Цивилизация
Вот, стравили. Опять.
Гладиаторов заставили драться. А им скучно же, вот они и дерутся, развлекаются как могут. Покажи им палец — и уже смеются. В смысле плачут. Вот такая, казалось бы, невинная вещь, как Сталин. Все уже не считается. Ну что Сталин? Давно помер, нету его, империя его развалилась, идеология его экзотична, для отдельных фриков. Даже дальнобойщики, и те уж не лепят портретов красавца-грузина на окна своих предлинных колбас. Ну кто там был главней — Плеве или Витте? Никакой разницы, сегодня-то. Все сгнило и истлело. И вот пожалуйте — написал человек про Сталина письмо. И понеслась! Начали ссориться друг с другом люди, чьи отношения пережили и Ходора, и Болотную, и пусек, и третий срок, и уж не знаю что. Начали рвать отношения, жалеть, что раньше подавали руку, обзываются. В общем, все как всегда! У нас стабильность. Уверенность в завтрашнем дне.
Бей своих, чтоб чужие боялись. Это по-нашему.
Про бывшие братские республики уж мы и не говорим. Для жителей каждой из них придуманы обидные прозвища. Дальнее зарубежье, как вы понимаете, не обсуждается вовсе. Теперь и собственно русские рассыпались на Москву и провинцию — так это давно уже. На городских и деревенских еще давнее. На, типа, чисто русских из России и подозрительных и ненастоящих русских из республик — и такое было, процесс обозначился в 1991-м. Где-то в то же время появились ретрограды и прогрессисты. Западники и славянофилы передают свои гены во все новые и новые поколения, и возникают все более причудливые мутации внутри этих пород.
Деление есть еще и на вольных и зэков. Зэки, в свою очередь, как известно, бывают, к примеру, блатные и мужики, и еще же опущенные. Когда этих вот последних, убогих, пытаются отселить ото всех, откормить, дать им какой-то отдых — ничего из этой затеи не выходит.
На новом месте выстраивается новая иерархия, с новыми паханами и новыми опущенными еще ниже и ничтожней просто опущенных. Новая там вертикаль строится, заметим, без участия Путина. Люди голосуют сердцем. Живут, как Бог на душу положил. Именно таким манером, а не каким иным.
Уж, кстати, на тюремную тему. Как-то обозначилась, но вскоре исчезла с поверхности тема: мы-де делимся на детей зэков и детей надсмотрщиков. Исчезла тема, потому что она страшна. Слишком страшна. Тема, пардон, дела врачей и прочих форм антисемитизма тоже непростительна и слишком уж мрачна, она весьма себе палаческая, говорю это как чистый гой, то есть тут голос разума и сердца при полном безмолвии крови. Если вникнуть, то государственность нашего, то бишь советско-российского, антисемитизма ужасней и дремучей того, что был в других странах. Потому что у нас не было никаких покаяний, и раскаяний, и возмездий, и компенсаций. Мы ж не немцы какие. Вот еще — каяться. Чего там они, евреи, носятся со своими страданиями. Ну далее — белые ленточки против тех, кто за ментов. Pussy Riot — за и против, с взаимной ненавистью. Атеисты насмехаются над православными — вот, типа, мракобесы! А вот еще такая роскошь, как противостояние домашних детей и сирот, последним не достается ничего, потому что победитель забирает все. Что такое детдомовский? Все понимают его место в социальной иерархии нашей. И в социальном лифте — застрял. Это в лучшем случае. А так-то же лифт еще может сорваться с троса и улететь в шахту, проломить фундамент, пролететь бывший котлован и приземлиться в преисподней!
Какого еще не было разделения? По росту? По весу? По здоровью? Было. Гляньте, вон в предсмертной нищей тоске среди разбрызганного по стенам гноя желтеют и синеют доходяги, стационарно или амбулаторно, и как это про сырую землю — что они покидают нас, с пожеланием нам счастливо оставаться. Сытый голодному не товарищ, а здоровый — больному и уж тем более подыхающему.
По возрасту еще есть разделение — есть, посмотрите на стариковские пенсии! Молодым можно пока отдыхать, что их ждет впереди — известно и им, и нам. Если начать париться на эту тему, так можно и умом тронуться раньше времени. Это приблизительно то же самое, что и информация об ингредиентах колбасы: надежды никакой, исправить невозможно, повлиять как-то нереально, сдохнуть с голоду добровольно — ну как-то слишком радикально, перейти на нормальную съедобную природную еду — ха-ха-ха-ха-ха, даже и не смешно.
Общество расщепилось на атомы, на индивидов, на единицы, метла рассыпалась на прутья, ею нельзя теперь мести, да и никакой работы сделать ею нельзя, это теперь отдельно взятые прутики, ни к чему и ни о чем.
Они-то думают, каждый из них, о себе, что он ого-го! Но зачем они нужны, для чего, какая цель? Примотаться к какой-нибудь посторонней, чужой метле? Пристроиться к ее благополучию и счастью и единению вражеских прутиков? Или проснуться на помойке, среди других ненужных предметов, которые отдельно от всего пустые, лишние артефакты?
Дом, разделенный внутри, не устоит (сказано в Книге). Да он и не хочет. Воронья слободка загорелась с четырех концов. И все были в итоге счастливы.
А счастье — это не «когда тебя понимают» (та формулировка была предложена в фильме для подростков персонажем-отличником, которому не давали девчонки, а давали спортсменам). И счастье — это не когда ты сыт, пьян и нос в табаке (если мы говорим про нашу страну). А все-таки это скорей другое, в нашем-то случае — когда ты говоришь все, что в голову взбредет, соответственно, ссоришься со всяким, кто вдруг с тобой не согласился, и в итоге, в некоем промежуточном итоге, тебя боятся и не хотят с тобой связываться. А вот с этим со всем у нас нет проблем.
Просто не все еще догадались, что наше местное определение счастья вот именно такое. Как только договоримся о терминах — а это часто и есть самое главное, — все встанет на свои места. Перестанем себя обманывать, что якобы наша жизнь нам не нравится.
И мы начнем наконец ей радоваться, жизни. Че дурака-то валять. Другой не будет.
