даже «транспортной» безопасностью). Это означает, что
руководство страны считает Россию находящейся в глубокой обороне, где ей остается только защищаться.
Однако не менее интересны оценки нынешнего положения дел в стране — прежде всего потому, что они диссонируют со сказанным выше. Оказывается, что «в настоящее время создана устойчивая основа для дальнейшего наращивания экономического, политического, военного и духовного потенциалов» страны (ст. 8); «экономика России проявила способность к сохранению и укреплению своего потенциала» (ст. 9); «происходит консолидация гражданского общества вокруг общих ценностей, формирующих фундамент государственности» (ст. 11), и так далее.
Вообще, слово «потенциал» является одним из самых употребляемых в Стратегии. Авторам, очевидно, приятно рассуждать о высоком экономическом «потенциале» в дни, когда экономика страны сокращается, рубль обесценивается, а темпы роста цен бьют рекорды — хотя целями «национальной безопасности в области повышения качества жизни российских граждан» указаны рост их доходов и их жизненного уровня (ст. 50).
При этом характерно, что экономический рост в «национальных приоритетах» упоминается после «повышения качества жизни российских граждан» — последнее, видимо, считается авторами не следствием первого, а результатом действия каких-то высших сил (ст. 31).
Умиление «потенциалом» успешности на фоне реалий кризиса — исключительная черта Стратегии. Хотя не только ее, но и всей риторики российских властей в последние годы.
В целом Стратегия носит хотя и оборонительный, но конфронтационный характер. Констатируя наличие «новых угроз» и помещая НАТО, США и «Запад» в списке таковых куда выше международного терроризма (ст. 13–17 и 18), Кремль говорит о проводимой своими соперниками «политике сдерживания» (ст. 12) — но при этом сам подчеркивает, что и его политика также основана на «стратегическом сдерживании» (ст. 34 и 36).
Педалирование темы угроз — важнейшая идеологическая часть Стратегии, и тут авторы не утруждают себя доказательствами.
Например доказательствами как минимум спорного тезиса о том, что «на территориях соседних с Россией государств расширяется сеть военно-биологических лабораторий США» — ст. 19. Авторы указывают на дестабилизацию Западом соседних с Россией стран, на его участие в антиконституционном перевороте на Украине, подтверждают готовность во всех формах противостоять «цветным революциям». «Приверженность соблюдению норм международного права» (не хочется комментировать этот тезис в связи с событиями в Крыму), постоянно отмечаемая в тексте Стратегии, вряд ли может обмануть кого-то из российских «партнеров».
Я не буду перечислять моменты, которые не могли не войти в Стратегию: это, конечно, ориентация во внешней политике на Китай и страны ШОС (ст. 92–93), приверженность развитию многосторонних институтов и ООН (ст. 103–104), общие рассуждения о желательности конструктивных отношений как с ЕС, так и с США (ст. 97–98).
Гораздо более интересными являются тезисы, проясняющие, как в Кремле видят ситуацию внутри России. Мы узнаем о необходимости укрепления «суверенитета финансовой системы» (ст. 62), о том, что «повышение качества жизни граждан гарантируется за счет обеспечения продовольственной безопасности» (ст. 52), которая, в свою очередь, обеспечивается «продовольственной независимостью» (ст. 54). Отмечается важность для национальной безопасности развития племенного дела и аквакультуры (там же).
В перечне угроз экономике глобальные финансовые кризисы перечислены через запятую с «нарушением стабильности тепло- и энергоснабжения субъектов национальной экономики» (ст. 54). Замечу: ни в одном пункте в качестве угроз или вызовов не отмечены падение цен на рынке энергоносителей и, например, отмывание преступно нажитых доходов. В общем, логика ясна: чем больше будет суверенитета и государственности, тем лучше для экономики.
Защита прав собственности упоминается один раз, роль частного бизнеса — ни разу
Однако пора перейти к основе национальной безопасности России — ей, по сути, названы «традиционные российские духовно-нравственные ценности», такие как свобода и независимость России, гуманизм, уважение традиций и патриотизм (ст. 11). Права человека, разумеется, не упомянуты — да и зачем они? Ведь «стратегической целью обеспечения национальной безопасности является сохранение и приумножение традиционных российских духовно-нравственных ценностей» (ст. 76), а опасной угрозой — их «размывание» (ст. 79).
Важнейшей же ценностью — sic! — своевременно объявляется «приоритет духовного над материальным» (ст. 78), который в просторечии именуется приоритетом телевизора над холодильником.
В целом в Стратегии «традиционные российские духовно-нравственные ценности» упомянуты более десяти раз, и создается впечатление, что государство защищает скорее ценности, чем людей.
При этом остается неясным, являются ли ценности инструментом, к которому можно прибегнуть при обеспечении безопасности государства, или же, напротив, объектом защиты от вражеских посягательств — хотя, замечу, такие логические «круги» во множестве встречаются по всему тексту Стратегии.
Наконец, впечатляют критерии, по которым власть собирается оценивать саму себя как гаранта безопасности общества. Первым критерием выступает «удовлетворенность граждан степенью защищенности» (ст. 115), которая, видимо, должна оцениваться самими гражданами (и, вероятно, в общем и целом соответствует уровню поддержки курса власти).
Далее приводится около десятка критериев, в том числе, например, «доля расходов в валовом внутреннем продукте на культуру» (там же), — но при этом отсутствуют самые, на мой взгляд, очевидные показатели безопасности: количество насильственных преступлений против личности, посягательств на собственность граждан и организаций, число террористических актов, численность россиян, ставших жертвами терактов за рубежом или объектом посягательств иностранных государств, и т.д.
Постоянно говоря о защите граждан, авторы Стратегии более ста раз упоминают спецслужбы, но ни разу — суд (за исключением необходимости «повышения доверия граждан к судебной системе», хотя и упоминаемой после правоохранительной, ст. 44). О правах человека, как я говорил выше, вообще ни слова.
В общем, мы видим бессмысленную и беспощадную Стратегию — документ, красноречиво говорящий о целях и задачах современного российского государства.
Перед нами — выдающийся образец бюрократического словоблудия, за которым скрывается претензия власти рассматривать все происходящее в обществе через призму безопасности, причем, очевидно, собственной.
Текст, в который раз перекладывающий ответственность на других и изображающий ситуацию в стране намного лучшей, а в мире — намного худшей, чем они являются на самом деле. Документ, показывающий, что государство не собирается защищать ни жизнь граждан, ни их права, ни их собственность — ничего, кроме абстрактных «традиционных ценностей» и «экономического суверенитета».
Оценивая стратегические документы, часто принято сравнивать их с подобными же доктринами, принятыми в других странах мира. Разумеется, первой на ум приходит National Security Strategy, одобренная президентом Обамой всего десятью месяцами ранее. Каждый желающий может ознакомиться с ней на сайте Белого дома. Однако несопоставимость подходов делает сравнение бессмысленным.
И потому в качестве «реперной точки» можно обратиться к… прежней Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года, утвержденной 12 мая 2009-го президентом Медведевым. Обратиться, чтобы увидеть упоминания о модернизации и международном сотрудничестве, общих ценностях и угрозах, на которые следует отвечать совместно с развитыми странами, о взаимодействии в рамках G8 и ООН, о партнерстве с Европой и… не найти отсылок ни к каким «традиционным духовно-нравственным ценностям». Обратиться, чтобы понять, как быстро — и в каком направлении — изменяется страна, в которой мы живем.