Вопрос о баррикадах – один из самых актуальных. Общество раскололось не по способу восприятия действительности, а по способу выражения недовольства этой самой действительностью. Конечно, баррикады теперь другие, они именуются «мирным протестом», но суть дела от этого не сильно меняется. Тем более что в России путь от мирного протеста до Кровавого воскресенья, как свидетельствует история, очень короток.
Примечательный диалог состоялся на днях между Познером и Навальным в программе «Парфенов. Познер». Известный блогер упрекнул известного ведущего в недостаточно активной жизненной позиции.
«Идти на баррикады?» — ужаснулся Познер. Навальный был непреклонен: «Да, идти».
По его мнению, третьего не дано: либо баррикады, либо Путин. Подобные дискуссии так или иначе вращаются вокруг крови. Познер опасается крови. Навальный уверен, что крови не будет, а будет сплошной мирный протест.
Хочется занять сторону именитого блогера, страстно убежденного в личной правоте. Он даже свое мессианство — «я знаю, как сделать, чтобы вы жили лучше» — объясняет вполне логично: требую перемен, а власть – инструмент перемен. Смущает лишь некоторое ретроспективное знание о предмете. Увы, Навальный не первый человек в России, который стремится жить по справедливости и закону. И даже аналог его свежего проекта «Добрая машина пропаганды» уже однажды имел место в отечественной истории под другим названием. Народники в шестидесятых годах позапрошлого века – тот же нынешний креативный класс. В скобках напомню: когда 1 марта 1881-го был убит Александр II, военные эксперты на процессе «первомартовцев» потребовали сохранить жизнь бомбисту Желябову и особенно изобретателю Кибальчичу, разработавшему уникальнейшее взрывное устройство.
Итак, народники, как и Навальный с единомышленниками сегодня, занимались просвещением, пропагандировали теорию общего дела. В отсутствие интернета, тысячи образованных юношей и девушек отправились по стране — разъяснять людям тупиковость правительственной политики. Ходили в народ долго, но безуспешно.
Постепенное превращение (70–80-е годы XIX века) пропагандистов в террористов – жест отчаяния тех, кого не услышала не только власть, но и народ, для которого они бескорыстно (ключевое слово) и самозабвенно работали.
Исторические параллели – штука сколь рискованная, столь необходимая. Пишу колонку, а в ящике выступает Медведев на заседании Госсовета, рассказывает о больших достижениях и больших горизонтах. Все вокруг бурлит и пенится. Только Медведев с Путиным (он на днях выступал с аналогичным отчетом в Думе) лучатся оптимизмом и готовятся к дальнейшим свершениям. Разрыв между обществом и властью продолжает увеличиваться. Тут тоже есть некая особенность, которую следует иметь в виду. Под напором общества власть все-таки идет на уступки, но, как правило, катастрофически опаздывает. Особенно наш переменчивый климат неблагоприятен для важнейших государственных документов.
Самый либеральный из самодержцев Александр II, при котором впервые появились термины «оттепель» и «гласность», никак не мог решиться на конституцию. Но вот решился — 1 марта 1881-го он собирался подписать масштабный проект административных и экономических реформ. Перед подписанием император в отменном настроении отправился в Михайловский манеж, на последний в его жизни торжественный развод караулов. По дороге царя-освободителя разорвала буквально на части бомба народовольца Гриневицкого. Внук Александра II ненавидел все либеральное, включая идею Государственной думы и конституции. Но и он самим ходом жизни был обречен даровать народу конституцию, закамуфлированную под манифест. Случилось это 17 октября 1905-го — и опять поздно: общество, истерзанное непрекращающейся смутой, уже достигло точки кипения. Вместо благодарных народных масс на Дворцовую вышли лохматые анархисты и угрюмые черносотенцы из «Союза русского народа»…
Когда-нибудь в России вопрос о баррикадах утратит актуальность.
Когда-нибудь, возможно, победит Навальный. Когда-нибудь и у нас пройдут честные выборы. Главное, чтобы не было слишком поздно.