— Ну как же тебе не стыдно? – наехал на меня великий скульптор Эрнст Неизвестный. – Как ты можешь отказываться от своей еврейской мамы и еврейской бабушки? Да это же позор!
Началось все с невинной его какой-то мысли, куда он вставил реплику «мы с тобой, два аида, конечно же, понимаем…» Я в скобках ему тогда ответил, что при всем уважении и к нему лично, и к его этносу в целом – я не еврей. В ответ он просто взорвался:
— Да как ты смеешь?! Мне такое говорить? Я уж столько повидал! И стольких! Глаз алмаз!
— И все-таки, пардон…
— Да я же художник! Я же вижу все! У тебя в глазах вся вековая скорбь еврейского народа! Ты — точно из наших.
Я начал было оправдываться и бормотать что-то про своего деда по материнской линии, станичника с Кубани, у которого был профиль, что у твоего Пастернака (не путать: не как у Бориса Натаныча из издательства «Время», а у его однофамильца, нобелевского лауреата), и про цыганщину, которая шла по отцовской линии, в рамках которой и моего старика, ныне покойного, называли Будулаем, хотя и тут дело темное, поди знай, каких кровей актер Волонтир, исполнитель той заметной роли.
И Эрнст Иосифович таки перестал меня отчитывать. То ли поверил («разве эти глаза могут врать?»), то ли решил, что нет смысла спорить. Он, кажется, был первым, кто меня так вот, пардон, «окрестил». Ну и дальше пошло-поехало:
«Видно, что вы наш человек. Как изящно вы замаскировались! Никто ж и не подумает! А раньше какая у вас была фамилия?» «Рабинович», — шутил я, но кто ж в наше время способен оценить хорошую шутку!
И люди начинали задавать наводящие вопросы типа: «А вы из которых Рабиновичей?» Ну что ж вы заладили! На этом пути были, да, находки типа:
— Какой вы взяли себе яркий и звучный псевдоним! Ни с кем вас не спутаешь!
Или:
— Вон Толстых или Ерофеевых сколько, их даже путают! А ты – один такой!
Мой высокопоставленный однофамилец (Андрей Геннадьевич), служащий попеременно в разных федеральных ведомствах, не в счет, он все-таки по другой части.
Довольно-таки бесполезно спорить с людьми, они ведь все равно что русские СМИ: мелют чего-то, и ладно, пускай себе, никто и внимания не обращает, и верить не верит.
Советским газетам тоже не верили, но, бывало, в рубриках типа «Газета выступила. Что сделано?» или «По следам наших выступлений» иной раз сообщали не только про громкие увольнения, но и про посадки, если не про расстрелы. Не то что сейчас – мели, Емеля! Гуляй по буфету! Столько уже всего написано, и сказано, и напечатано, и показано. Хватило б на то, чтоб весь личный состав всех министерств и ведомств поменять и еще на сдачу пару импичментов провести; но караван, несмотря на это, идет, такой у нас народ, ему хоть публикуй в глаза, а все божья роса.
В этих ленивых, больше в шутку, перепалках у меня родился даже и вот какой аргумент: да если б я был еврей, то при Советах еще уехал бы из, казалось бы, бесконечного и тупого брежневского совка – в какой-нибудь Нью-Йорк, по израильской визе, застряв по пути в Вене или под Римом и, как говорится, перекомпостировав билет… Или если б во мне вместо коммерческой жилки восторжествовала лирическая патриотическая составляющая, не вылезал бы с ближневосточных войн, рассуждая на тему приблизительно «есть такая профессия – родину зачищать». Или как старый германист давно б уехал туда, в Германию, на все их там красивые пособия, по еврейской квоте, пока та не исчерпалась.
И вот можно подумать: тогда-то, допустим, был смысл бы в этом; а сейчас-то зачем?! Записываться в евреи? Когда все прошло? Тем более будучи чистым гоем?
Впрочем, выгоду от своего как бы еврейства я получил, врать не буду. Таки получил, да. Когда началась первая чеченская. Как только — так сразу. В первый же ее день. Меня трижды остановили на улице менты, один сзади, с автоматом, другой спереди, тыкая в живот «калашниковым», с присказкой «как вы уже достали, понаехавшие с Кавказа» — а я смахивал, нося бородку и на голове что-то там по три миллиметра. И сразу кинулся отращивать прическу подлиннее, и, как только сами собой завились, не как у порядочных людей, кудри, – менты отстали. Ну а что, евреев сейчас не трогают.
Сейчас – нет. А дальше — кто знает, как будет в нашей нескучной непредсказуемой державе. Ну вот чему мы еще удивимся после всего, что уже имело место? Начиная с рабства, когда русские аристократы продавали своих детей, прижитых от крепостных красавиц, — как собак. С бород и утра стрелецкой казни, философского парохода, продразверстки и продзаградотрядов, расказачивания и раскрестьянивания и переселений народов туда-сюда-обратно, и великих терроров, и прочих людоедских ужасов, которыми наш этнос пробавляется на всем протяжении своей ладно бы только давней, так ведь и недавней истории.
И вот, как ни странно, еврейская — ну, отсылающая к евреям — тема получает новое звучание, лезет в новое окно — в наши времена в том числе, и вот прям в последние месяцы самой наиновейшей истории.
Как вспомнишь известную историю про золотого тельца, бессовестным поклонением которому древние евреи прогневили Бога, – так и волосы встают дыбом. Сегодня, когда как-то отошел золотой стандарт и на финансовую авансцену вышел валютный кумир, причем в русском случае речь идет скорее о нефти и газе, – ну кому ж не видно, что у нас идет поклонение углеводородному тельцу?
Ему приносятся кровавые языческие жертвы — в виде умирающих детей, на которых упорно не хватает валюты, пенсионеров и дорог, промышленности и сельского хозяйства и разного прочего. Этот углеводородный телец, как уже и дети понимают (выжившие), – через резаную крашеную американскую бумагу окэшивается во вполне себе золотого. Какой и был у евреев. А те не то чтоб плохо кончили, но наказаны или, точней сказать, наказываемы были своим богом так, что мало никому не показалось. Три-четыре отвечающих за грехи отцов поколения – это тот минимум, про который сказано в Книге. Рассеяние – немалая плата. Вспомнить да хоть вариант написания названия страны, который, кажется, у Блока встречается: Расея, Рассея. Рассеяние русских! Ну а как вы хотите? Безвозвратно удаляются в дальние края Сикорские и Зворыкин, и недавние нобелевские лауреаты по физике, вот же гениальный юноша Брин еще. А остаются – все больше силовики, попы и бандиты, самые большие радикальные патриоты, оттого такие беспощадные, что им за пределами РФ нету никакого применения, да и языков не знают к тому же. Вместе с ними — и рабочие какого-нибудь «Уралвагонзавода» или Тольяттинского азотного, — однако же пролетариат, как известно, не имеет национальности, и русских рабочих нетрудно заменить среднеазиатами даже в Москве, что мы и наблюдаем разутым невооруженным глазом.
Ну что, вперед? Или мы уже приплыли?