Цивилизация
Тезисы речи Путина на Генеральной Ассамблее ООН можно трактовать по-разному, однако очевидным остается факт, что в выступлении российского президента не было предложено никаких стратегических инициатив — как, впрочем, не было их заметно и в заявлениях других мировых лидеров.
Вспоминая Ялту и образование Организации Объединенных Наций, формирование институтов единой Европы и даже недавнюю эпоху «перестройки и нового мышления», невольно задумываешься о том, что мировая политика стала сегодня весьма «технической».
Руководители ведущих держав стремятся избегать крупных инициатив, не предлагая такой повестки дня, которая могла бы открыть перед мировой политикой новые перспективы.
Конечно, на это можно ответить, что любое действие политика — это реакция на тот или иной вызов, и каковы вызовы, таковы и шаги. Этот тезис, однако, кажется мне ошибочным. Нет, считаю я, ничего более бесперспективного, чем реактивная политика — потому что она означает утрату инициативы и, по сути, ее делегирование другим глобальным игрокам. Отчасти на этом и основана «зачарованность» многих мировых лидеров Путиным — какими бы отчаянными ни выглядели многие его демарши, они, по крайней мере, ломают представления о привычной рутине.
Проблема России в этой ситуации заключается в том, что ее шаги не могут быть приняты остальным миром, а проблема остального мира — в том, что он вообще предпочитает никаких серьезных и перспективных шагов не предпринимать.
Мне кажется, такая ситуация очень опасна: она разрушает привычную культуру диалога и лишает мировую политику больших стратегий, на которых она практически всегда строилась. Пресловутый «конец истории» во многом и стал серьезным шоком, потому что, казалось бы, «отменил» стратегии — но теперь оказывается, что отказались мы от них рано, а создавать новые уже успели разучиться, хотя время их настойчиво требует.
Россия сегодня, в том числе и вследствие политики, которую проводило ее руководство в течение последних лет, выглядит «идеальным провокатором» в целом ряде сфер, и могла бы воспользоваться этим, чтобы предложить ряд новаций, выгодных как ей самой, так и остальному миру. Какими они могут быть? Предложу всего три примера.
1. Выработать единый подход к тому, что делать с отколовшимися территориями
Начнем с самого очевидного и самого раздражающего весь мир обстоятельства. С 1990-х годов Россия выступает главным «разрушителем государств» на пространстве бывшего Советского Союза. Выступая в поддержку территориальной целостности многих стран «дальнего зарубежья», от Югославии до Сирии, Москва умудрялась и умудряется при этом провоцировать конфликты и спонсировать сепаратистов в Молдове и Грузии, Азербайджане и на Украине. Радикально выступив против признания Косово, она без сомнений назвала суверенными Абхазию и Южную Осетию. Я думаю, Запад ничего не ждет от России с таким нетерпением, как изменения ее позиции по вопросу поддержки непризнанных государств.
Подобное изменение назрело и по внутренним причинам. Можно заигрывать с Приднестровьем и бесплатно снабжать его газом; можно давать невозвратные кредиты Абхазии и Южной Осетии, не сталкиваясь при этом с каким-либо противостоянием со стороны остального мира, — однако содержать Донбасс, входя в клинч с Америкой и Европой, во всех смыслах недальновидно. Из политики предшествующих лет нужно найти выход, но эффектный и повышающий влияние России в мире.
Им могло бы стать предложение созвать Конференцию ООН по гуманитарному вмешательству и десуверенизации. Задача проста: обсудить ситуацию в мире и выработать единый подход к гуманитарным миссиям — можно спасать мирных граждан в Косово и Осетии, объявляя потом о появлении новых государств, или нельзя? Почему не ввести критерии и не возложить обязанность решения таких вопросов на какой-то специальный орган?
Россия же обижается, что многие проблемы решаются келейно — вот ответ: надо сделать процесс намного более предсказуемым. Более того, надо дать ответ и на вопрос о том, что должно сделать правительство, чтобы его перестали признавать на международном уровне: должен ли это быть геноцид своего собственного народа, более частные военные преступления, дискриминация отдельных национальных или религиозных групп или что-то еще?
Наконец, можно решить, что делать (опять-таки на основе согласованного подхода) с отколовшимися территориями. Потворствовать их независимости или, быть может, «перезагрузить» Совет по опеке, пока еще существующий в системе ООН?
Иначе говоря,
почему бы не остановиться во взаимном разрушении существующего порядка и не «разменять» постсоветские «суверенные» осколки на Косово или Южный Судан.
Не сформировать сообщество ведущих держав, которые играли бы основную роль в разрешении региональных конфликтов? Замечу: такая инициатива поставила бы Запад в неоднозначное положение и стала бы началом настоящей «обкатки» борьбы с «двойными стандартами», которые Россия очень не любит, с ее собственных слов. Но самое важное — это сделало бы региональную проблему общемировой и создало бы серьезную площадку для диалога.
2. Возглавить гонку разоружений
Вторая тема напрашивается столь же настоятельно. В последние годы мир стремительно вооружается. Расходы на военные цели с 2000 по 2014 год выросли более чем в 1,5 раза, достигнув $1,7 трлн. Цифра эта поражает воображение, но не только масштабом, а еще и тем, что она существенно больше скукожившегося российского ВВП, каким он окажется по итогам текущего года, будучи пересчитанным по биржевому курсу рубля.
В этой гонке есть очевидные лидеры — США и Китай.
Чтобы тратить на оборону столько же, сколько тратит Америка, России сейчас нужно направить на эти цели половину своего валового продукта.
Чтобы угнаться за Китаем — его пятую часть. И то и другое попросту невозможно. Я уж не говорю о том, что технологическое наше отставание как от Соединенных Штатов, так и впоследствии от Китая будет только нарастать. Это значит, что мы будем отставать в военной гонке — а если так, то у России есть очень веские основания, чтобы призвать к ее прекращению.
Иначе говоря, Москва могла бы (и момент для этого практически идеален, так как мир откровенно напуган нашей продолжающейся милитаризацией и ростом непредсказуемости нашей политики) предложить созвать новую Гаагскую конференцию об ограничении военных расходов и о разоружении.
В нынешних условиях есть и способ, как добиться широкой поддержки такого начинания в мировом масштабе, — предложить пропорциональное сокращение военных расходов, например, всеми странами G20 (или 30 странами — лидерами по военным расходам) и направить сэкономленные средства либо на помощь беднейшим странам мира, либо на реализацию каких-нибудь экологических программ.
Думаю, первыми такую инициативу поддержали бы европейцы: с одной стороны, именно они в наибольшей мере озабочены агрессивностью России; с другой стороны, менее всего привержены идеологии бряцания оружием и более всего поддерживают цели мирового устойчивого развития.
Предлагая программу глобального разоружения, Россия может достичь нескольких целей. Заявить о себе как о преемнике прежней, исторической, России (которая, напомню, была инициатором аналогичной конференции 1899 года) или (как кому милее) Советского Союза с его мирными инициативами. Заложить основу для сотрудничества с европейскими странами и поставить в довольно сложное положение Соединенные Штаты и их президента-«миротворца». И наконец, привести собственные военные траты в соответствие с имеющимися возможностями, причем сделать это прогнозируемо и контролируемо, а не так, как четверть века назад, когда для этого пришлось разрушить всю страну.
3. Призвать мир к глобальной борьбе с коррупцией
Наконец, еще одна тема, обсуждения которой от России никто не ждет, но которая может стать очень выгодной, даже оказавшись такой же далекой от решения, какой она является и сегодня. Речь идет о коррупции, в которой, как считают на Западе многие, Россия давно уже «впереди планеты всей».
Возможно, это и так, но в данном случае правильно было бы подчеркнуть, что и Запад далеко не так «бел и пушист», как может показаться.
Современная коррупция намного опаснее прежних ее форм потому, что масштабные коррупционные сделки «по определению» интернациональны. Ни один крупный чиновник из развивающихся стран не будет хранить украденное в собственной стране — неудивительно поэтому, что отток капиталов из остального мира в страны ОЭСР превысил в 2013 году $1 трлн в год и продолжает расти.
Созданные в Европе и США благоприятные условия для отмывания средств (лидерами здесь являются, разумеется, карибские офшоры, Лондон, Цюрих и Люксембург) — важнейшая предпосылка расширения коррупции в развивающихся странах. При этом, однако, этот процесс «отмыва» может стать опасным и для самого Запада, так как он разъедает юридическую систему, создает массу лоббистов, снижает иммунитет к коррупции внутри развитых стран.
Если рассуждения Кремля о борьбе с финансовыми злоупотреблениями, о «деофшоризации» и всем таком прочем не фикция, то почему бы не выступить с предложениями о создании институциональных структур по глобальной борьбе с коррупцией? На этом фоне даже некоторые подвижки по противодействию этому злу в самой России (типа ратификации пресловутой 20-й статьи Конвенции ООН по борьбе с коррупцией) выглядели бы вполне приемлемой ценой, уплаченной за восстановление «позитивного имиджа» страны в глобальной политике, тем более если у Путина действительно есть цель изменить «соотношение сил» в мировой финансовой архитектуре и хотя бы немного трансформировать ее нынешние контуры.
Я перечислил всего несколько инициатив, но список можно продолжить. Все они объединены одними и теми же схожими чертами.
Во-первых, из «изоляции» на мировой политической арене нельзя выйти односторонними шагами, предпринимаемыми вразрез или с устоявшимися нормами, или с позицией большинства (относится и к Крыму, и к Сирии). Успех может сопутствовать лишь тем попыткам, которые изначально будут коллективными и окажутся предприняты в тех сферах, где у всего мирового сообщества есть понимание необходимости перемен.
Во-вторых, стратегические инициативы способны сыграть важную роль необязательно в тех случаях, когда они будут приняты и воплощены в жизнь. Само по себе предложение серьезной программы выхода из существующих тупиков способно заметно повысить роль той или иной страны в мире — самые хорошие непринятые инициативы могут затем вспоминаться активнее, чем реализованные, но малозначительные.
В-третьих, очень важную роль играет «наступательная» тактика, ставящая противника в тупик. Никого не впечатлит сентенция «Ну что же вы натворили?!», произнесенная Путиным в ООН, — но признание того, что натворили и мы, и вы, и еще много кто, так давайте же все вместе займемся исправлением ошибок, будет заведомо воспринята позитивно. И даже если в итоге проблема не решится, такое выступление явно запомнится.
Иначе говоря, сегодня мир ждет возрождения стратегического подхода к решению большей части глобальных и макрорегиональных проблем.
Этот подход после «холодной войны» утрачен как Соединенными Штатами, которым стало не с кем коммуницировать, так и большинством других стран, которые, как Россия, предпочитают действовать исподтишка, уповая на гибридные войны и лживую пропаганду.
В этой ситуации тот, кто предложит реалистичные пути по возвращению стратегического мышления в большую политику, получит неоспоримые преимущества.
